Страница 39 из 54
А ноги принесли её к старой крепости. Она прошла через мост и сразу свернула направо к башне-донжону. Пройти там не получилось из-за разросшихся кустов и мусорной свалки, а ещё из-за того, что кто-то устроил здесь отхожее место. Вся эта мерзость запустения заставила её сжаться от обиды. Что же это творится? На кладбище живут люди, из памятника истории сделали отхожее место... Им что, ничего не нужно: ни памяти, ни чести, ни совести? Но не все же такие. Кира вспомнила свою попутчицу Катю и подумала, что та точно так же остро и горько, как она, переживала бы эти мерзости.
Осталось третье - последнее - место, куда она обязана наведаться и ради которого приехала в Каменецк: дом под зелёной черепицей. Раньше с моста, ведущего к крепости, можно было увидать его белые стены и крышу. Но теперь в городе понастроили точечных многоэтажек, и они скрыли старые уютные домишки. Кира двинулась в сторону своего дома. Шла и ужасно трусила - вдруг и там пусто, грязно и мерзко?
Вот осталось пройти чуть меньше квартала, свернуть налево и... дом, её милый родной дом радостно светился чистыми белёными стенами, улыбался свежеокрашенными ставнями и зеленью черепицы. Кира вздохнула с облегчением: ну хоть что-то сохранилось! Именно "хоть что-то", потому что теперь не было сада со старой яблоней, устроившись в развилке которой они со Штефаном пили шампанское, отмечая своё странное венчание. Не было большой круглой клумбы, где маменька выращивала розы, а мачеха - петрушку и укроп. И ещё пропали роскошные кусты сирени.
Но в ранних ноябрьских сумерках светились окна кабинета и гостиной. В доме кто-то жил! Он не стоял разорённый и мерзостно запущенный. Кира решила, что попросит тех, кто там теперь живёт, всего лишь пройти по комнатам. Как она объяснит своё желание жильцам дома, она ещё не придумала, но её рука уже поднялась, чтобы постучаться. Она не успела стукнуть в дверь, как та уже открылась. Две старушки, два божьих одуванчика, ласково улыбались ей с порога дома:
-Наконец-то! Долго же мы тебя ждали!
-Входи, входи скорее. Устала, небось, блуждая по городу?
-Конечно, устала. Что за вопросы ты задаёшь, Аннушка!
-Ах, ладно, Ирочка, не сердись. Кирусик, что ты стоишь?
Старушки тащили её в гостиную, успевая спорить друг с другом и смеяться одновременно. Кира только таращила глаза, потом не выдержала:
-Не может быть! Неужели вы - Аннушка и Ирочка?
-Кто ж ещё? - удивились старушки. - Садись сюда, за стол. У нас чайник вскипел, печенье твоё любимое - с корицей - есть.
Это не могло быть правдой. Но это было: старенькие сестрички и её старый добрый дом.
-Понимаешь, мы всегда знали, что рано или поздно ты появишься. И мы ждали тебя, потому что должны кое-что вернуть. Ирочка, принеси...
Когда Ирочка вышла, Аннушка, понизив голос, пожаловалась:
-Она так сильно постарела... Видит уже плохо, да и память иногда подводит.
-Мне всё не верится, что я вас вижу. Аннушка, как вы жили все эти годы?
-Жили... как все, так и мы. Одна война, революция, другая война...
-А Вера Ивановна?
-Мамаши не стало летом двенадцатого. Её Васенька застрелил. Помнишь урядника нашего, Васеньку?
-Как же это?
-Они поссорились с мамашей сильно, - Ирочка вошла, прижимая к груди небольшой свёрток, - он и пригрозил, что заново проведёт расследование по делу о смерти купчихи. Да ещё сказал, что имеются подозрения насчёт твоих родителей. А она ему в ответ пригрозила, что сообщит его начальству о том, как он девочек растлевал да делишки тёмные проворачивал.
-И она схватила нож да как ткнёт ему в бок... Он и свалился, но успел-таки из револьвера выстрелить. Так их и нашли, - Аннушка покивала, при этом гулька из волос на её затылке сползла набок.
-Какой ужас!
-А мы вернулись сюда. Здесь и живём.
-Вдвоём? Замуж выходили?
Ирочка засмеялась:
-Не выходили, а выбегали. Попробовали выйти, да мужья непутёвые попались. Выгнали их и решили, что никто нам не нужен.
-Вот тебя ждали.
-Кто ж вам сказал, что я приду? - удивилась Кира.
-Так твой жених бывший - Иванов. Он прямо заявил: ждите, придёт. Надоел он нам - сил нет.
