Страница 52 из 145
— Зачем? Я нелепо выгляжу? — вяло удивился он.
— Нет, наоборот, — усмехнулась я. — Молодой Страж, герой военной компании, любимец маршала и просто красавец. Все женщины уже заочно в тебя влюблены, а мужчины завидуют. Смотри, какие томные взгляды бросают на тебя те дамы.
Микаш оглянулся, кисло скривился и ответил в своем духе:
— Пускай отвернутся.
Я не выдержала и прыснула в кулак.
Солнце уже пряталось за горизонт. Пряно пахла летняя ночь, пела стрекотом цикад. Зазывно горели большие окна, внизу огороженные балюстрадами, мелькали силуэты людей, у окруженного колоннадой входа дежурил в парадной форме почетный караул, проверял у гостей приглашения и пропускал внутрь. Нас удостоили лишь мимолетным взглядом, забрали приглашение и распахнули большие двери. Впереди по узким ковровым дорожкам вышагивали празднично одетые пары, но были и одиночки, и большие шумные компании. Официоз предпочли отставить в сторону, уступив светской фривольности. Собирались за большими, расставленными вдоль стен столами в обеденном зале. От деликатесов, сплошь заполонивших белые скатерти, поднимались аппетитные и не очень запахи. Некоторые блюда я не узнавала, некоторые: улитки, мидии, морские гребешки — вызывали дурноту одним своим видом. Я-то к этому привыкла, а каково должно быть Микашу?
Нас усадили у бокового стола между другими гостями. На деревянных табличках было вырезано: командир Микаш Остенский и гостья. Надо же, какая честь. Я пихнула Микаша локтем под столом и указала глазами. Хотела развеселить, но он лишь коротко повел плечами. Нервничал?
Началась трапеза, сновали слуги, унося пустые подносы и подливая вина в опустевшие кубки. Ели много и жадно, только я как всегда была переборчива, хотя пробовать приходилось больше, чем хотелось, чтобы незаметным толчком под столом предупредить Микаша брать или не стоит, чтобы потом не плеваться и не маяться животом. Все шло нормально. Мы цедили крепкое сухое вино мелкими глотками. Микаш явно побаивался захмелеть и потерять контроль, а мне и вовсе не хотелось. Гости шумели, тосты гремели над столами: поздравляли друг друга со знатной победой, обсуждали, как зададут жару единоверцам и изгонят их из Сальвани в безжизненный Муспельсхейм, откуда на заре времен бежали наши предки. Мы молчали. Я изучала обстановку, Микаш был сосредоточен на том, чтобы не напортачить с манерами. Только когда с пренебрежением отзывались об отсутствующем маршале, которому по словам многих давно уже пора было отказаться от отжившей свое традиции гоняться за демонами по долам и весям и обратить все ратные силы на подавление бунта. Пускай голодранцы увидят истинную мощь ордена и устрашатся, пускай земля напитается их нечестивой кровью, а воронье пожрет гнилую плоть. От этих разговоров мне становилось не по себе, перед мысленным взором вставали жуткие картины: огонь и тьма мешались друг с другом в неистовой схватке, уничтожая все вокруг. И рыцарей, и единоверцев, и зверье, даже демонов поганых со всемогущими духами — и то пожирали, пока не оставалась голая темная пустота вокруг.
— Ну что же, все говорим и говорим, а давно пора слово передать нашему новоиспеченному герою, а мастер Остенский? Почтите нас хорошим тостом? — смеясь, спросил вдруг один из высокопоставленных Стражей.
Я ожидала, что Микаш остолбенеет, а потом начнет отнекиваться, но вместо этого он уверенно поднялся из-за стола, держа перед собой кубок и в точности повторяя поведение других тостующих. Вытянул шею и распрямил плечи, давая всем возможность оценить свой внушительный рост и стать. Глаза горели упрямой решимостью. Я внутренне сжалась. Когда он вел себя так, ожидать можно было только скандала.
