Страница 11 из 21
— Познакомься, — проговорил Коля, заискивающе глядя на подошедшего. — Тот, кто все достает, — шепнул он Юре.
— Яков, — представился молодой человек. — А что я достаю?
— Все, — быстро ответил Коля. — В магазинах, по блату.
— А? Да, да. Так тяжкий млат, дробя стекло, готовит блат, как говорил Пушкин.
Яков пошел в зал, бесцеремонно расталкивая людей. Юра шел следом за ним и смотрел на широкие, чуть покачивающиеся плечи. Ему нравились такие сильные, смелые, уверенные в себе люди.
В зале Яков вынул из кармана небольшую коробочку конфет.
— С ромом. Алкоголь малыми порциями. — Он протянул конфеты приятелям.
— Как мать, выздоравливает? — спросил Яков у Юры и окончательно покорил его. Рядом с таким человеком Юра почувствовал себя уверенно.
Спустя несколько дней они встретились снова. Долго гуляли по Крещатику. В зелени деревьев зажглись матовые луны. Воздух был теплый и мягкий.
На площади Калинина к ним присоединился друг Якова, высокий неуклюжий увалень со странным прозвищем Гундосый. Он постоянно держал глаза полузакрытыми, словно дремал. В углу его рта торчала незажженная папироса.
Два раза они измерили Крещатик из конца в конец. Коля рассказал несколько плоских анекдотов. Смеха Гундосого не было слышно, только подрагивала папироса в углу рта. Яков же хохотал безудержно и заразительно. Потом Яков рассказал «забавную», по его словам, историйку, случайно услышанную в поезде.
— Один субъект, — он улыбался, словно предвкушая веселый конец, — попал в кутузку. Субъект был хлипкий, мамин сынок. А посадили его по-дурному. Один раз спекульнул — и сразу же попался. Смехота!
Гундосый кивнул головой, будто хотел сказать: такие всегда сразу попадаются.
— Судили его, послали в лагерь. Пригляделась к нему братва, видит — негодный субъект, ферть. На допросе своих выдал. Да еще ноет: «Я должен загладить свою вину. Маме это такой удар». А братве скучно. Ну, и был там один остроумный мальчик.
— Как наш Вампир, — вставил Гундосый.
«Кто это Вампир? — подумал Юра. Он перевел взгляд на Колю: длинные руки, ноги — паук-кровосос, и только. — Не он ли?»
— Вот мальчик и говорит субъекту, — рассказывал Яков. — «Мы поможем тебе исправиться, отстрадать». Снимает он свой пояс и дает субъекту. «Слышал я, — говорит, — в старину люди себя плетью хлестали за грехи. На, пожалуйста, похлещись». Тот принял это за шутку. Но не тут-то было. С него стащили брюки и вложили как следует. Он просит отпустить, молит, маменьку вспоминает. Опять дают пояс. «Не хочешь, чтобы били, сам хлещись. И стал сам себя стегать. Смехота! Он стегает, а ребята заливаются. С того дня скуку как рукой сняло. Приходит вечер — садятся вокруг субъекта и ждут представлений. Но как-то лагерное начальство, «пираты», пронюхали про это. Атамана посадили в карцер. Остальным внушение сделали. Братва приуныла. А тут атамана выпустили из карцера. Он новое придумал. Говорит субъекту: «Как услышишь свист, ложись на землю и жди второго свиста. Ерепениться не советую». Ох, и началась потеха! Идет субъект по двору. Свист. Он ложится. Братва в окошки смотрит. Смехота! Зайдет в уборную — свист.
Коля хохотал. Папироса прыгала во рту Гундосого. Юра почувствовал, как по спине забегали мурашки. Он спросил:
— А что с ним стало?
— С субъектом-то? А что станет? Простудился и помер. Это он уже после простудился, когда братва ему воды в сапоги наливала да куски льда за шиворот опускала…
Яков заметил ужас в Юриных глазах и улыбнулся:
— Быть может, и «звонил» тот парень… Наверное, прибрехал для складности.
Юра был рад, когда распрощался с приятелями и очутился в своей комнате. Мать не спала. Он слышал, как она ворочается на кровати. Послышался шепот:
— Юраша…
Он зажег свет и присел на край постели.
Мать повернула к нему серое, словно затянутое паутиной лицо.
— Ты какой-то неспокойный стал, Юраша. И с Колей сдружился. Вид у тебя измученный. Тяжело очень работать? Не нравится? Может, неприятности какие? — Мать беспокойно заглядывала в Юрины глаза.