-Да, надоел ужасно. Как придёт, так сядет и сидит, сидит... Хорошо, что ты за него не вышла, Кирусик. Противный он, подлый.
-Ну хватит байки травить, - строго посмотрела Аннушка, - вот возьми.
Она подтолкнула свёрток к Кире. Та взяла пакет, развязала верёвочку, развернула бумагу. Перед ней лежал плоский футляр и серебряная сумочка из кольчужных колечек. Кира открыла футляр, и нежный жемчуг засветился, замерцал на его атласной обивке.
-Маменькин жемчуг! Как он здесь оказался? - залюбовалась она жемчужинами.
-Как? Не догадываешься? Мамаша стащила - вот как. Теперь мы вернули его. И сумочку тоже.
Ирочка положила сухую ладошку на Кирину руку:
-Ты не держи зла на мамашу, Кирусик. Она несчастная была: суетилась, всё богатства хотела, денег каких-то. Дом этот мечтала к рукам прибрать. И почти получилось у неё, а тут ты с этим своим доктором. Злилась она ужасно.
-Да-да. И всё придумывала, как отомстить тебе. Уж как мы с Ирочкой её упрашивали оставить всё как есть - ни в какую. Нет, говорила, изведу их всех. На кладбище ночью стала ходить, ворожила-колдовала там... Глупость это всё. Нам кажется, она тогда умом двинулась. Господин Иванов частенько бывал у нас и выговаривал мамаше за что-то. Уж так ругал её!.. А потом она с Васенькой сильно повздорила...
-А мы, спасибо тебе, в этом доме жили. Ты пей чай - у нас он вкусный.
Кира пила чай с песочным печеньем, посыпанным корицей и разглядывала гостиную - ничего не изменилось. Поразительно, всё на прежних местах, всё сохранилось, словно и не было шестидесяти с лишним лет в прошлом.
-А можно мне в папенькин кабинет? - спросила она.
Старушки засмеялись.
-Конечно, можно. Это же твой дом. Здесь тебе всё-всё можно.
В кабинете всё осталось таким, каким она видела его в последний свой приезд весной 1912 года. Маменькино "приданое" - резной сундук, её любимое кресло-качалка; диван, на котором уснул навсегда папенька (или не уснул?), письменный стол с собачкой-пресс-папье - всё было на своих привычных местах.
-Какие же вы умницы! - расчувствовалась Кира, - всё сохранили!
-Ну да, как ты оставила, так и стоит.
Аннушка переглянулась с Ирочкой, та кивнула.
-Так ты больше не сердишься на мамашу? Кирочка, не сердишься?
-Конечно, не сержусь. Чего уж теперь-то!
Старушки покачали головами:
-Ты прощаешь её? Скажи, прощаешь?
-Да что вы, право! Всё давно в прошлом, что об этом думать-то?
-Нет, - настаивали сёстры, - если прощаешь, так и скажи, мол, прощаю вашу мамашу, совсем прощаю и не держу на неё зла.
-Ну хорошо, - не стала сопротивляться Кира, - если вы настаиваете, вот: я прощаю Веру Ивановну и не держу на неё зла.
-Спасибо, дорогая, спасибо! - со слезами на глазах, они кинулись обнимать Киру, - как же мы этого хотели! Как ждали!
Кире даже стало неловко. Она взглянула на часы: время пролетело незаметно, пора ехать на вокзал. Сёстры грустно переглянулись:
-Уже уходишь?
-Да. Уже пора. Теперь, наверное, не скоро увидимся?
-Почему же? - лукаво посмотрели на неё сёстры, - может, ещё и увидимся.
Она вышла на ночную улицу (и куда улетело время?), и её сразу окатило густым мокрым снегом. Порыв ветра чуть не сбил с ног. Кира оглянулась. Старушки, кутаясь в тёплые платки, стояли на крыльце и махали ей вслед руками. Ветер развевал их седые волосы, подолы длинных юбок, но они не уходили, улыбались Кире сквозь вихрящиеся снежинки. Она махнула рукой им в ответ и побежала, низко пригибаясь от порывов ветра, на остановку автобуса. Умиленное состояние переполняло её. Милые, славные девочки-старушки! Как трогательно они выпрашивали прощение для своей жестокой мамаши! Как бережно хранили тепло старого дома! Подумать только, они ожидали её, Киру, чтобы вернуть украденные Верой Ивановной вещи... Тут Кира остановилась: к ним приходил Иванов. Она отругала себя: надо было спросить, когда он к ним приходил?