Северный путь

Резерв не восстанавливался. Сколько бы Морти ни отлёживался в постели, сколько бы ни пытался услышать ветер и слиться со стихией, ничего не происходило. Тело стало каменным, а внутри болезненно ныла пустота и волнами поднимался могильный холод. Неужели люди без дара всегда чувствуют такую слабость? Невыносимо! Эглаборг отпаивал его зельями, латал ауру. Не помогало. Целитель уверял, что просто потребуется больше времени, но в его взгляде сквозила безнадёжность. Только Финист не позволял Охотнику погружаться в уныние: доставал его до тех пор, пока Морти не наедался и не выпивал лекарства, заставлял вставать из постели и прохаживаться по комнате, рассказывал новости, словно стремился загладить вину, стать другом. Похоже, и тут Ноэль постарался: окружил своими шпионами, чтобы даже вдалеке следить и управлять. Поистине, внук своего деда. Но злиться на настырность лучшего друга сил не оставалось. Покой не наступал даже ночью. Стоило сомкнуть глаза, как Морти вновь оказывался в пыльной комнате перед разбитым зеркалом. Тело дёргалось против воли, и сон как рукой снимало. Но хуже всего было ждать, когда Безликий объявит третье испытание. Охотник постоянно прислушивался к себе и к тому, что происходило за стенкой. Лишь бы не пропустить, когда Герде понадобится защита. За неделю он отлежал себе все бока. Мышцы затекли, а в голове шумело. Солнце в это утро светило в окно так ярко, что захотелось выйти на улицу и глотнуть свежего воздуха. Но стоило ступить за порог спальни, как Морти нос к носу столкнулся с Гердой. Он тосковал, но не решался проведать её, даже когда она спала. Слишком страшно было, что вилия поймёт, насколько он немощен и жалок. Совсем не герой без страха и упрёка, каким она его представляла. Хилый мальчишка, у которого даже сил замахнуться детским деревянным мечом не хватает. В памяти всплывал разочарованный взгляд отца после очередного неудавшегося урока фехтования. Как же тогда хотелось умереть, чтобы не думать, что он не достоин своей семьи. Что он – подкидыш, нежеланный ребёнок с печатью мар в виде уродливой родинки на затылке. Из-за неё в каждую неделю Мардуна поздней осенью за ним приходил Владыка Аруин вместе со своим Неистовым гоном. После победы над двуликим родинка пропала, преследование прекратилось. Казалось, что Морти избавился от проклятого наследия. Но с появлением Герды призраки прошлого вернулись в его жизнь, в том числе и новый предводитель Гона. Пастуху всё же удалось то, в чём потерпел неудачу его предшественник – сломить дух. А там уже и до полной победы недалеко. Герда была первым человеком, в чьих глазах Морти увидел неподдельное восхищение. Тогда он впервые почувствовал себя мужчиной, воином, способным на подвиг. И совершил его в Волынцах, до конца не поняв как. А после, когда было непереносимо тяжело и казалось, что враг несокрушим, Охотник представлял, что сражается ради маленькой вилии, которая зовёт его волшебным пением. Он побеждал. Всегда. Но если в её взгляде появится то же разочарование, что и у отца, сражаться будет незачем. Однако сейчас Герда смотрела настороженно и решительно, потешно сжав крохотные кулачки. Как же он соскучился! Хотелось прижать её к себе и не отпускать никогда. Морти застыл, стараясь держать спину ровно и не показывать, что голова идёт кругом, а ноги подкашиваются. Разговор с Гарольдом окончательно его добил. Как проповеднику удалось одолеть крыс? Или всё было подстроено? Он в сговоре с Пастухом так же, как Лучезарные в сговоре с Мраком? Что же делать? Да и надо ли? Пускай уже всё будет хорошо, и Охотник сможет уйти на покой. Но даже добраться до спальни не вышло: слабость взяла верх. Да ещё при Герде! Уж конечно, она не сдержала жалости. От этого словно огнём обожгло, сильнее даже, чем от пощёчины. Морти сорвался: закричал и как последний трус забился в угол у себя в спальне. Ждал, когда Герда вернётся, чтобы окончательно развенчать его. И она пришла. Принесла еду и попыталась кормить его с ложечки, как маленького. Какое унижение! Морти ел сам, давясь каждым куском, и не находил слов, чтобы объясниться. Только когда Герда собралась уходить, удалось выдавить из себя просьбу, что вот уже неделю жгла изнутри. Единственное чувство, последняя сладко-горькая эмоция. Останься. Побудь рядом. Не бойся и ни о чём не спрашивай! Стоило обнять Герду, как пустота внутри заполнилась тёплой негой. Стало так хорошо, что хотелось раствориться в этом чувстве. Он говорил какие-то глупости, она отвечала. Охотник наблюдал за всем поверх своей головы, прислушиваясь лишь к ощущениям в теле. Почему он не позвал её раньше? Ведь знал, что только от её присутствия становится легче. Всё чего-то боялся. Осуждения домочадцев? Ноэль прав, к демонам совесть. В конце концов, это дом Морти. Здесь всё сделано его руками. Здесь он устанавливает правила. Какая разница, что подумают остальные? Важно только, что подумает Герда. А она поймёт, она согласится. Уже согласилась. Самая родная. Самая нежная. Моя. Наконец, он провалился в сон без сновидений. Герда была рядом, и ничто не тревожило его покой. Ничто, кроме язвительного голоса: «Какая идиллия! Но ты так и не признался ей, хотя обещал. Самое время для последнего испытания. Держись, на этот раз поблажек не будет. Либо ты побеждаешь по всем правилам, либо я заберу Герду навсегда». ‍