Библиотека Дон Кихота

Но причем здесь все-таки флакон из-под духов, быки, апельсины и шотландский мармелад? Ах, да! Мечта о загранице, которая была знакома Воронову еще с детства. Книга и здесь все про него знала. Для Нее просто не существовало никаких тайн. Она владела им и владела без остатка.

Воронов вспомнил, что в детстве, когда он учился в школе?7 Октябрьского района города Москвы еще в конце 50-х недалеко от этой самой школы был выстроен кирпичный дом для работников МИД'а. Вон куда, оказывается, сумела забраться проклятая Книга. Она, как клещ, пыталась проникнуть в саму кровеносную систему. Ну, что ж — валяй, даже интересно, что из этого всего выйдет? Неужели действительно роман получится? Неужели каким-то непостижимым образом свяжутся флакончик, быки, апельсины и розы? А еще — правые отрубленные руки артистов. Вон их сколько скопилось! Про них тоже нельзя забывать. Давай! Валяй Книжица! Сплетай причудливый узор, делай бессмысленный коллаж чем-то цельным и понятным. А ты пиши, пиши, рученька, не уставай, милая, лети по бумаге, скользи по ней впереди мысли, впереди воспоминания! Интересно — неужели получится? Это как в детективе Агаты Кристи: бессмысленный набор происшествий и предметов, который потом складывается в хитроумный замысел преступного интеллекта. Что ж, дадим преступнику, то есть Книге, право свободно действовать, тем более, что сам автор здесь почти не имеет своего голоса.

Итак, в его, Жени Воронова, класс ходили дети работников дипломатического корпуса. Все они либо уже прожили по нескольку лет за границей, либо сидели на чемоданах и ждали лишь назначения. Володя Наумов, Лена Кузина, Наташа Писарева, Лена Козлова — эти имена счастливцев навсегда засели в сознании Жени Воронова. Они и одевались-то по-особому. Чего стоили хотя бы разноцветные колготки Ленки Козловой! Эти колготки буквально взорвали подростковую сексуальность полуголодных, плохо одетых дворовых мальчишек. Женя хорошо помнил, например, китайские кеды фирмы «два меча». Это был настоящий дефицит, шик: кеды носили, не снимая, целое лето и осень. Отчего они за один сезон превращались в тряпицу, истлев от пота и грязи почти до подошвы. Хлопчатобумажный спортивный костюм и в лучшем случае какая-нибудь дешевая куртка. Вот и весь гардероб с конца мая и до конца сентября, не считая, конечно, ненавистную школьную форму мышиного цвета, которую ты вынужден был носить весь холодный сезон. С девочками дело обстояло не лучше. А тут колготки да еще разноцветные: красные, синие и даже белые. Ребята наверное впервые в своей жизни обратили внимание на девичьи, нет, на женские ножки, о которых писал еще Пушкин в своем «Евгении Онегине». Писала и им, дворовым ребятам, старая, выжившая из ума учителка по кличке баба Надя, которая была так стара, что, по ее словам, видела еще убитого юнкера, лежащего в луже на одной из московских улиц в октябре семнадцатого, предлагала осудить подобные легкомысленные строки поэта, цитируя каждый раз нелепую и глупую статью Писарева. Какое там! Ножки Ленки Козловой из дипломатического дома, обтянутые разноцветными колготками, лучше всего располагали сердца ребят к восприятию мудреной пушкинской лиры. А Ленка как назло все дразнила и дразнила своими колготками жадные взоры соседских парней. Их, колготки эти, видно навезли из-за границы чемоданы целые — носи не хочу. И Ленка носила. Красивая, белокурая, с каким-то нездешним выражением лица, это потом Женя Воронов понял, что такое выражение свойственно лишь роковым дивам. Так вот, с каким-то нездешним выражением лица Ленка сводила с ума всех ребят и крутила их головами с такой же легкостью, как крутят бильярдные шары точным ударом кия перед тем, как этим шарам упасть в лузу. Наверное, это загадочное выражение глаз, губ и прочее Ленка скопировала с модных западных, как сейчас говорят, гламурных журналов, которые тоже чемоданами натащили ее родные из той же заграницы. Но кто видел здесь, по другую сторону Железного занавеса, эти гламурные журналы с роковыми красавицами на обложках? Ясное дело — никто. Кроме Ленки, конечно. Она была дочерью самой Афродиты эта Ленка Козлова в своих сумасшедших, в своих потрясающих разноцветных колготках. Она лишь по документам числилась московской школьницей, чьи родители только что вернулись из-за границы. На первый взгляд ничего особенного: девчонка как девчонка. Сверху как у всех — унылая школьная форма темно-коричневого цвета с черным фартуком и белым воротничком: ни дать ни взять горничная из пьесы Толстого «Власть тьмы», а снизу, снизу взрыв, бразильский карнавал, снизу грех, радость, веселье, ужас, короче, такой коктейль чувств и новых ощущений, что в башке неизменно начинало звенеть, будто будильник утром, стоило тебе бросить взор на бесподобные, на потрясающие ножки Ленки Козловой. А тут еще этот Пушкин со своими лирическими отступлениями:

