Страница 3 из 22
— Ты так сильно меня любишь? — улыбнулась девушка, ласково глядя на раскрасневшееся лицо молодого человека.
— Больше жизни! — воскликнул Кузьма, позабыв об осторожности. — Только ты одна существуешь для меня, и я приложу все усилия, чтобы убедить твоего дядю отдать тебя за меня замуж.
— Нет, ничего у тебя не получится, — вдруг погрустнела девушка. — Ты православный, а это главная причина для отказа. Мой дядя — ревностный мусульманин, и… Он не отдаст меня за тебя.
Малов подался чуть вперёд, обнял Мадину за талию, притянул её к себе, и в этот момент…
— Мадина? Где ты? — послышался окрик Сибагата Халилова. — Иди в дом, у меня есть дело к тебе.
Услышав голос дяди, девушка встрепенулась, отстранилась от Кузьмы и с сожалением посмотрела на его побледневшее от волнения лицо.
— Прости, любимый, но мне пора, — прошептала она с сожалением.
— Подожди, останься, — прошептал Малов, не отпуская её. И в эту минуту над садом снова зазвучал требовательный голос Сибагата.
Кузьма вздрогнул, на его лице появилось выражение гнева, но он сдержал себя.
— Хорошо, я пойду, — сказал он, дыша учащённо. — Как жаль, что приходится расставаться, а я так много собирался сказать тебе.
— Ничего не поделаешь, в другой раз, — бросив в сторону дома тревожный взгляд, ответила Мадина. — Мы ведь расстаёмся не навсегда, правда?
— Всего лишь до завтра, — улыбнулся Кузьма и пристально вгляделся в красивое лицо девушки. — Ты будешь ждать меня на этом же месте?
— Здесь, завтра, в это же время, — поспешно прошептала Мадина, собираясь бежать к выходу из сада.
— Я с ума сойду от ожидания, — вздохнул Кузьма и поцеловал девушку в её румяную щёчку.
Как только он отпустил её, Мадина тут же исчезла в цветущем кустарнике, а Малов лишь с сожалением проводил её взглядом. Выбравшись на улицу, Малов осмотрелся. Никого. Не зная, чему посвятить появившееся свободное время, он несколько минут потоптался на месте в раздумье, а затем решил просто прогуляться по улицам родного города.
Кузьма Малов не спеша прогуливался по улицам Верхнеудинска. «Середина мая 1916 года, — думал Малов, не спеша шагая по улице. — Весна нынче наступила рано…»
В парках и скверах распускались почки на деревьях, зеленели и цвели кустарники. Потоки тёплых солнечных лучей омывали улицы, дома.
«Да, город изменился, и как-то незаметно для меня, — думал Кузьма, следуя мимо вокзала. — Раньше Верхнеудинск был расположен на ровной площадке в устье Уды, по берегу Селенги. Ну и частично в нагорной стороне. А теперь вот возник и разросся железнодорожный посёлок. Берёзовка и Верхняя Берёзовка тоже разрослись…»
Прогуливаясь по улицам Большой и Троицкой, Малов туда-сюда вертел головой, не переставая удивляться. «Как много двухэтажных домов!» — думал он, с восхищением разглядывая строения.
По пути домой он ещё прошёлся по улицам Почтамтской и Мостовой, постоял немного у Одигитриевского собора, но внутрь не зашёл. В соборе шёл молебен, и Кузьме не хотелось толкаться в толпе прихожан, привлекая к себе внимание.
Переполненный впечатлениями, Малов перестал замечать суету на городских улицах и мыслями вернулся к предложению, полученному утром. А предложили ему ни много ни мало — сменить опостылевшую работу в конторе Управы и… перейти на государственную службу судебным приставом! Кузьма был в замешательстве. Подумать ему разрешили всего сутки, и с этой новостью он поспешил на свидание к любимой, но… Поговорить и посоветоваться с ней на этот раз не удалось.
Вернувшись домой, Кузьма натолкнулся на недовольный взгляд сидевшего за столом отца.
— Ну, чего замер как истукан, проходи, — смотрел он исподлобья на сына. — Чего так долго домой добирался? Или снова к своей татарке заглядывал?
Кузьма потемнел лицом, но перечить не стал.
— Чего ты там возишься? — хмурил брови отец. — Мой руки и за стол садись. Отужинаем и сходим соседям подсобим. Они нас уже больше часа ожидают. Я пообещал, а тебя где-то черти носят.
— А чего соседям помогать? — буркнул Кузьма, усаживаясь напротив отца. — Совесть бы поимели: мы уже им полдома выстроили, а они всё зовут нас каждый день.
— Ты язык-то попридержи! — рассердился отец. — С соседями дружить надо и подсоблять, если попросят.
— Что-то уж больно часто они нас просят, — пробубнил недовольно Кузьма. — А мы разок позвали, так тысячу отговорок нашли…
— Ладно, — сказал отец примирительно. — Сегодня подсобим ещё разок, если уж пообещал я, а потом откажу. Им и так грех на нас обижаться.
Молча поужинав, они пошли к соседям. Не прилагая особых усилий Маловы подняли на крышу строящегося дома большое тяжёлое бревно на матку.
— Всего делов-то, — ухмыльнулся отец, присаживаясь на крыльцо. — Могли бы и без нас обойтись. Я шесть человек насчитал, а толку-то?
— А для чего им пупы надрывать, когда ты им нашу помощь обещал, — хмыкнул Кузьма. — Вот они нас в самый раз и поджидали.
— Всё, теперь им дулю лысую, а не помощь, — нахмурился отец. — У нас самих забот полон рот.
Из больницы вернулась мать. Она работала санитаркой и домой приходила поздно.
