Страница 82 из 130
***
Вновь повторяется картина побега. Мрачные бульдозеры рвут проволоку, беззвучно падает подломленная вышка...
Картины сменяются сценой на киносьемочной площадке. Хоркин активно участвует в режиссерском действе. Сейчас он возмущается отсутствием нормального пулемета на бутафорной вышке.
Наконец приносят настоящий пулемет. Хоркин лично заряжает его и начинает стрелять по мелькающим фигуркам статистов. Те - падают, как мертвые.
-Вы что!-орет Хоркин.-Бежать надо, вы не на фронте...
Голос Хоркина прерывается, он видит кровь. Он подбегает к упавшим, трогает их. Люди мертвы. Убиты. Хоркин возвращается к пулемету, недоуменно рассматривает его, делает очередь в сторону забора. Пули со скрежетом калечат дерево. Пули в обойме настоящие.
Крупно, во весь экран, искаженное лицо Хоркина.
***
Комната матери Хоркина.
Она сидит на своем любимом кресле. Хоркин пьет коньяк из стакана, не закусывает.
Мать совершенно спокойно, без интонаций, комментирует:
-Всякий раз ты попадаешь в неприятности. Даже слон у тебя стал убийцей, что ж тут удивительного, что бутафорские пулеметы в твоих руках изрыгают смерть. Вспомни...
По-прежнему держа девчонку за руку, Верт устремился в зоозал. Проводящие вечернюю уборку рабочие уставились на него с изумлением. Его спутница в пиджаке, свисающем с нее, как с вешалки, с торчащей из-под него короткой комбинацией производила своеобразное впечатление. Звук остановившейся около зверинца машины не давал Верту медлить. Хоркин наблюдал за Вертом с обычным спокойствием. Конечно он узнал знаменитого афериста, но вмешиваться медлил.
Когда Хоркин увидел бегущих к слоновнику боевиков, он сделал, было, движение - вмешаться, но тут Верт размотал цепь и ударил его слониху Кингу лопатой по хоботу. Хоркин слишком хорошо знал эту воинственную слониху. Поэтом отошел подальше, понимая, что даже он сейчас её не остановит.
Трое бандюг приближались к слоновозу. Руки они держали за пазухами, намерения отнюдь не гуманные были написаны на их рожах. Один выволок было пистолет, но даже до его тупой башки дошло, что с пистолетом на слонов не охотятся. Кинга же, увидев на своем пути трех незнакомых типов, разгневалась еще больше. Она подняла хобот, пригнула голову с желтыми бивнями, перешла на рысь.
Рысь слона выглядит уморительно, но скорость эти, с виду неуклюжие животные, могут развить приличную. Тем более, что у нее в запасе оставался еще слоновый галоп. Бандиты развернулись и с метра набрали приличную скорость. Хоркин побежал за ними, на ходу зовя Кингу.
Когда слониха поравнялись с железными воротами входа, великолепная тройка уже садилась в такси; шофер замешкался - он еще не видел слониху.
Пять тонн живой массы оказалось для ажурного сооружения слишком сильным испытанием - ворота упали в сторону улицы и аккуратно накрыли машину. Если для слонихи эти злосчастные ворота были игрушкой, то советский "ГАЗ-24" стал игрушкой для ворот. Крыша "Волги" вмялась, дверцы, крякнув, нелепо выгнулись наружу.
Из машины раздался многоголосный крик, который перешел в бульканье, когда Кинга шагнула на металл ворот, как на трап. Слониха поставила только передние ноги - ей надо было выйти. Шагнув вбок, она утвердила на импровизированном трапе задние. Бульканье перешло в хрип.
Кинга венулась к Хоркину, посмотрела вопросительно. Она долго работала в труппе знаменитого Корнилова и еще не забыла дрессуру, хотя за скверный характер ее списали в зверинец шесть лет назад. Она не только лупила рабочих, отказывалась выполнять команды слоновожатого, но и, будучи вожаком всех слонов труппы, учила их неповиновению, поднимала своеобразные слоновьи "бунты".
После того, как она изуродовала очередного рабочего по уходу, прижав его тушей к стене, Кингу из цирка удалили. Корнилов скучал по слонихе - она была самой способной в группе, но работать с ней на арене стало опасно. Ведь во время выступления слонов зрителей не ограждают, как при работе с тиграми.
Судьба этой слонихи складывалась комично и трагично. Ей оставалось жить недолго, смерть ее будет мучительной. Судьба сведет с ней Хоркина вновь за месяц до ее гибели.
Хоркин повел слониху пить, думая, как бы ему ловчей отмазать смывшегося Верта, старого карифана по зонам, почти друга. Кинга пила медленно, вода все же была холодная, она терпеливо грела ее в хоботе, пила мелкими глотками. Было слышно, как затявкала милицейская сирена. Голоса у входа стали громче, тревожней. Очередная сирена сообщала о появлении скорой помощи. Хоркин выглянул из-за угла. Рабочие ломами выбивали заклиненные двери. В это время ко нему направились двое офицеров милиции. Опасливо косясь на возвышающуюся за его спиной гору, они попросили уточнить случившееся.
Хоркин понял, что со слов рабочих они решили, что слониха просто взбесилась. Надо было навести их на другой вариант.
- Пассажиры этой машины зашли в зверинец после его закрытия, - сказал он, представившись, - в то время, когда мы выгуливаем зверей, в частности, вот, слона. Двое достали пистолеты, угрожали. Слониха совершенно ручная, они ее спровоцировали на агрессию тем, что кинули в нее камень. Вы же видите - она стоит спокойно, слушает.
- Кинга, - протянул Шмель руку, - даут.
Слониха вздохнула и неохотно, по частям легла на живот. Шмель встал на бивень, сел ей на голову, приказал:
- Партей.
Она встала, двинулась вперед. Проезжая мимо "скорой", Хоркин услышал врача, который говорил раздраженно.
- Этих двух просто бросьте на пол, им уже не поможешь. Шофера грузите осторожно, у него черепное. А с этим я еще позанимаюсь, попробую запустить сердце.
Хоркин нагнулся к кингиному уху, шепнул, приказывая остановится. Слонами, по традиции, руководят, обычно, на немецком или французском. Простейшие команды я записал и выучил. Даут - лежать, партей - вперед, фукс - подними ногу... Впрочем, она и по-русски все понимала. Этими командами Шмель пользовался больше для шика, рекламы. Корнилов рассказывал ему, что лучше всего она понимает крутой русский мат, но Шмель не любил материться. Хотя с горяча порой вылетало и действовало эффектно.
Услышав, как врач зло выругался и бессильно отступился от третьего потерпевшего, Хоркин вздохнул облегченно. За Верта он теперь был спокоен.
***
Хоркин выливает из бутылки остатки. Залпом выпивает. Говорит матери.
-Ведьма ты.
-Конечно,-радостно реагирует мать. Даже голос ее стал чуть живей.- Только потому и живу, что ведьма. Будь обычной матерью, давно бы в петлю залезла за то, что не удавила тебя в утробе. Говорили же мне - делай аборт. Нет, захотела девочку родить на старости лет. Родила. Выродка! Гадину вонючую. Дубину стоеросовую. Неудачника. Тюремщика паршивого.- Голос ее набирает звучность.-Охламона бестолкового. Здоровым стал у своих киргизов. Ни уму, ни сердцу от твоего здоровья, лучше бы ты от чахотки подох. Тысячи людей с тем автоматом игрались, а у этого ненормального идиота он стрелять начал. Людей убивать.