Страница 39 из 130
И крикнула на весь зал:
- Катя, перебей гражданину, который гондончики выбивал, на мой отдел.
Красный, как мак, гражданин вернулся к кассе, получил новый чек, вернулся к прилавку, неловко запихал в карман пиджака четыре пакетика по семь копеек (это ж надо, какое время хорошее было - по семь! копеек) и побрел к выходу, забыв портфель на прилавке.
Горластая Катя не поленилась выбежать за ним на улицу и зычно позвала:
- Гражданин, который гондончики покупал, вы портфель забыли.
Бедный штатский посмотрел по сторонам и гаркнул:
- Ну, кто еще не знает, зачем я в округ приехал?!
С этой Катей сержант Калитин потом подружился, и они долго и стрстно любили друг другу на берегу быстрой речушки за кустами шиповника. И Калитина тогда ужалил шмель в правую ягодицу, это было очень больно, он едва сдержал крик, но превозмог себя и начатое дело кончил, как и положено мужчине. А Катя думала, что он от страсти закусил себе губу до крови и шептала: "Ты меня кусай, миленький, не жалей, кусай, куса-а-ай".
...Григорий вошел необычно резко. Калитин взглянул на него и не узнал. Суховатая сдержанность исчезла, будто ее смыли с лица Григория влажной тряпкой.
- Коньяк есть? - отрывисто спросил Георгий, присаживаясь на подлокотник кресла.
Калитин налил в стакан немного коньяка, посмотрел на Григория, налил еще. Стакан был принят и опорожнен в полной тишине. Григорий пошарил глазами по столику, перевел взгляд на Калитина:
- Александрович, дай-ка закурить.
Калитин знал, что Григорий не курит. Он и сам из-за этого в машине старался курить пореже, а когда курил, всегда открывал ветровое стекло и выдувал дым на улицу. Он без вопросов достал, зажигалку, сигареты, закурил сам, дал прикурить напарнику. Курили молча.
Наконец Григорий брезгливо смял окурок в пепельнице, спросил:
- Ты уверен, что все собрал по нашему фигуранту.
Они все это время были на вы, но Калитин умел не реагировать на подобные обращения. Он знал, как сильны в человеке чувства, как бесконтрольны эти чувства порой. Лично он разряжал стресс смехом. Другие меняли фигуру речи - это было естественно. К тому же переход на ты свидетельствовал только о доверительности разговора, а не о фамильярности.
- Тут особенно и собирать было нечего, - сказал Калитин. - Биография у него с 17 лет в наших документах протоколируется, с первой судимости. Родители врачи были, рос в в Иркутске, таежник неплохой, с 14 лет белковал, на соболя ходил, на изюбря. У нас в Сибири люди с малолетства к охоте привычные. Так он, как без отца остался, так и примкнул к кержакам на промысле. Материн помощник. Ну, первый срок за браконьерство и получил. Оружие у него еще изъяли, браунинг бельгийский. Так себе - игрушка. Калибр шесть тридцать пять, перламутровые щечки - дамская забава. Какая уж тут особенная у него биография может быть. Я сам его последний раз брал по 147 статье. Он давно уже другими статьями не грешит, только мошенничество.
Калитин выдохся, спросил обиженно:
- Да ты скажи, что случилось то? На тебе, глянь, лица нет, Григорий.
- Да нет, ничего, - Григорий провел ладонью по лицу, будто стирая растерянность, - к нам с тобой никаких особых претензий. Только ушел наш Адвокат. Слинял, как будто и в самом Зверь. Какой он там Зверь, Мертвый, что ли? Ну и кликуха!
Григорий налил себе еще полстакана коньяка, выпил, поморщился и, уже более спокойно, рассказал Калитину, что Верт исчез, оставив после себя труп очень серьезного человека, одного из прямых и доверенных помощников шефа, что три боевика наружного наблюдения найдены в машине мертвыми а это совсем загадочно, так как ребята были опытные и Верта даже близко к автомобилю подпустить не могли, что шеф в бешенстве и Григорий впервые за пять лет работы видел его выведенном из себя...
- Наш шеф считался человеком без нервов. Ребята, которые знают его побольше, чем я, - продолжал Григорий, - рассказывали, что он не повысил голос и не изменился в лице даже тогда, когда на его глазах погибла жена с ребенком. - Григорий увидел вопросительный жест Калитина и пояснил: - Их взорвали в машине, термитная мина. Они загорелись, когда шеф шел к автомобилю, его что-то на минуту задержало, а то б и он. И он стоял, смотрел, а охранники пытались вытащить тела, но дверь от взрыва заклинило, и они сперва кричали, а потом перестали. И машина горела в тишине и было слышно, как она горит, весело потрескивая. А он стоял, смотрел, потом обычным голосом сказал: "Подайте мне вторую машину и позаботьтесь о телах".
Григорий зачаровано посмотрел в пустоту комнаты, будто видел там эту страшную картину, тряхнул головой и повторил:
- Так что, шеф в бешенстве, а это значит, что наш фигурант не тот человек, за которого мы его принимаем. Но кто же или кто за ним стоит мы не знаем. Ну сам посуди, как аферист, не спортсмен, не супермен - обычный уголовник может вторично уничтожать группу профессиональных боевиков, уничтожать посреди белого дня с той же легкостью, с которой убивают надоедливую муху? И не оставлять при этом никаких следов? Что он, Джемс Бонд, Рэмбо!? А если это не он, то кто его прикрывает? И зачем?
Григорий, - мягко сказал Калитин, - если бы я знал с какой целью этого афериста так старательно и на таком высоком уровне разыскивают, я, быть может, нашел ответ на твои вопросы.
- Я сам этого не знаю. У нас вопросы вообще задавать не принято. Сказано - найти, вот и ищем. Какие тут могут быть вопросы!
-- Ладно, - Калитин тоже налил себе немного коньяка, пригубил. Вспомнил совсем ни к месту, как Седой учил его различию между коньяком и бренди. Подумал, что и сейчас он пьет бренди, хоть написано "Коньяк армянский". - Ладно, не будем суетиться. Давай-ка расскажи все по порядку и начнем мы с тобой все с начала. Первый раз вообще наощуп искали - нашли. Найдем и теперь. Давай, рассказывай.
Глава 18
(Подмосковье, июль)
Почти месяц я наслаждался покоем. Недалеко была деревушка, я несколько раз туда наведался.
Деревня была любопытная. Такое впечатление, что соседство столичного города на ее жителях совершенно не сказывалось. В этой деревушке практически никто не работал, если не считать работой их бесконечное копошение на огородах. Зато пили все. Пили все и всё. Горит - значит годится во внутрь.
На этой почве я быстро сдружился с мужиками и взамен за малую толику денег получал все, что желала душа.
Сперва моя душа возжелала женщину. Были предложены на выбор деревенские "мадонны" в возрасте от 15 лет до 85. Я, как человек не извращенный, остановился на двух девушках среднего возраста и средней комплекции. Обошлись они мне всего в 30 долларов, вскоре надоели, так как считали высшей женской доблестью полнейшую неподвижность в постели. Да и пахло от них... В конце концов они чуть ли не переселились на постоянное место жительства в мой вагончик, так что пришлось принять крутые меры - я горестно сообщил деревенским шлюшкам, что деньги кончились полностью, а зарплата только через месяц. Бабы убрались, но мужички иногда захаживали, не стесняясь семи километров, разделявших их деревню с моим хутором.