— О чём вы тут балаболите, скажите на милость? — спросила она, приближаясь к крыльцу.
— Я молчу и всё больше слушаю, — ответил Кузьма. — Жду вот, когда папа выговорится и позволит мне слово сказать.
— Что? — отец недоумённо посмотрел на сына. — Ну давай говори что хотел, а мы с мамой послушаем.
— На службу меня зовут, государственную, — ошарашил родителей ответом Кузьма. — Судебным приставом… Я сразу ответа не дал, решил вот с вами посоветоваться.
Помолчав для солидности, Прохор Малов произнёс:
— Государственная служба — дело хорошее и значимое. Но ведь и ты на такой же состоял?
— То одно, а это другое, — пожал плечами Кузьма.
— А что с родителями посоветоваться решил, — продолжил Прохор, — это правильно сделал. Видать, должность ответственную предлагают, сынок? Я не знаю, что и как, но сердцем чувствую, что предложение принять надо!
— А что делать-то будешь на службе этой, сынок? — поинтересовалась мать.
— Я и сам ещё толком не знаю, — признался Кузьма. — При суде состоять буду, вот что мне известно пока. Ну а если согласие дам, то меня к начальству на собеседование вызовут и всё разъяснят.
— Сынок, а это не опасно? — встревожилась мать. — Вон сколько злодеев кругом, а ты ещё мальчик совсем.
— Да он при суде состоять будет, а не сыскарём служить, — со знанием дела разъяснил ей отец. — В суде люди культурные служат и с уголовниками не якшаются. Так ведь, сынок?
Кузьма промолчал, а мать не унималась:
— А почему тебя приглашают, не знаешь? Ведь так просто, с улицы, на государственную службу не принимают?
— Понятия не имею, — пожал плечами Кузьма. — Меня вызвали в кабинет к городскому голове, а там два господина из юстиции. Вот они мне и предложили… Я даже растерялся.
— Вот и я говорю, что неспроста это, — подал голос отец. — Значит, к тебе давно приглядываются, что даже к самому голове в кабинет пригласили!
— Выходит, что так, — согласился с ним Кузьма. — Только боюсь, что не справлюсь я. Может, служба эта, как сказать, не по Сеньке шапка?
— Ничего, ты справишься, — похлопал его по плечу отец. — Вон какого орла с матерью вырастили! А орлам высокий полёт нужен!
— Вы думаете, надо согласиться? — с надеждой посмотрел на родителей Кузьма.
Мать с отцом переглянулись и утвердительно кивнули.
— Получается, вы меня благословляете на эту службу?
Родители дружно ответили:
— Благословляем, сынок, благословляем…
2
Город Верхнеудинск был основан в 1666 году. Случилось так, что казачий отряд облюбовал местечко в устье реки Уды и на высоком скалистом берегу построил деревянный домик. Впоследствии это строение назвали Удинским казачьим зимовьем. Уже вскоре Удинское зимовье стало центром сбора ясака с местного бурятского населения.
В «домике», расширенном и укреплённом, останавливались отряды казаков, отправлявшихся на освоение и подведение «под царскую руку» новых земель.
Дальнейшее своё развитие Удинское зимовье получило в конце XVII века. Торговый путь был проложен по реке Селенге и проходил мимо зимовья. Выгодное географическое положение, а также участившиеся нападения маньчжурских и монгольских ханов подтолкнули московское правительство принять решение об укреплении военного пункта для обороны от враждебных нападений. Место зимовья было очень удобным в стратегическом отношении: с юга оно было защищено рекой Удой, с запада — многоводной Селенгой, а с севера и востока его прикрывали горы, покрытые густыми труднопроходимыми лесами. Вот и было принято решение укрепить зимовье и превратить его в острог, т. е. военный городок.
В 1698 году по рекомендации царского посла Головина Удинский острог был переименован в город, получивший в 30-х годах XVIII века название Верхнеудинск. Развитие торговых связей России с Монголией и Китаем, заселение Забайкалья русскими способствовали росту населения Верхнеудинска и его застройке.
По мере освоения территории Забайкалья и оживления мирных торгово-меновых и бытовых отношений между бурятами и русскими поселенцами, с проведением в 1726–1740 годах сухопутного Сибирского тракта, развитием русско-китайской торговли и полным прекращением военной опасности извне, Верхнеудинск постепенно утрачивал свою первоначальную функцию центра сбора ясака, а также своё военное значение. На первый план выдвинулись торговые, транспортные и административные функции города.
Занимая выгодное положение на пути России с Китаем и Монголией, Верхнеудинск сравнительно быстро превратился в один из главных торговых центров России на Востоке. Через Верхнеудинск перевозились товары за границу и обратно. Здесь взимались торговые пошлины и таким образом контролировалась, по существу, вся торговля между Россией и другими странами.
В Верхнеудинске выгружались с судов грузы, идущие в Нерчинск, в ожидании зимнего пути. После присоединения Приамурья выросло значение дороги на Нерчинск и Читу, а вместе с этим возросли роль и значение Верхнеудинска как главного перевалочного и товарораспределительного центра.
Торговля с Китаем и Монголией, а также на внутреннем рынке в Сибире, в том числе в Забайкалье, для русских купцов была весьма прибыльным делом. В Верхнеудинск и Кяхту стали стекаться купцы не только из городов Сибири, но и из центральной России — из Москвы, Новгорода, Суздаля, Казани, Уфы, Самары, Оренбурга и других городов. Купцы вели бойкую торговлю не только с зарубежьем, но и на внутреннем рынке, проникая в бурятские улусы, эвенкийские стойбища и русские деревни. Они скупали у населения меха, пушнину, скот, кожу, шерсть и многое другое, а продавали им различные промышленные товары широкого потребления…