Страница 28 из 40
Максим, приоткрыв канаты, закрывающие амбразуру, видел, как грозной лавой движутся тёмно-синие мундиры французской пехоты. Семён натянул потуже бескозырку, а Артемий, так и не ушедший в лазарет, докурив самокрутку, торжественно хмыкнул. Застыли в напряжении солдаты в траншеях и орудийная прислуга. Все понимали, что атака будет тяжёлой.
Но, конечно же, никто из них ещё не мог и догадываться, что против уцелевшей горсточки измученных людей французский главнокомандующий Пелисье направил 21 батальон отборных войск, из них два батальона императорской гвардии Наполеона III.
Колонна противника все двигалась и двигалась вперёд, временами давая залпы по нашим ложементам.
Прозвучала команда:
- Левый фас, начинай ядром с дальней картечью!
Плеснуло огнём дуло орудия, а Максим уже подносил новую порцию пороха. Над головой назойливо посвистывали пули, и не прекращали то тут, то там вгрызаться чугунные ядра. У мальчишки побаливало левое плечо, обгоревшее вчера. Он то и дело посматривал на бинт: не сочится ли кровь. Но, видно, травы, приложенные всезнающим Артемием, действовали безотказно.
Наступающая колонна уже перешла на бег. Шквалом огня встретили её ложементы, но через какое-то мгновение французы были уже в них.
Короткая рукопашная схватка - и слегка поредевшие батальоны всего в ста метрах от люнета.
Вскочив на банкет, лейтенант Тимирязев, не переставая, кричал:
- Огонь, огонь, огонь!
Падали, подкошенные картечью, солдаты в синих мундирах. Но новые, переступая их, упрямо лезли вперёд. С правого фланга показались русские солдаты - уцелевшей роты Полтавского полка. Они быстро неслись наперерез противнику. Короткий рукопашный бой. Максим схватил ружьё и хотел было перескочить через вал, но тяжёлая рука Семёна отшвырнула его на землю:
- Стой! Стой, ошалелый!
Мальчишка увидел снизу, как на вал вскочил французский офицер со знаменем в руках, но в то же мгновенье рухнул на спину. Раздалось ожесточённое хриплое «ура!». Это командир люнета с несколькими матросами бросился на французов.
Перемахнул через вал и Семён.
Только сейчас Максимка заметил, что Артемий лежит на земле с другой стороны орудия. Он подскочил к матросу. Тот тяжело дышал, не открывая глаз. Мальчишка быстро осмотрел его. Крови нигде не было. Он поднёс флягу к разомкнутым губам и начал натирать виски. «Контузило, - соображал Максим, - надо бы оттащить в лазарет, но как? Одному не одолеть…»
Он осмотрелся. Вокруг лишь клочья порохового дыма и костры подожжённых корзин, ящиков, брёвен да тела убитых и умирающих. Шагах в двадцати от него пробежали солдаты, он хотел их окликнуть, но за грохотом боя они бы его всё равно не услышали.
Тогда Максим решительно приподнял грузное тело Артемия и, сопя и задыхаясь, потащил дальше от батареи. «Может быть, за горкой кто перехватит, - думал он, - а я ещё возвращусь к орудию…»
В это время из дымовой завесы, перекрывшей пространство вокруг люнета, сигнальные посты донесли, что противник овладел Селенгинским редутом и движется в обход Камчатки.
Павел Степанович Нахимов с самого начала штурма находился впереди идущих в контратаку матросов. В двух шагах от адмирала завязалась отчаянная схватка. На каждого русского приходилось человек по десять французов. Матросы, очертя голову, бросались в это побоище, загораживая своего адмирала.
Раненый, истекающий кровью командир люнета лейтенант Тимирязев отдал приказ заклёпывать орудия, брать с собой принадлежности и отступать за прикрытие.
Матросы бросились исполнять приказание, но было поздно - удалось вывести из строя лишь несколько орудий. Отбиваясь, горсточка солдат и матросов отступала к Малахову кургану…
Изнемогая под тяжёлой ношей, Максим поднял голову и неожиданно увидел справа от себя золотые эполеты Нахимова. Со штыками наперевес на адмирала бежали французы.
Ещё мгновение - и они будут рядом.
