Страница 42 из 56
— Прекрасно! — улыбнулась я. — Но, по правде сказать, мне сейчас не до спектакля. А вторая причина твоей радости?
Не отвечая, Душка вытащил из рюкзака сиреневую пластиковую папку:
— Закрой глаза.
— Показывай!
— Ну, Габи!.. Закрой глаза — ты не поверишь, что я нашел! Закрыла? Молодец! Подожди секундочку… Па-па-па-пам, та-та-та-там, можно смотреть…
Я таки не поверила своим глазам! Еще один Зуциус на канцелярском листке бумаги. На этот раз никаких мехов, платьев или матросок. Только три девушки — нагие, как в день своего рождения. Груди, соски, бедра, лона… Дерзкие и раскованные. Неужели, это и есть четвертая картина? Вверху листа — название картины, а рядом дата: «Драй накет мейдхен»[40] Паул З. Вена, 1910.
Три девушки обнимали друг друга с неприкрытой сексуальностью. Их обнаженные розоватые тела были нежны и округлы. Запястья украшали тяжелые золотые браслеты, а в длинных распущенных волосах цвели темные лилии. Груди жались одна к другой, наподобие сочной грозди. Светловолосая девушка была выше других, и глаза ее, так же, как и на других картинах, казались мраморными. В центре стояла рыжая, а третья… Теперь уже невозможно было ошибиться. Это лицо было мне знакомо.
— Это недостающая картина, — прошептал Душка мне в ухо.
— Откуда ты об этом узнал?
— О чем?
— О серии картин…
— Топаз мне рассказал. Разве я с тобой об этом не говорил?
Я отрицательно покачала головой.
— Как ты ее нашел? Я вчера несколько часов провела в интернете и не видела ее…
— Чисто случайно. Наткнулся на сайт утерянных картин — они пытаются восстановить список картин, пропавших бесследно, тех, что были отняты у евреев фашистами, или украдены. Там упоминалась эта картина — фашисты ее искали, но так и не нашли. После войны были обнаружены собрания произведений искусства, украденных фашистами, спрятанные в соляных копях вместе с другими ценностями. Но и там этой картины тоже не было. Эта распечатка воспроизводит старую фотографию из австрийской газеты, еще до Первой мировой войны.
— А оригинал?
— Я же говорю — никто не знает, где оригинал… — он довольно потер руки. — Даже не верится, что на нас свалилось это дело. Как в кино… Подумать только — два руководителя кружка в яффском клубе замешаны в международном деле, взбудоражившем всех любителей живописи.
— Стоп, — осадила я его. — Что значит «на нас свалилось это дело»? Это мое семейное дело, ты не забыл? Кто-то был убит в дедушкином дворе, преступники побывали в дедушкином доме и у меня, при чем тут ты?
— Извини, я совсем не собирался влезать… — обиделся он.
— Перестань разыгрывать оскорбленную невинность. Что тебе сказал Топаз?
— Дался тебе этот Топаз!
Я могла поклясться, что он пудрит мне мозги.
— Душка! Я хочу знать, что сказал Топаз, — раздраженно повторила я.
— Ничего такого он не сказал. Только повторял всё время, что тетя твоего дедушки, та, что висела в прихожей, похожа на персонаж Зуциуса, — он встал и подошел к портрету Эстер Кеслер, который валялся на полу.
— При чем тут это?
— Вот! Теперь — главный сюрприз!
— Или главное разочарование. Это картина художника, не имеющего никакой ценности.
— Взгляни-ка… — встав на колени, он положил распечатку картины с тремя обнаженными девушками на пол, рядом с портретом.
— Что?
— Это она — Эстер Кеслер… Иди сюда, Габи. Посмотри сама. Я чуть сознание не потерял, когда до меня дошло… Ты видишь? Зуциус нарисовал бабушку твоей тети, или кто она там…
Но я смотрела не на портрет Эстер Кеслер, а на другой лист бумаги, выскользнувший из Душкиной сиреневой папки…
21
Душка, весь поглощенный картиной, взволнованно водил пальцем по лицу той, что была молодой девушкой сто лет назад.
— Это она, — повторял он снова и снова. — Клянусь тебе, это она! Посмотри — то же лицо, те же волосы…
— Да что ты говоришь!
— Габи, посмотри сама — тетя твоего дедушки, эта приличная венская девочка, была еще та штучка. Ты посмотри, как она стоит — совсем не стесняется! Кто бы мог подумать! Эти аристократы, наверное, ужасно за нее стыдились. Может, поэтому и спрятали картину.
