Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 138 из 145



Я повернулась к нему, прекрасно ощущая его тоску по его собственной семье, которую он так и не успел долюбить до конца. Ах, если бы реки времен можно было повернуть вспять, чтобы он снова смог пережить эту радость от зарождения чувств, горячую, пылкую восторженную влюбленность, то тихую и сдержанную, то больную и клокочущую, глубокую, как воды океана, любовь и безмятежное счастье в ожидании прекрасной новой жизни.

- Я сделаю это. Ради тебя.

В дверь постучали. Микаш! Я так обрадовалась, что он наконец-то пришел. Так соскучилась. Хотела с порога бросить к нему на шею, расплакаться и расцеловать. Отперла засов, потянул за ручку.

- Нет, Лайсве, стой! – запоздало донесся испуганной выкрик Безликого.

Я обернулась. Кто-то резко нажал пальцами у меня над ключицей. Я обмякла, и мир вокруг схлопнулся в черное небытие.

***

Дни в приграничном дозоре тянулись ленивой улиткой. Врага они так и не видели. Только ловили беженцев, бродяг и разбойников на большой дороге. От того, что постоянно приходилось проводить допросы и «читать до дна», голова шла кругом. Большую часть отпускали: вышвыривали пинком под зад подальше от города. Тех же, кто вызывал малейшие подозрения, отправляли под конвоем в город, где их допрашивали куда более опытные дознаватели из созданного недавно специального отряда при главном штабе ордена. Там уже и решали, упечь или казнить. Все больше казнили.

Даже Микашу дали такие полномочия, но отказывался пускать их в ход до последнего, памятуя слова маршала. Да и чувствовал неладное. Этот запах людской крови в воздухе воспалял внутреннего демона, наполнял ядовитой горечью, тревожным ощущением, что стоишь на самой грани и вот-вот сорвешься, передашь контроль и начнешь крушить и резать все подряд без разбора.

Несколько раз натыкались на сховища мелких демонов. И Микаш первым мчался в бой, а после парни рассказывали, что никогда, даже в самых жарких схватках, не видели его настолько яростным. Как не знавший пощады стальной вихрь, даже подойти страшно – изрубит и не заметит. И вправду не замечал ничего вокруг.

Знал, что это – отчаяние. Ощущение неминуемо приближающегося конца. Не будет больше походов, не вернется маршал, даже от ордена самого, поди, почти ничего и не осталось. Так только, сбившаяся в стаю свора побитых псов, огрызающаяся из последних сил, отступающая до самого обрыва, чтобы сверзиться на острые камни.

Страшно. Даже не от того, что теряет с таким трудом приобретённые почести. Не от того, что будущее скрылось в зловещей мгле. А от того, что ясно лишь одно – перемены эти ни к чему хорошему не приведут. Это и есть конец, конец времен.

Микаш постоянно чувствовал, что за каждым его шагом следят. Свои – смотрят исподтишка, перешептываются за спиной, перемалывают каждую неудачу, каждое необдуманное слово или жест, додумывают то, чего никогда не было. Чужие – Микаш порой будто кожей ощущал их заинтересованные взгляды. Издали, откуда-то из-за кромки горизонта они тянулись к нему темными щупальцами и нашептывали: приди к нам, будь одним из нас, мы исполним все твои сокровенные желания, мы сделаем тебя великим, ты спасешь орден! Он упрямо мотал головой и повторял себе: не поддаваться, что бы там ни было не поддаваться, оставаться верным своему слову и своему маршалу. Только так и никак иначе. Он не станет плохим, он не станет предателем!



Новости доходили до них с большим запозданием. Что атака единоверцев отбита – хорошо. Но победа праздновалась с привкусом горечи, совсем не так, как когда они одерживали верх над демонскими ордами. Тогда это был праздник жизни, а теперь уныние над пролитой братской кровью. Оно ощущалось даже в поздравлениях и тостах.