Адмирал выхватил саблю. И в эту же минуту плотное кольцо из десятка матросов окружило его. Французы были опрокинуты.
Но задние продолжали наседать. Это была часть вражеских пехотинцев, которые обошли Камчатский люнет с тыла. Отбиваясь штыками, группа матросов во главе с Нахимовым отступала к валу между Малаховым и вторым бастионом. Там завязалась ожесточённая схватка.
Французы, овладев Камчатским люнетом, повернули орудия и уже с близкого расстояния начали обстреливать Малахов курган. Над головой Максимки, лежавшего на земле с распластанным рядом Артемием, завывала картечь. Один из снарядов взорвался рядом, и через мгновение мальчишка почувствовал, как по шее его бежит тёплая струйка крови. Опустив Артемия в какую-то канаву, он понял, что тот убит.
И вдруг неожиданно Максим почувствовал резкую боль в ноге. Он попытался встать, но ноги не удержали, и мальчишка рухнул рядом с мёртвым матросом.
Он лежал на земле, не в силах подняться от жгучей боли. В воздухе проносились ядра - это его Камчатка била уже по своим: на люнете развевалось знамя с французским орлом. Бессильные горячие слёзы текли по измазанному грязью и пороховой гарью лицу…
А в это время с кучкой солдат и матросов Камчатки Павел Степанович Нахимов, превозмогая боль (вражеский осколок зацепил и его), добрался до Корниловской башни, и вскоре Малахов курган вновь заговорил грозными голосами своих мортир.
Максимка, обливаясь потом, пытался ползти по каменистой земле. Он с радостью заметил, как стали пятиться назад ненавистные синие спины, как они откровенно поворачивались и поспешно отбегали к Камчатке, чтобы поскорее укрыться за огнём её орудий. Максим злорадно ухмылялся: он хорошо знал, что, пока французы не сумеют возвести вал, им придётся туго, так как Камчатка, в отличие от редутов, не была защищена с тыла.
Кружилась голова, казалось, вот-вот он потеряет сознание. Максим полз, закрыв глаза и стиснув зубы до хруста. Когда открывал слабеющие веки, видел впереди всплески земли под ядрами, обрывки серых дымков и отступающих французских пехотинцев.
И вдруг раскатистое, невероятно громкое «ура» послышалось впереди. Максим приподнял голову и увидел, как, врубаясь в панически бегущих французов, блестя поднятой саблей, вырвался из-за куртины Малахова кургана всадник на белоснежном коне. За ним лавиной - перекрещенные белыми ремнями русские конники. Мальчишка вскочил на ноги и в то же мгновение потерял сознание.
Это была знаменитая атака генерала Хрулёва, который, собрав резервы, вовремя подоспел на помощь защитникам кургана. Атака была настолько неожиданна, что французы, не успев опомниться, были выбиты с Камчатского люнета и отхлынули в направлении Киленбалочных высот. Над Камчаткой на некоторое время снова взвилось боевое русское знамя.
Максимка очнулся в блиндаже на Малаховом кургане. Женщина с белой повязкой на голове бинтовала ему рану. Когда мальчик стонал, она приговаривала:
- Терпи, родименький, терпи, касатик мой сизокрыленький…
Было неожиданно приятно слышать ласковые слова, даже немного смешно. Губы сами собой растянулись в улыбку, но, наверно, она была слишком жалкой, потому что женщина, поглядев на мальчишку, сочувственно пропела:
- Вижу, галчонок мой сиротливенький, вижу, как губки-то от боли ворочаются. Но ничего, потерпи, голубок-страдалец: в лазарет отправим, там тебе враз осколок вражеский вытащут, как новенький, запляшешь ещё!.. Потерпи маненечко…
Ловкими мягкими руками она перевязывала раненую ногу. У неё было широкое, большое лицо и почти совсем белёсые брови, а чуть правей верхней губы совершенно посторонней прицепилась бородавка. Максим бессознательно наблюдал, как она смешно дёргается над не закрывающимся ни на минуту ртом.
Кто-то стонал в глубине блиндажа и, задыхаясь, просил воды. Кто-то, заглушая боль, пел песню, слова которой трудно было различить. Рядом с Максимкой хрипел солдат, и санитар, в грязном, испачканном кровью халате, тщетно пытался напоить его.