Я опустилась на пол рядом с ним и, незаметно для него, потянула к себе листок, выпавший из папки, сложила его и засунула в карман джинсов.
— Ну, что ты скажешь, Габи?
— Не знаю.
— Я уверен на все сто: Эстер Кеслер — одна из наших таинственных девушек. — Он радовался, как ребенок, обнаруживший тайник со стеклянными шариками.
Я встала.
— Не знаю… Может быть. Мне нужно в туалет.
Я вышла из комнаты и заперлась в туалете. Усевшись на унитаз, расправила на коленях листок. Это была распечатка имэйла.
В строке «Тема» было написано: «По тому же вопросу…». Отправитель «Бемби3». Текст сообщения состоял из одной короткой строки: «Доброе утро! Вот эта картина. Выясни, что она о ней знает, прежде чем этот псих из Детройта до нее доберется. Т.»
Я вышла из туалета. Обещанный Шамиром охранник так и не появился, и мне стало страшно, как никогда. Псих из Детройта, который должен до меня добраться? Душка и Топаз?.. И всё это в тот день, когда Газету преследует посрамленная полиция. Больше всего мне хотелось убежать из дома. Шамир уже продемонстрировал, что в самые страшные моменты от него нет никакого проку.
— Душка, мне нужно уйти, — сказала я.
Он удивленно обернулся:
— Что случилось?
И хотя я видела выражение искреннего участия на его тонком лице, в горле больно защипало. Кто он этот парень? Честный и преданный человек или пятая колонна, алчный корыстолюбец? Во второе я не могла поверить. Но и отмахнуться от такого варианта тоже не могла.
— У меня гость! — выпалила я. — Из Детройта.
— Дедушка, я еду к тебе, — сообщила я Максу, усаживаясь в машину. Проклятый «мерседес» исчез.
— Хорошо, Габи. И захвати для нас по дороге суши.
— Непременно.
— И сашими побольше!
— Само собой!
Похоже, что всё не так уж плохо, если в дедушке проснулась страсть к японской кухне. Может быть, он что-нибудь узнал от Шамира? Или от Якоба…
Зазвонил телефон. Сюзан. Прерывистый шепот, как будто ей трудно говорить.
— Ты нашла адвоката? — крикнула я.
— Нет еще. Но ты не беспокойся.
— Я же сказала, что это срочно!
Она что-то просипела.
— Что? — закричала я в агонизирующую трубку. — Что ты сказала?
— Я говорила с твоей мамой. Они будут ждать тебя до…
Слабый гудок прервал разговор, и Сюзан умолкла. Неисповедимы пути сотовой связи…
Поставив машину напротив ворот, я достала из нее три картонные коробки, полные всякой всячины. Гордость японской кухни. Постучалась. Из дома донеслись тяжелые дедушкины шаги.
— Одну минутку… — крикнул он, открывая замок, и широко распахнул дверь. — Габиляйн! — он крепко обнял меня своими мощными руками. — Майн гот, на тебе же ни грамма мяса нет! Давай сядем, поедим…
Красивые шахматные фигурки Якоба по-прежнему стояли на кухонном столе. Осторожно сложив их в деревянную коробку, дедушка поставил на стол белые тарелки из тонкого фарфора. Суши, сашими или просто хумус — еда не так важна, но тарелки — всегда настоящий австрийский Розенталь.
— Ты нашла Якобу хорошего адвоката? — спросил он, окуная рулетик маки-суши в смесь сои и васаби.
— Нет еще. Этим занимается Сюзан. Ты не знаешь, где он?
— Что значит — где?
— Шамир тебе не сказал? Птичка упорхнула.
Дедушкино лицо озарилось счастьем.
— Я знал! Я знал, что он такой… — довольно улыбался он. — Якоба Роткопфа невозможно арестовать. Он — ветер, он — облако, он — вольная птица!
— Не уверена, что это хорошо для него.
— Он чист, как белая наволочка только что из стирки…
— Если он такая белая наволочка, почему он сбежал? Его побег только еще сильнее всё запутает, — охладила я его восторг. — Полиция в ярости, ее честь задета, Шамир неистовствует, и мне кажется, что даже величайшему из адвокатов нелегко будет вытащить Якоба из этого болота.
40
«Драй накет мейдхен» (нем.) — «Три обнажённые девушки».