Степь отпоёт (сборник)

203. Марина Мнишек

«Пане! Вольны выМеня пленить блестящим разговором,Умом находчивым и спорым,В котором всё – днепровская струяИ широко-синие заливы,Но знайте! ЯЕсли и слыву всех польских дев резвейВ мазурке, пляске нежной,В одежде панны белоснежной,То знайте, нет меня трезвей,Когда я имею дело с делом;Я спорю с старцем поседелым».Смотрит ласково, прищурясь, и добавляет:«Я не обещаю и не обольщаю,Но, юноша, заключите свои самые пылкие желаньяВ самую ужасную темницу:Пока я не московская царица,Я говорю вам: до свиданья!»Ей покоренный юноша ей смотрит вследИ хочет самому чуть слышный дать ответ:«Панна!В моих желаньях нет обмана!»Она уходит и платьем белым чуть белеет.Он замысел упорный в мечтах своих лелеет.«Панны! Вы носитесь[На шеях в вас влюбленных паничей],А после жизнью хладной коситесь,И жребий радости ничей.Добро!И я предстану пред тобой,Моих желаний страстною рабой,Одет в венок, багрец и серебро».И вечером того же дня,Когда средь братин и медов,Высоких кубков и роговСобралась братья и родняОбречь часы вечерней лени,Марина села на колениК отцу. Под звуки трубачей,Дворни, шутов и скрипачейРукой седины обнимаетИ пиру радостно внимает.Вся раскрасневшись, дочь прильнулаК усов отцовских сединеИ, в шуме став с ним наедине,Шепнула:«Тату! Тату! Я буду русская царица!»Не верит и смеется,И смотрит ласково на дочку,И тянет старый мед,И шепчет: «Мне сдается,Тебя никто сегодня не поймет!»По-прежнему других спокойны лица.Урсула смотрит просто, кроткоНа них двоих и снова быстрою иголкой,Проворной, быстрою и колкой,На шелке «Вишневецкий» имя шьетКругом шелкового цветочка.Меж тем дворовые девицыПоют про сельские забавы,Трудясь над вычурным нарядомПод взором быстрым Станислава,Ему отвечая украдкой пылким взглядом.А Мнишек временем вечерним,К словам прислушиваясь дочерним,Как и что ему лепечет,Ей отвечает: «То знает чет и нечет,В твоих словах рассудка нет».Таков был Мнишка дочери ответ.Сечь Запорожская (так сопка извергаетКумир с протянутой рукой)Так самозванцев посылает,Дрожи, соседних стран покой!Соседних стран покой, дрожи,Престол, как путник перед ударом молнии, бежи.Сквозь степи, царства и секирыЛетят восстания кумиры.И звонким гулом оглашаетЕго паденье ту страну,Куда посол сей упадает,Куда несет и смуту и войнуЕго пылающий полет.В старинном дереве свичадо,Дар князя польского Сапеги,Невест-прабабушек отрада,Свидетель ласк усталой неги,Залогов быстроглазых ребятишек, –Кого ты не было услада,Кого не заключало в свои бреги!Пред ним стоит Марина Мнишек.Две стройные рукиС пухом подмышекБлестят, сияньем окруженные,В стекле прекрасном отраженные,Блестят над кружевом рукавным.С усмешкой полуважной, полузабавнойДевица думает о доле самодержавной.Блошанку дева с плеч спускаетИ тушит бледную свечу.И слабо дышит, засыпает,Доступна лунному лучуЗолотокудрой головойИ прочь простертою рукойПод изогнутой простыней.Зарница пышет. Завтра вёдро.А мимо окон ходит бодроЕе помолвленный жених,Костер вечерних дум своих.От тополей упали тени,Как черно-синие ступени.Лунным светом серебрим,Ходит юноша по ним,Темной скорбию томим.И мыслит: «Я ей не ровесникМоей породой и судьбой.Военный жребий: ты – кудесник!Мой меч за царственный разбой!»Много благородства и упрямкиВ Сапеги старом замке.В озерах нежатся станицыБелокрылых лебедей.И стерегут пруд, как ресницы –Широко раскрытые зеницы,Стада кумирные людей.