Страница 15 из 54
"Дорогое платье" - это то самое, черное с золотом. Кира вынула его из саквояжа и аккуратно повесила в полупустой шкаф. У Шурочки глаза огнём загорелись при виде такой роскоши, но Кира сказала, что это платье им дали на хранение и трогать его нельзя. Видимо, когда Шурочка показывала свои вещички, зоркие дамы его углядели.
-Есть у Шурочки ботинки. Мы их 4 мая, да-да, на Пасху покупали и радовались, что будет в чём осенью ходить. Говорите, приличные они или нет? Что выпускает наша промышленность, то и носим, - огрызнулась Кира. Дамы возмущенно засопели.
-Вот-вот, - "зелёная шляпка" сердито посмотрела на строптивицу, - вы и детям нашим странные вещи говорите. Вы что же, осуждаете политику партии и правительства? "На Пасху..."! Красный угол из икон устроили! Это нормально? Может, ещё и в Бога верите? Да? Комсомолка, а лампадки жжёте!
-Я не состою в комсомоле. И у нас в стране пока ещё свобода совести: могу выбирать - верить в Бога или нет.
-Держите себя в руках, милочка! Что это вы таким тоном... Вы можете верить или не верить - это ваше дело. Но тут ребёнок, и вы за него отвечаете. Я так думаю, - она обвела взглядом дам-комитетчиц, - вашим моральным обликом мы ещё займёмся. Что-то мне подсказывает, что не всё у вас в порядке! Сын рассказал, как вы им в десятом классе книгу читали, там проститутки и спиртное пьют постоянно, и мужчина открыто сожительствует с женщиной. Это что, нормально?
-Вы только послушайте себя! - устало отбивалась Кира, - вы же говорите о "Трёх товарищах" Ремарка!
-Да хоть о четырёх! Что вы там им наговорили? "Любовь - главное в жизни"? Это какая такая любовь? Любовь должна быть к нашей социалистической родине, а человек человеку - друг, товарищ и брат. Так написано в "Моральном кодексе строителя коммунизма". А она, понимаешь, любовь в десятом классе... Вести такие разговоры - это вести антисоветскую пропаганду! И ничего удивительного, что ваша дочь дерётся, как беспризорник.
-Конечно, - "змеиная голова" раскачивалась на длинной шее, - вы у нас опытная и, так сказать, раннее - слишком раннее - материнство.... На наш взгляд, вы не можете одна воспитывать ребёнка. Что вырастет из вашей дочери? Уличная девица? Вы забили ей голову бреднями о потерянном отце. Неужели нельзя было ничего приличнее придумать? Вы не одна у нас в стране мать-одиночка. Почему другие могут сказать, что папа - лётчик и погиб, выполняя опасное задание? А вы придумали какую-то ерунду.
-Или эти портреты на стенах, - это уже вступила та, с ямочками. - Как это глупо - повесить портрет артиста и говорить дочери, что это её отец! Что ж, вы думаете, она не увидит его в телевизоре или в кино?
-Короче, мы составляем акт об обследовании и ставим вас на учёт. Вы обязаны следить за своим ребёнком. Если она продолжит своё безобразное поведение, то комиссия сделает вывод, что девочка социально опасна. Тогда нам придётся поставить вопрос о лишении вас родительских прав.
-Как лишение прав?! - Кире показалось, что она ослышалась. - Вы не смеете!
-Ещё как смеем, милочка. Общественность - это, знаете, какая сила? - дамы встали и направились к выходу. - Мы прямо сейчас не составляем документ для административной комиссии на лишение родительских прав лишь потому, что вы в нашей школе работаете. Даём вам, так сказать, шанс.
Кира осталась сидеть, бессильно уронив руки. Паника начала охватывать её: они хотят забрать у неё Шурочку! И если они подключат всю свою административную машину, то ей, Кире, с ними не справиться. Что же делать?
Девочка вбежала и бросилась к матери:
-Мам, чего хотели эти тётки? - она заглядывала Кире в лицо, - ну чего ты молчишь? А?
Кира сделала над собой усилие, строго посмотрела на Шуру:
-Не тётки, а женщины. Чего хотели? Ничего особенного. Просто предупредили, что будут неприятности, если ты будешь драться.
-Они сами задираются!
-Шурочка, никаких драк! И запомни: теперь все перемены ты у меня в библиотеке. Ясно?