— Я поднимаю свой кубок за того, кого здесь нет, но кто достоин почестей намного больше чем я, — заговорил Микаш ровным, но до того звучным, воодушевленным голосом, что он разлетался над столами, заставлял гостей смолкнуть и прислушаться, даже тех, кто слушать вовсе не хотели. — Его отваге и мастерству я обязан жизнью. Уверен, что и многие из присутствующих здесь тоже. Благодаря его стратегическому гению мы празднуем победу сегодня. Благодаря ему мы продолжаем быть орденом благородных Стражей, сражающихся против демонов за свободу и процветание всех людей Мидгарда. Почет победителю, почет Утреннему Всаднику, почет маршалу Комри! Да будут его дни долгими, а силы не оставляют род.
Неловкое молчание звенело и давило на уши. Гости замерли, таращась на Микаша во все глаза. И рассмеяться не могли, потому что боялись выказать неуважение к маршалу в открытую, и поддерживать не слишком жаждали. Микаш так и застыл с вытянутым кубком. Ждал с непримиримой решимостью в глазах.
— Почет маршалу Комри! — громко, чтобы все слышали, выкрикнула я и чокнулась с кубком Микаша.
Зал заворочался, словно древний заржавевший механизм вдруг начал приходить в движение.
— Почет маршалу Комри! Почет маршалу Комри! — слышалось неохотное со всех сторон, перемежающееся звоном кубков.
Микаш залпом выпил вино до дна и тяжело опустился на стул рядом со мной.
— Что я не такого сказал? — едва слышно шепнул он мне на ухо.
— Дело не в том, что ты сказала, а в том, как ты это сказал. С таким жаром только юные девицы по своим возлюбленным вздыхают. Я даже приревновала слегка, — усмехнулась я, и он тут же покраснел, как рак. — Да хватит тебе, я же шучу! Маршала Комри здесь не жалуют. Слишком своенравен и независим. Никто для него не указ.
Как-то я спросила о нем у Жерарда. Он с каким-то почти восхищением назвал маршала упрямым дураком, последним благородным человеком в Мидгарде.
— Это от того, что он умнее их всех вместе взятых и точно знает, что нужно делать безо всяких указок. Я видел его на военных советах и на поле брани. Без него не было бы этой победы, не было бы армии. Он и есть единственный подлинный Страж, что стоит между людьми и сумеречным миром демонов.
— Утренний всадник, наследник Безликого? — я снова усмехнулась его наивности. — Не создавай себе кумиров — разочаровываться потом будет очень больно. Идеальных людей нет.
— Да нет, я просто… не важно, — он замолчал на полуслове и уткнулся в собственную тарелку. С остервенением мочалил ножом жесткий кусок говядины с кровью и заглатывал мелкими кусочками.
Зря я его задела, наверное.
После обеда гостей пригласили в бальный зал. Все чинно шествовали в украшенный хрустальными люстрами и канделябрами зал, паркет сверкал в радужных бликах, они же разукрашивали узорами золотисто-персиковую драпировку стен. Богатый скрипичный оркестр собирался в углу: скрипки, арфы, трубы, флейты, даже громоздкий клавесин — последнее нашумевшее в прошлом году изобретение круга книжником, созданное совместно с гильдией мастеров музыкальных инструментов.
Гости вальяжно собирались в группки вдоль стен, переговаривались громким шепотом. Некоторые ушли в маленькие соседние комнаты, предпочитая танцам игры в карты и кости. Кто-то выходил на балконы освежиться, дамы в пышных платьях из бархата и атласа обмахивались большими пестрыми веерами. Летом вечера в Эскендерии стояли душные. Мраморные стены щедро впитывали жар знойного южного солнца и продолжали источать его еще долго после того, как само солнце скатывалось за горизонт. Да, такие пышные платья — тортики с кремовыми розочками — хороши были в промозглом Ильзаре, а не здесь. Я радовалась, что оказалась достаточно дальновидна, чтобы выбрать другое, а радушный портной согласился его сшить. Теперь хоть потом пахнуть не буду.
Мы с Микашем подошли к шумной компании молодых командиров, которые призывно смотрели на него. Видно, сослуживцы.
— Ну что же ты, совсем зазнался, а герой? Даже со старыми друзьями поздороваться не хочешь? — подошел к нам высокий светловолосый норикиец. Явно знатного происхождения, холеный, в дорогом темно-зеленом костюме с золотыми запонками и обшитом по краям манжет, воротника и штанин золотым позументом. Красивыми породистыми чертами он чем-то отдаленным напоминал моего кузена Петраса. И в глазах сквозила та же наглая уверенность в собственной вседозволенности.