А кто спорит? Конечно прелестней, если эта ножка к тому же скрывается под разноцветными колготками Ленки Козловой, и это ленкина ножка:

Так и только так учились, запоминались пушкинские строки, они, что называется, ложились на плодородную почву подростковой сексуальности и врезались в воспаленную память на всю жизнь…

Поэтому, когда матери сказали на работе, что ее могут послать в командировку в Югославию, Женя Воронов чуть не потерял дар речи. Где эта самая Югославия находится, Женя не знал, но страна эта находилась в каких-то заоблачных далях, за Железным занавесом, а значит где-то в таких местах, из которых только что прилетела к ним в школу на крыльях слепого Случая Ленка Козлова в своих колготках цвета радуги.

Женя был на седьмом небе от счастья: мать привезет ему из этой далекой, таинственной заграницы что-то такое же необыкновенное, волшебное… Она привезет ему волшебный плащ или шапку, или еще что-то в этом роде, что заставит Ленку взглянуть на него, невзрачно одетого Воронова, в вечно рваных китайских кедах «два меча» как на ровню. Заграница — это как сад Гесперид, из которого обязательно надо было украсть свои волшебные, золотые яблоки. И мать, скромный модельер с обувной фабрики «Буревестник», готова была совершить такой подвиг ради сына. Она снялась на заграничный паспорт, заполнила все анкеты, прошла собеседования, и таинственная Югославия уже, казалось, замаячила на горизонте. Голубое небо Адриатики, как огромный пляжный зонтик, с шумом и характерным щелчком раскрылось над головами трех обитателей вытянутой, как кишка, комнаты в коммунальной квартире? 121 в доме 14, что по улице Марии Ульяновой. Ленка! Ты обязательно будешь моей! Я найду управу на твои сумасшедшие, на твои радужные колготки! Ты уж не будешь так слепить меня своей красотой, о Афродита! У меня, как у Персея, появится свой зеркальный щит, и ты сама ослепнешь навеки, застынешь под воздействием его магических чар! Вот так, Ленка! Вот так, засранка! На твои колготки мы еще найдем, найдем управу! Дай только матери в эту самую заграницу съездить!

Но ни в какую заграницу мать так и не поехала. Она не прошла тот жуткий отбор, который ей устроили церберы, стерегущие тот самый пресловутый Железный занавес. И Ленка Козлова навеки осталась в сознании Воронова недосягаемой мечтой. Поэтому, когда в 87-ом в доме Воронова появилась целая толпа американских теток, результат горбачевской перестройки, то он вдруг испытал такой небывалый прилив радости, что превратился для этих «посланниц доброй воли» в мистера «Сама любезность».

Это был незабываемый вечер: таинственная, казалось, недостижимая заграница сама пожаловала к нему в гости. О таком даже и мечтать не приходилось. Воронов без умолку болтал по-английски. Ему казалось, что лучше этих американских теток на свете и людей-то нет. Они были волшебницами, феями, которые прилетели из времени его далекого детства, из его мечты. Он обрушил на скромных женщин такой поток эрудиции и доморощенной глупости, что они были буквально ошарашены столь неожиданным приемом. А Воронов ждал от них, кто из его милых гостей догадается первой написать приглашение. Но и эта надежда оказалась напрасной. Приглашения не последовало. Видно американские тетки приняли Воронова за сумасшедшего, а кто, скажите на милость, будет связываться с умалишенным да еще за границей? И были тетки не так уж и далеки от истины: от самой мысли о возможной скорой поездки за рубеж он действительно сходил с ума.