Еще до этого прошел слушок о том, что старший сын Гэвина сильно покалечился во время испытаний. Маршал сидит у его постели безвылазно и теперь уж точно вряд ли вернется к делам ордена – свои бы поправить. А о том, что Гэвин нашел себе нового протеже и все-таки возвращается на Большой Совет, от Микаша и вовсе пытались скрыть. Краем уха он слышал об этом грандиозном событии – показе легендарного источника трех всемогущественных Норн, что рекли божественную волю. Лайсве у него в голове плохо ассоциировалась с этими легендарными, нечеловеческими созданиями, поэтому он даже не понял сперва, что речь именно о ней и ее работе. Про Гэвина же он догадался из обрывков фраз. И что боялись его, Микаша, реакции. Жалели, что его больше не будут поддерживать и скорее всего снимут с должности. Сам Микаш воспринимал все это с легкой ироничной усмешкой. Ну не ревновать же в самом деле, уж точно не сейчас. Маршал знает, что делает. Если выбрал другого – значит, так для чего-то нужно. Верить и ждать – единственное, что им оставалось.

Но дождались они лишь скупого приказа о возвращении в город. Там их ждал маршал. Микаш гнал свои войска из последних сил, словно чувствовал - во что бы то ни стало надо успеть. Время утекает сквозь пальцы – совсем как говорил сам Гэвин. Мгновение промедления, и хрупкое счастье истает, как мираж.

Эскендерия встретила их тревожным солнечным забвением. Безлюдные улицы, глухо закрытые ставни, неестественно вычищенные мостовые. И только цокот копыт зловещим эхом отдается в угрюмых каменных стенах. Только на подъезде ко Дворцу Стражей стало понятно: весь народ тут. Происходит что-то небывалое. Микаш спрыгнул с коня, отдал поводья оруженосцу и, расталкивая зевак локтями, принялся прокладывать себе путь в самую гущу. Гул перешептываний с трудом связывался в осмысленные сообщения: что-то случилось на Большом Совете. Пророчества Норн, явился сам Безликий! Орден вот-вот падет. Может, прямо сейчас сквозь землю провалится, ага, да в самую сумеречную реку душ. Даже сплюнуть от досады некуда – обязательно кого-нибудь заденешь.

- Как думаете, правда? Потомок самого Безликого? Да что-то не похож. Нет ну рослый, пригожий, слыхали, сына самого маршала спас – на себе с поля битвы унес. Герой! Кому быть потомком бога, как не ему? Да-да, сам маршал Комри объявил, а он никогда не врет! Даже в отставку подал, чтобы уступить мальчику место. Да-да, Комри же сподвижниками Безликого были – уж кому, как не маршалу.

Микаш на мгновение замер, не веря, пытаясь осознать… Маршал подал в отставку? Уступил место сосунку, которого обозвал потомком Безликого?

Заработал локтями еще яростней, чтобы только увидеть. Люди повсюду громко возмущали и шипели, но ему было плевать. Пробился к самому помосту для выступлений. Посреди него стоял, видимо, тот самый малец, о котором в последнее время только и говорили. Действительно, высокий и крупный, ни в чем не уступавший Микашу, разве что молодой совсем, не успевший заматереть и растерять наивный блеск в угольно-черных глазах. Открытое лицо с правильными чертами. Черные волосы, без синевы, как у маршала, заплетены в церемониальную прическу, одежда очень скромная, из немаркого темного сукна. Микаш и сам ходил в такой же, когда только-только поступил в орден.

«Ойсин Фейн», - несколько раз громко повторяли его имя стоявшие рядом высокопоставленные Стражи. Видно, решили сразу взять парня в оборот под свое крыло, чтобы направлять в нужную сторону. Он мялся, сутулился, краснел, явно не привыкший к такому вниманию, но все же улыбался широко и счастливо, явно обрадованный такому родству.

И почему-то вспомнился совершенно другой Фейн. Завернутое в белый саван тело со страшными ранами. И маршал, который предпочел спасти безродного новобранца, а не опытного командира звена… потомка Безликого. Да и не чувствовалось тогда в нем ничего божественного, даже просто таинственного, как и в этом юном наивном мальчике сейчас. Ну да, силен, с уникальным даром, пульсирующим синими прожилками в ауре. Подающий надежды телепортатор, но не больше.

- Маршал! Где маршал? – Микаш принялся расспрашивать всех, кто стоял рядом.

Его не слушали, не отвечали. Все внимание было приковано к марионеточному мальчику на помосте. Его плечи уже укрывали роскошным маршальским плащом, подбитым самым дорогим белым песцовым мехом, а на голову водружали серебряный венец с синими каменьями.