Там камень с изображением борьбы,С [движением] протянутой рукиСмотрел на темные дубы,За голубые тростники.Уж замысел кровавыйСтал одеваться новой плотью.Уж самозванец мнит себя с державой,Красуясь в призрачной милоти.«Карает провиденье дерзость. Что же?Возмездьем страшным горделивый,Я оценю за плаху ложе,И под мечом судьбы красивый.А вы, толпа седых бояр! –С поклоном низким в пыли серойВы обопретесь на ладони,Когда любима мной без мерыЗаймет престол, молясь Мадонне.Я буду, может быть, убит,Исчезнет имя с самих плит,Убит в дворце великолепном…Убийцей, раньше раболепным.У водопада, где божокС речным конем затеял ссору,Ты снимала сапожок,Одевала ножку скоро.И от взгляда скрывалась за тенью березы…Пускай гудят колокола,Когда [девические] грезыСтанут военные дела.Сему свидетель провидение!»Порой его давит виденье:Косматый конь с брадою мужа,Рысью каменно-гулкой,Стуча копытом по каменным плитам,Протягивал руку,Чтобы прогулкойРассеять их скуку.И мчался после бело-пегий(Кругами расходилась лужа)Из тополевого сада Сапеги.Так на досуге пламенея,В своем решенье каменея,Он ходит, строг и нелюдим,Сам-друг с желанием своим.Стоила ночь. Как полководцы,Стояли тихо тополя.Смотрели в синие колодцыЗвезды, лучами шевеля.И уж приблизился рассвет,И ум готовит свой ответ.Охота. Звон. Как в сказках,На тылах кисти кречета́,И пляшет жеребцов черкасскихУмных кровная чета.Промчалась нежная козуля.Убит матерый был кабан.И годы всем сочла зозуля:Ей дар пророчить дан.И много игр веселых и забавныхЗнал старый князь.Гостей своих в чертогах славныхОн веселил, развеселясь.И говорит: «Сегодня у Потоцкого ночуем.Он дома, он хандрит. Он болен почечуем».И думает Марина:Сам польский король будет саном ее деверь.К ее ногам красивым током,Царицы белого плаща,Упали юг, восток и север.Везде затихнут мятежи,Могучим чувством трепещаИсполнить волю госпожи.Ее удел слепой успех.Она примирит костел с Востоком.И Мнишек молвил: «Он и ты – вы пара.Пусть Божия меня постигнет кара,Если мои имения и рабы,Бочонки с золотом, коврыЕму не будут брошены мостом тяжелымВ его походе за престолом».Гнев разгорелся в старике,И он держак сжал в пястуке.И молвил ксендз: «Полячка, посохДержа в руке, клади свой след в восточных росах.Умеет с запада поройСолнце взойти на послух свой.Покорна вести веры правой,Вернись в костел с своей державой».Покоем полно Тушино.Огни потушены.Храпят ночные табуны,Друзья в час мира и войны.И атаманова подруга,Как месяц ясный, белолика,Бьет оземь звонкою подковойГвоздей серебряного кругаИ мчится в пляске стройна, ди́ка,Красою гордая здоровой.Лишь гремлют песню кашеварыПро Днепр, про Сечу и порог.Очкуром вяжет шароварыВоин дебелый и высок.Бежите, русские, бежите.Быть безоружными дрожите.Худая славаПро царство русское бежит.Повсюду войско Владислава,И русского ничто уж не дрожит.Война, война… Он в польском шлеме,Латинских латахПовел на битву племяЛюдей суровых и усатых.Литва и Польша, Крым и Сечь,Все, с чьих плечО землю стукал меч,Делили с ними похода время.В Калугу гонит князь коня,Пронзая смутным взором даль,Там саблей долгою звеня,Сошлися лях, литвин, москаль.То Смута. Годы лихолетья и борьбы,Насильств, походов и вражды.Поутру бой, разбой иль схватка,А вечером удалая присядка.Когда дрожит земля и гнетсяПод шагом шаек полководца,Пирушки и попойки,И жены веселы и бойки.