Юра старался смотреть в сторону и твердил одно:
— Нет, ничего. Все хорошо.
Мать тяжело вздохнула.
Юра лег на диван. Задумался: «Мать что-то чувствует. Надо кончать эти встречи и дела с Колей и поступать на работу… А может, заработать еще немного и уж тогда… Собственно, куда спешить? Успею… Подыщу подходящую работу и с Колей покончу…» Он боялся признаться себе в том, что новое «занятие» постепенно засасывает его. Он начал привыкать к легкой добыче денег. Нравилось обедать в кафе. Нравилось угощать бывших товарищей по школе дорогими папиросами и видеть удивление на их лицах. Можно было фантазировать сколько угодно и рассказывать ребятам о дяде, инженере-конструкторе, который никому, кроме него, не доверяет копирование своих чертежей.
Утром Коля сказал ему:
— Пошли. Яков зовет.
Во дворе их ожидал Яков. Он кивнул в знак приветствия и молча пошел впереди. Когда немного отошли от дома, Яков повернул голову и сказал:
— Придется поработать. Ящики разгружать. Не легко, зато оплата мировая: три ящика — в столовую, четвертый — себе.
Он скользнул взглядом по Юре, заметил настороженность на его лице. Будто вскользь, обмолвился:
— Договоренность с директором.
Коля ухмыльнулся. Юра поверил.
Они подошли к столовой, завернули во двор, где стояли два грузовика, груженные ящиками. Возле автомашин суетились три человека. Рыжий, в спецовке, подмигнул Якову, и тот подал знак ребятам.
Коля вразвалку подошел к машине, взялся за ящик и оказал Юре:
— Ну-ка, подсоби!
— А вы кто такие? — удивился шофер.
— Директор прислал вам помочь.
— У него тут работничков хоть отбавляй. Каждый день меняются, — успокаивающе сказал человек в спецовке и прикрикнул на ребят:
— Чего встали? Давай носи!
Юра и Коля внесли тяжелый ящик в подъезд. Направо была дверь в кладовку столовой. С другой стороны послышался шепот Якова:
— Ставьте. Мы внесем.
Рядом с Яковом был Гундосый.
«Откуда появился Гундосый?» — едва успел подумать Юра, как Гундосый потянул ящик к себе и подтолкнул Юру к выходу во двор. Юра поплелся к машине.
Так они перетащили в подъезд три ящика и передали их Якову. Когда внесли четвертый, Гундосый сказал:
— Шабаш. Сорвемся.
Яков проговорил, предназначая свои слова для Юры:
— Директор нас отпускает. Пошли.
Ошарашенный быстрой сменой событий, Юра вслед за Яковом, поднялся на несколько ступенек и вышел через парадную на улицу. Здесь стояла «Победа». За рулем сидел незнакомый, вычурно одетый парень. Гундосый захлопнул багажник и втиснулся на заднее сиденье рядом с Юрой и Колей. Под их ногами стояло два ящика.
Яков оглянулся по сторонам, плюхнулся рядом с водителем и скомандовал:
— Гони, пока не очухались!
Юра все понял. Он рванул дверцу, но Гундосый оглушил его кулаком.
«Победа» мчалась по улице…
Яков повернулся к Юре:
— Понял?
— Понял, — ответил Юра. — Я не хочу.
— Чего не хочешь? — поинтересовался Коля.
— Этим заниматься не хочу, вот что! — выкрикнул Юра.
— Заставим, — отрезал Гундосый.
Яков недовольно поморщился и назидательным тоном произнес:
— Дурачок ты. Чего перетрусил? Мы ничего особенного не делаем, просто берем у государства взаймы. Потом отработаем. — Яков засмеялся. — А деваться тебе от нас некуда. Одной веревочкой связаны. В случае чего, пожалуйста…
Перед глазами блеснуло лезвие ножа в волосатой лапище Гундосого. Юра на миг зажмурился. Когда открыл глаза, встретился со взглядом Якова. Тот смотрел на него в упор. Взгляд его был жестоким, «Садист», — мелькнуло в голове. Стало еще страшнее.
Утром Коля поджидал Юру на лестнице.
— Ну как, успокоился за ночь? Какие сны видел? — спросил он, и Юра понял, почему его прозвали Вампиром. Не только за длинные руки и ноги.
— Ладно. Пошли. Яков зовет, — строго сказал Коля.
Юра молчал и не трогался с места.