Страница 47 из 56
— Так вот, — сказала она в трубку мягким голосом, совершенно не похожим на тот, которым говорила минуту назад, — как мы и договаривались, твой урок послезавтра в пять часов, — и отключилась.
— Какой урок? — спросила я.
— Сольфеджио. Этот мальчик — прекрасный ученик!
— Как его зовут? Алексей Лев?
Она даже глазом не моргнула.
— Габиле, доброе утро, девочка, — сказала она с кислой улыбкой. — Родителей здесь нет. Папа повез маму в больницу. Ты же знаешь, что у нее сегодня начинается новый курс лечения.
— Знаю. Кстати, где ты была сегодня ночью?
— Я? — растерялась она, но тут же взяла себя в руки. — Извини, дорогая, но я же не спрашиваю тебя, где ты проводишь ночи!
— Это не совсем так.
— Вот и у меня есть свои дела, не только у тебя! — она таинственно усмехнулась.
Интересно, что она от меня скрывает?
— Свои дела оставь при себе. Но кое-что нам с тобой нужно обсудить.
Она изумленно на меня посмотрела.
— Можно войти?
— Конечно, конечно! — преувеличенно широким жестом она пригласила меня пройти в гостиную.
— Это касается Мики Топаза, — осторожно сказала я.
— Что с ним? — ее голос дрогнул.
— Выстрелы в дедушкином дворе, о которых нам вчера сообщили, помнишь? Оказывается, он был в этом замешан.
— Что это значит? — она пронзила меня взглядом.
— Это значит, что кто-то в него стрелял. Он мертв.
Она молчала. Я погладила ее веснушчатую руку. Она откинула голову назад, будто пытаясь оценить расстояние, с которого сможет проверить правдивость моих слов.
— Я полагаю, что Шамир придет поговорить с тобой…
— Пусть приходит.
— Ты знала, что он выдает себя за другого? Его фамилия не Топаз, а…
— Юда Магнук, — равнодушно произнесла Рут. — Частный сыщик. Не бог весть, какой сыщик, — немного проходимец, немного мошенник, да простит меня покойник, но это правда. Пусть земля ему будет пухом.
— Ты наняла его?!
— Нет. Его наняла Сара Курт. Она сказала мне, что представляет собирателя картин, который хочет купить всю коллекцию моего отца и готов уплатить сотни тысяч долларов. Я не поверила, что кто-то готов платить такие деньги за эту замшелую коллекцию, но она говорила совершенно серьезно.
— Что она от тебя хотела?
— Она понимала, что Макс не захочет продавать, поэтому им нужна моя помощь. Чтобы я поговорила с Максом и ввела Магнука в его дом, и чтобы мы вместе попытались составить опись коллекции. Я сказала, что отец ни за что не согласится. Мы условились немного подумать и поговорить об этом через несколько дней.
— А что сказал дедушка?
— Потерпи. Через два дня сюда пришел Магнук, на этот раз один, и предложил что-то более интересное. Сара не говорила, о каких суммах идет речь, а Магнук сказал…
— Так ты всё время знала, что Топаз не Топаз, а наемный сыщик?
Она закрыла глаза, и ее ресницы затрепетали. Можно подумать, будто я только что догадалась, что передо мной сама Мата Хари!
— Да. Знала. И знала также, что Макс ни за что в жизни не согласится разговаривать со мной о коллекции, зато тебе он не откажет. Я решила, что ты, его любимица, станешь ключом к замку, который Макс навесил на деньги семьи.
Не думала я, что наша молодящаяся красотка окажется такой хитроумной.
— Почему ты мне ничего не сказала? И для чего вы придумали ему вымышленный образ? Думали, что маска музееведа заставит меня отнестись к нему благосклонно?
— Это была его идея. Я рассказала ему о тебе, он проанализировал ситуацию и решил, что если предстанет перед тобой в образе аристократа, интеллектуала и предложит феминистскую идею о еврейских женщинах, это убедит тебя помочь нам получить коллекцию.
— Дурацкая идея!
— Может быть. Но вернемся к нашим делам. Магнук догадался, что Сару Курт интересует не вся дедушкина коллекция, а только одна единственная картина, цена которой значительно превышает сотни тысяч долларов. Он узнал, что Сара работала на русского музейщика по фамилии Селебринский, который в свою очередь работал на кого-то гораздо более крутого. Европейского миллионера. Он сразу же связался с ним, предложил сотрудничество, и Магнук с Селебринским разработали новый план, а Сару вывели из игры.
