Страница 22 из 54
И даже получив на руки все папки этого странного дела и узнав из архивных документов печальную историю Нины Ивановой, не смог простить ей своего детдомовского детства. Он с упорством ищейки находил новые документы, и даже его работа за границей была связана именно с этим давнишним делом.
Конечно, встреча с Вацлавом Ивановым не была случайной, всё тщательно подготовили и спланировали сотрудники отдела. Вацека долго "вели", проверяли, пока наконец-то не доверили что-то пустячное. "Племянничек" - это он придумал Иванову такое имя - с заданием справился, а после окончания университета вошёл в его группу. Но Александр Григорьевич, который не доверял вообще никому, в последнее время стал примечать в отчётах племянника какую-то недосказанность. Приметил и насторожился. Видимо, мальчишка решил сыграть свою игру. Орлов подозревал, что Нина Ивановна - он никогда, даже в мыслях, не называл её мамой - рассказала внуку нечто такое, о чём ранее умалчивала. Какую тайну открыла полубезумная старуха? Что скрывает подлец Вацек? Ничего, он, Александр Орлов, докопается.
Да, дело необычное, дело, растянутое на десятилетия. Вон какая папища образовалась! Орлов сотни раз внимательно рассматривал подшитые в старую папку документы. Здесь, кроме донесений разных сотрудников и осведомителей, были личные дела, так сказать, объектов. Александр Григорьевич расположился в своём кабинетике с окнами во двор. Здесь всегда было тихо, а ему нужна была тишина для долгих размышлений. На гладкой полировке стола лежала та самая папка с потрёпанными "доисторическими" тесёмками.
Он давно уже понял, что тогда, в тридцать первом году, сотрудники отдела пошли не в нужном направлении. Тогда они всё внимание сосредоточили на опытах некоего Андрея Афанасьевича Монастырского - учёного, занимавшегося проблемами долголетия. Геронтология - конечно, занятная наука. А Монастырский, если Орлов всё правильно понял, занимался тогда восстановлением организма и изучал возможности поддержания нужной стадии омоложения.
Вечная молодость! Кто ж не мечтал о ней?! Мы-то рождаемся и сразу топаем к ветхой немощности, и никакие ухищрения пока не помогают. Вот и грезит на старости лет какой-нибудь дряхлый старичок о молодильных яблочках. А что? Съел - и порядок! И не только простенький старичок или старушечка мечтают о прошедшей молодости. Мечтает об этом и кое-кто повыше сидящий. Зачем незаметным старичишкам молодость? Что с нею делать? Ну в ресторанах от пуза наедаться заморскими кушаньями, не боясь запоров да поносов, опять же с девочками закатиться куда подальше и повеселее. Нет, не эти детские шалости привлекали тогдашнее избранное начальство. Всех этих потрёпанных в житейских боях командармов да комиссаров, добравшихся до са-амого верха. Молодость бы вернуть - уж такого бы наворотили! А вечная молодость - это власть навсегда! Потому и предназначена такая радость лишь особо избранным, а таковых совсем-совсем не много.
Вот почему столь привлекательной была эта тема и почему столь засекречена. В том далёком уже тридцать первом году вёл дело Николай Николаевич Ларин. Дело, которое представляло собой либо сплошную загадку на грани мистики (материалисты в мистику не верят!), либо обычное головотяпство неумёх из соответствующего отдела ОГПУ. Ларин лично вводил в курс и наставлял юного неопытного Сашу Орлова перед его первой командировкой, он же рассказывал о тех, чьи личные дела теперь лежали в этой толстой грязно-жёлтой папке.
Возмужавший, заматеревший Саша, ставший Александром Григорьевичем, долгие годы посвятивший наблюдениям, сопоставлениям, анализу, а, самое главное, задвинувший свои материалистические воззрения в самое дальнее далёко, пришёл к выводу, что главное лицо в этой истории не исчезнувший странным образом профессор Монастырский, а объявившаяся в 1931 году из ниоткуда девчонка. Он настойчиво изучал её окружение и понял, что вся четвёрка: Стоцкая, Монастырский, Палёновы не просто связаны давним знакомством. Тогда он стал раскапывать "корни", то есть отслеживать знакомых этой четвёрки, потом знакомых знакомых и так далее. Он уже выучил наизусть донесения и показания Нины Ивановой - близкой подруги Стоцкой, - написанные в те давние годы.