-Ну да! Все гулять станут, играть, а я сиди и дыши пылью! - накуксилась девочка.
-Никакой особой пыли там нет. Не придумывай.
-Тебе тётя Вика звонила, - видно было, что Шура обиделась. - Просила перезвонить.
-Хорошо, спасибо, - Кира побрела к телефону. Неужели из-за детских шалостей - не называть же Шурины потасовки драками - можно отнять ребёнка у матери? Наверное, можно. Но что должен совершить ребёнок такого, чтобы комиссия лишила мать родительских прав? Какая-то серая тётка, которая никаких книжек в руки не берёт, наверное, кроме сберегательных, станет решать - забрать или оставить ей ребёнка.
Она совсем-совсем запуталась. И тут же вспомнила свою очередную промашку. Вспомнила и ужаснулась. Она, опять же по просьбе завуча, "заткнула" собой очередную дырку в расписании уроков. На сей раз это был не десятый, а всего лишь седьмой класс. Учительница музыки позвонила и сказала, что заело дверной замок и она опоздает на урок. А Кира, как всегда, привела Шурочку к первому уроку, и оставался ещё целый час свободного времени. Поэтому, когда беспокойные глаза завуча остановились на ней и та просительно глянула, Кира сама вызвалась помочь. Могла ли она предположить, что с седьмым классом будет ещё тяжелее, чем с десятым?
Семиклассники настроились лихо провести время на уроке музыки, а тут вдруг пришла какая-то библиотекарша - от горшка два вершка - и книжки им суёт. Мало они на литературе что ли читают! Через пять минут Кира поняла, что, если они не перестанут орать и носиться по классу, сюда придёт директриса и тогда всем мало не покажется. Но, в первую очередь, Савельева набросится на неё, и это будет совершенно справедливо: раз пришла в класс - работай!
Когда очередной маленький негодяй стал прыгать задом по клавишам старенького пианино и оно жалобно застонало, Кира просто взяла и с треском "нечаянно" захлопнула крышку инструмента.
Струны возмущённо загудели, а "деточки" на минуту замерли, вопросительно глядя на неё. Тогда Кира села на крутящийся табурет и откинула крышку пианино. Она пробежала арпеджио по клавишам и вдруг запела, чего сама от себя не ожидала. "Когда простым и нежным взором ласкаешь ты меня, мой друг...", потом, не останавливаясь, "Мне бесконечно жаль своих несбывшихся мечтаний, и только боль воспоминаний гнетёт меня" и замерла. Оболтусы сидели за партами и слушали! Едва она приободрилась, как раздался голос:
-Что это за старьё вы тут развели? "Хотелось счастье мне с тобой найти...", - кривляясь, передразнил её мальчишка, - кому это надо?
Кира открыла рот, чтобы попытаться объяснить то, что он всё равно бы не понял, но какая-то очень крупная девочка с дурацкой жиденькой косицей нависла над съёжившимся мальчишкой:
-Заткнись, - уронила она тяжёлое слово, потом поправила в очередной раз сползшее с плеча крылышко чёрного фартука и, обращаясь к Кире, попросила, - а ещё можете?
Кира кивнула. Она пела весь урок. Это, наверное, не очень-то подходило для учеников седьмого класса. Все эти "те дни печали, те дни разлуки", "сыграй, пусть звуки семиструнной разбудят душу ночью лунной" - нелепо звучали на уроке музыки в седьмом классе, но она пела, а дети слушали.
Теперь, подходя к телефону в прихожей, Кира вспомнила свой "урок" музыки, представила, как детишки рассказывают о нём родителям, а те задают лишь один вопрос: "Чему это учат на уроках наших детей?" И с этим вопросом стройными рядами приверженцев "Морального кодекса строителя коммунизма" притопают в кабинет директора, а там, горя праведным гневом, выльют на Киру всё, что накопили, потому что она, видите ли, не блюдёт этот самый кодекс, нарушает пункт седьмой и вместо "нравственной чистоты, простоты и скромности в общественной и личной жизни" насаждает мещанский разврат.
Вика мгновенно разложила всё по полочкам:
-Лишить тебя родительских прав?! - захохотала она. - Ну ты совсем спятила! Что у тебя Шурка - обокрала банк или прибила кого? Не бери в голову! Подумаешь, пришли три старые вороны, наделали шума... Ты лучше вот что: завтра Вацлав собирает близких друзей у себя на даче. Они за нами заедут.