— Вывели напрочь!
— Не поняла…
— «Вывести из игры» — это эвфемизм для того, что вы с ней сделали?
Тетино лицо приняло выражение дальней родственницы, скорбящей о незнакомом ей кузене.
— У меня был другой план. Я не знала, что это окончится убийством… — Она говорила совершенно спокойно с тонкой улыбочкой на лице. — И не забывай — эта Курт была мошенница та еще! Она хотела — нет, ты только послушай, какая наглость! — семьдесят процентов выручки за продажу картины. Магнук решил, что это безобразие. Он был прав, не так ли?
— Безобразие, что ты собиралась ограбить своего отца, — сказала я так хладнокровно, что даже сама удивилась.
— Не кажется ли тебе, что настало время и мне получить немного из того, что у нас есть? Мой отец сидит на всем этом имуществе, как орел, охраняющий свои яйца. Упертый, как семь мулов! Ты только посмотри на меня! При всех тех деньгах, которыми он владеет, я в моем-то возрасте вынуждена обучать гаммам бездарных учеников! Почему?!
— Потому что это его деньги, и они принадлежат нам всем.
— Не смеши меня! Вы с Амноном получите от него всё. Всё-всё! Уж я-то знаю этого старика…
— Не будем сейчас об этом, — сухо сказала я. — Рассказывай дальше.
Но Рут не могла успокоиться.
— Знаешь, сколько раз я предлагала ему что-нибудь продать — этот дом или его дурацкую коллекцию.
— Похоже, что коллекция не такая уж дурацкая…
Она презрительно фыркнула.
— Старцы с тяжелым взглядом и еврейки в чепцах? Мой отец сидит на имуществе, которое может обеспечить нам всем райскую жизнь!
— Ну что ты стонешь, Рут? Ты живешь в доме, который он построил, зарабатываешь намного больше меня и…
— Не строй из себя праведницу! — взвилась она. — Твой отец был на моей стороне!
— Мой отец никогда не пошел бы против Макса.
— Нет? Так знай: эти деньги предполагали вполне определенное назначение, о котором ты предпочла не знать. Твоя мать нуждалась в лечении, которое стоит бешеных денег. Бешеных! — Она закатила глаза. — У нее нет медицинской страховки ни в Америке, ни здесь. Это ты знала?
— Кажется, да, — прошептала я.
— Теперь ты понимаешь, зачем мы обратились к твоему отцу. Он надеялся, что сумеет убедить Макса.
— Но он не сумел.
— Правильно! Потому что Макс не знал.
— Что?
— Где картина. Теперь я понимаю, что только два человека знали, где спрятана картина. Лиор и…
И тут до меня дошло! Как же я не подумала об этом?! Якоб Роткопф. Маленький сумасшедший. Вечный дедушкин спутник. Газета. Тот, кто учил меня свистеть и петь смешные песенки про маленького Меира, сидящего на вершине Гималаев, и про утку, которая пошла погулять и встретила селезня кря, кря, кря… Картина у него! Но где? Подвал, в котором он жил, давно пустует и пережил несколько серьезных наводнений. Трудно поверить, что там что-нибудь уцелело, и, кроме того, Рут несомненно перевернула там каждую тряпку.
— Твоя мама рассказала, что она рассердилась на Лиора и наказала его, — глаза Рут сверлили белый пол гостиной. — Лиор что-то говорил о картине, но она тогда этого не поняла. Она боялась его. Этот Якоб совсем сумасшедший, Габи! Я думаю, что ты стала такой… из-за того, что он с тобой сделал…
Она умолкла. Я смотрела на нее со злостью:
— Какой — такой?
Она не ответила.
— Ты знаешь покупателя, ради которого Магнук пошел на убийство? — спросила я.
— Почему ты спрашиваешь, Габи? Ты замышляешь новую сделку?
— Не совсем, — сказала я и потащила ее к окну. — Видишь вон того красавчика? Это мой телохранитель. А знаешь, почему его ко мне приставили? Потому что твой покупатель любит отломанные пальцы, отрезанные груди и кровоточащие головы. Ты должна знать, с кем имеешь дело!