Из этих бумаг всего лишь выходило, что она, Нина Иванова, обнаружила девчонку в начале ноября 1931 года, приютила её, считая душевнобольной, потому что найденная Стоцкая бредила и была неадекватна. Постепенно девушка освоилась, но бред её не проходил. В связи с этим пришлось показать её соседу-врачу, коим оказался - заметьте! - Андрей Афанасьевич Монастырский. Он тоже признал Стоцкую душевнобольной, получившей свою болезнь, возможно, в результате какого-то потрясения, что вполне могло быть, учитывая сложные двадцатые-тридцатые годы. Стоцкая близко сошлась Ольгой Палёновой и особенно её сыном, подрабатывавшем в лаборатории - опять-таки! - Монастырского.
Орлов пролистал несколько страничек и ещё раз прочитал протокол допроса Ивановой, где она описывала исчезновение всей означенной четвёрки. Бумажка с цифрами, капельки крови на листочке - и человек исчез. Мистика какая-то. Полный бред! Скорее всего, упустили их, как проворонили в своё время Сергея Палёнова. Правда, Иванова что-то лепетала об уходе в прошлое и в будущее. (Вот тут надо бы повнимательнее!) Даже дату этого самого будущего называла: 1975 год. Это признали нездоровыми проявлениями больного воображения Нины Ивановой. В том, 1931 году, сотрудники ОГПУ вели это дело как контрреволюционный заговор и долго ещё искали профессора Монастырского с украденными им журналами опытов. Исчез профессор вместе с бумагами - и всё. Можно дело закрыть и передать в архив. Но специальный секретный отдел всё же не закрыл, не опечатал папочку. Нет, наоборот доверяли её лишь особо доверенным с наказом не закрывать дело, а потихонечку заниматься им, дожидаться своего срока. Почему? Вот то-то и оно! Зацепила, закогтила их эта Стоцкая Кира Сергеевна. Потому как оставалась малю-юсенькая надежда: а вдруг это правда и она, эта Стоцкая, как блоха, из одного времени в другое прыгает? Откуда такие умения у девчонки? Врождённые или приобретённые? Изучить, разобрать её на винтики-гаечки, на кусочки-лоскутики, поковырять, поковырять да доковыряться до самой сути. Имея такие способности - это какие же дела можно наворочать!
Ну что ж, кажется, срок пришёл. Опять-таки помогла случайность. В своё время, занимаясь гражданкой Стоцкой, они постоянно делали запросы, ориентируясь на указанный в её документах возраст. Справку из жилконторы и все прочие бумаги Нина Иванова сразу сдала в отдел ещё в те давние времена. Там значился год рождения Стоцкой - 1915. Машинистка отдела пару месяцев назад, перепечатывая запрос, ошиблась и вбила почему-то год рождения 1951 - всего лишь цифры местами переставила. Спасибо ей за эту ошибку, потому как на запрос пришёл положительный ответ, и пошла крутить контора все свои механизмы.
Александр Григорьевич внимательно просматривал полученные списки с ориентировками и наткнулся на нужную. Позже стало очевидно, что это та самая Стоцкая, которую так долго поджидал их отдел. Вот ещё бы выяснить, что любимая мамулечка понарассказала любящему внучку. Орлов вынул из подшитого к сшивателю большого чёрного конверта фотографии и разложил их перед собой. Потом переложил по-новому: дореволюционные фотографии - верхний ряд, под ними фото тридцатых годов, а новые фотографии отложил в сторону.
Итак, Монастырский Андрей Афанасьевич. Наверное, симпатичный малый - теперь уж не разглядишь, фотография стала совсем бледненькая: вот он стоит в группе медиков перед отправкой на фронт в сентябре 1914 года. А вот он же на фотографии из личного дела отдела кадров института в августе 1928 и рядом же фото на паспорт для поездки за границу 1931 года. Только и на этих снимках лица не видать - лишь белые пятна какие-то. Видимо, некачественные растворы в те годы применялись для обработки фотографий.
Александр Григорьевич придвинул фотографии супругов Палёновых. С каким трудом удалось разыскать их! Вот здесь должна быть хорошенькая черноглазая Ольга с мужем - бледным, словно после болезни, но поразительной красоты мужчиной - в ноябре 1920 года. И опять вместо лица Ольги Палёновой белое пятно! Что за напасть случилась с этими снимками?! Вот они же десять лет спустя, её-то не разглядеть, а он такой же, будто и не пролетели десять лет. Только в глазах безнадежность и тоска. Орлов отложил фотографии, но тут же вновь придвинул к себе и, взяв сильное увеличительное стекло, стал всматриваться в лицо мужчины. Что-то мелькнуло в голове, какой-то обрывок мысли - и пропал.