Станицей зорь, пожарищ, зарев,Солнцем ночным висячих маревОтметил путь противник государев.И часто длинными ножами кончался разговор,Кто всея Руси царь – князь Шуйский или вор.И девы русские порой просили братьев заколоть,Рукой осязая трепетное сердце,Не в силах в жизни поборотьПых нестерпимый иноверца.А между тем толпой шиши,Затаены в лесной глуши,Точили острые ножи,И иногда седой бояринИх оделял сребром и златом,За ревность к Руси благодарен,Сойдя к отшельникам усатым.В шубе овец золоторунныхСтоит избранник деревень.И с дюжиной углов чугунныхВисит в его руке кистень.Любимец жен, в кудрей венце,На вид удалый и здоровый.Рубцы блистали на лице,Предметы зависти суровой.Он стан великих сторожилИ Руси храбростью служил.Из мха и хвои шалашиСкрывали русских палаши.Святая чернь и молодежьТак ополчилася на ложь.Тело одних стесняли вериги,Другие читали старинные книги.На пришельцев негодуя,Здесь обитали они скромно,С работой песни чередуяИ дело делая огромно.И дивно стукались мечи,Порою пламенно звенели,Казалось, в битве бирючиВзывали в тихие свирели.Так, стесненны в пределах косных,Висят мечи на темных соснах.На темных соснах здесь почилаСедая древность.Людей же здесь соединилаК отчизне ревность.Смерть, милостивая смерть! Имей же жалость!Приди и утоли ее усталость.Осталась смерть – последнее подобие щита!А сзади год стыда, скитанья, нищета.«Дворяне! Руку на держак!» –Лишь только крикнул Ляпунов,Русь подняла тесак,Сев на крупы табунов.Давно ль Москва в свои кремлиЕе звала медноглаголым гулом.Давно ль сыны ее землиДружили с буйством и разгулом.Давно ль царицей полумираОна вошла в свою столицу,И сестры месяца – секирыУмели стройно наклониться.Темрюк, самота, нелюдим,Убит соперником своим.Их звала ложь: обычаи страны, заветы матерей –Все-все похерьте.Народ богатырейПусть станет снедью смерти.И опечалилась земля,Завету страшному внемля,И с верховыми табунамиСмешались резвые пехотники.С отчизны верными сынамиЗдесь были воду жечь охотники.Всякий саблею звенит,Смута им надежный щит.Веселые детинушкиНесут на рынок буйную отвагу.Сегодня пьют меды и брагу,А завтра виснут на осинушке.«Мамо! Мне хочется пить!» –«Цить, детка, цить!Ты не холопья отрасль, ты дворянин.Помни: ты царский сын!»Вдруг объята печалью:Отчизне и чужбине чужд,Валуева пищальюУбит мятежный муж.Плачьте, плачьте, дочери Польши!Надежд не стало больше.Под светы молнии узорнойСидела с посохом Марина.Одна, одна в одежде черной,Врагов предвидя торжество,Сидела над обрывом,Где мчатся волны сквозь стремнины.И тихо внемлет божествоЕе роптания порывам.Москвы струя лишь озаритсяНебесных пламеней золой,Марина, русская царица,Острога свод пронзит хулой.«Сыну, мой сыну! Где ты?»Ее глаза мольбой воздеты,И хохот, и безумный крик,И кто-то на полу холодномЛежит в отчаяньи бесплодном.Ключами прогремит старик.Темничный страж, угрюм и важен,Смотрел тогда в одну из скважин.Потом вдруг встанет и несетсяВ мазурке легкокрылой,С кем-то засмеется, улыбнется,Кому-то шепчет: «Милый».Потом вдруг встанет, вся дрожа,Бела, как утром пороша́,И шепчет, озираясь: «Разве я не хороша?»Вдруг к стражу обращается, грозна:«Где сын мой? Ты знаешь! – с крупными слезами,С большими черными глазами. –Ты знаешь, знаешь! Расскажи!»И получает краткое в ответ: «Кат зна!»«Послушай, услужи:Ты знаешь, у меня казна.Освободи меня!»Но он уйдет, лицо не изменяя.Так погибала медленно в темницеМарина, русская царица.<1912–1913>