Девушка без имени

Девушки добродушно рассмеялись.

— А, это наш внутренний жаргон, миледи, не удивляйтесь, — объяснила брюнеточка, отправив в рот очередную виноградину. — Ничего, скоро будете понимать все наши разговоры с полуслова. А между розой и мимозой — это вот так.

И, широко разведя ноги, она продемонстрировала и розу, и мимозу через широкий разрез в панталонах. Алита почувствовала, как к щекам прилила краска.

— Да, чего-то в этом роде я и ожидала, — призналась она. — Что еще мне нужно узнать?

— Андра обязательно будет к вам клеиться, — сказала Анзуна, облизывая пальцы. — Такой длиннобудылый, костлявый. Вы в его вкусе.

— И гоните его к бисовой матери! — посоветовала коротко подстриженная девочка, больше похожая на нескладного мальчишку. — Он жмот. И кончить не может.

— А вот его высочество Рекиген — прекрасный кавалер, — сообщила брюнеточка с виноградом. — И щедрый, и веселый, и… — она сделала тот жест, каким рыбаки показывают пойманную рыбу: размеры впечатляли. Вздохнув, девица с сожалением промолвила: — Только он нечасто захаживает. Кстати, вино для него можно разбавлять, он в винах плохо разбирается. Казалось бы, такой титул, а вот на тебе.

— Ой, еще же Энильм! — вспомнила блондинка, обиженная фальшивым бриллиантом. — Девки, что расскажу! Потеха! Он в прошлый раз с приятелем пришел, они с друг друга всю ночь не слазили, а я смотрела. Сижу, глаза слипаются, а Энильм, главное дело, все время зыркает, смотрю ли я. Ну ладно, зато заплатили щедро.

— Не слезали, деревня, — лениво поправила Анзуна. Блондинка скорчила ей недовольную рожицу, и Анзуна продолжала: — А Линделик, председатель Первого столичного?

Девушки издали дружное язвительное восклицание.

— Клянусь святой Агнес, он попросит вас на нем покататься! — промолвила пухленькая черноволосая девица, сидевшая в дальнем углу зала. — Любит лошадку изображать.

Алита прижала ладони к щекам. Она никогда прежде не чувствовала такого смущения и такой неловкости.

— Право, мне уже не по себе, — призналась она. Девушки посмотрели на нее с дружелюбием и душевным теплом, словно Алита им очень понравилась.

— Как вы-то к нам попали? — с доброжелательным сочувствием спросила брюнетка с виноградом. — Сразу видно, не нашего полета вы птица.

Несколько минут Алита молчала, пытаясь собрать удобоваримую историю из всего, что приключилось с ней в Сузе. Наконец, она сказала:

— Мой муж лишил меня рассудка злонамеренным заклинанием, чтобы жениться на другой. Продал меня в человеческий зоопарк. Там я сидела в клетке. Без разума, без понимания… Потом мне стало лучше, и я смогла сбежать, добралась до друзей, но они сказали, что мне лучше скрыться — если мой муж узнает, что я жива, он не оставит попыток расквитаться. Так я и оказалась в доме мадам Бьотта. По счастью, ей требовалась приказчица.

— Господи, бедняжка! Каков подлец! Жену родную в клетку! — заговорили девушки. Алита поняла, что ей поверили, смахнула с нижнего века невидимую слезинку и вздохнула с видом полного принятия своей судьбы: вот так, мол, все и вышло. Анзуна вскинула тонкую руку, казалось, выточенную из черного блестящего дерева, и, дождавшись полной тишины, сказала:

— Теперь вы среди друзей, миледи Алита. Уж тут-то вас никто не обидит. Алита опустила глаза. Только позавчера ей говорили то же самое.

Несмотря на опасения Алиты, работа оказалась не сложной — эта простота с лихвой искупалась тем, что работы всегда хватало. Неделя начиналась с приезда поставщиков еды и спиртного, и к этому моменту Алита должна была провести ревизию остатков и выдать новые заказы. Каждый день приходили прачки и швеи: для них надо было собрать вещи, нуждавшиеся в стирке и починке, и принять уже выстиранное и зашитое. Раз в неделю приходили мытари: Алита отсчитывала им налог с девушек; заявлялись бодрые ребята с маслеными глазками из столичных служб быта — Алита выплачивала им деньги за обслуживание здания, воду и отопление. Однажды пришел немолодой господин в инквизиторской форме, и Алита, увидев его, едва не спряталась под стойку, но господин поинтересовался, есть ли среди сотрудниц ведьмы, попросил расписаться в тетради и был таков.

Это были обычные, бытовые дела. С двух часов дня, сразу после начала обеденного перерыва, начинали приходить гости. Анзуна была права: это были сплошь респектабельные господа, уважаемые члены столичного общества и благородные отцы семейств. Среди них были председатели банков, чиновники городского управления, судьи, полицейские генералы; Алита, как и советовала мадам Бьотта, сумела завести с ними уважительную дружбу — посетители борделя относились к ней почтительно и практически не делали предложений провести время вместе. Алита же не испытывала к ним ничего, кроме брезгливого презрения. Кто бы мог подумать, что, допустим, господин Керьетт, известный столичный банкир, имевший репутацию прекрасного мужа и заботливого отца пятерых детей, имел склонность к некрофилии? Данута, постоянно принимавшая его, должна была перед приходом дорогого гостя четверть часа провести в ванне со льдом, чтобы потом лежать в постели холодной и неподвижной. Алита как-то поделилась своим презрением с мадам Бьотта, и та сочувствующе сказала:

— Это пройдет, моя милая. Видела бы ты, что творится в заведениях похуже. Бедность тамошних клиентов раздувает самые гадкие пороки.

Алита решила не уточнять, что конкретно мадам Бьотта имеет в виду.

На фоне затейливых предпочтений посетителей борделя увлечения принца Рекигена казались практически целомудренными. Он действительно был принцем, одним из семерых сыновей его величества Ахонсо, и предпочитал заниматься любовью с двумя девушками одновременно, только и всего. Фрейлины и благородные дамы считали его извращенцем, погрязшим в излишествах, но обитательницы дома мадам Бьотта обожали Рекигена: он приходил всегда веселый и хмельной, всегда приносил гостинцы, подарки и цветы и всегда думал не только о своем удовольствии, но и о том, чтобы его дамы не остались разочарованными.

Алита познакомилась с Рекигеном на пятый день своей работы: он ввалился в дом в сопровождении нескольких слуг, которые несли корзины с белыми орхидеями и лилиями, свертки со сладостями, ящики с вином и ворох пакетов, обвязанных золотыми ленточками. Обитательницы борделя высыпали в прихожую, и Алита, сидя за своей стойкой, провела скучные полчаса, наблюдая, как принц — высокий красавец с идеальной фигурой и чертами лица, словно вылепленными гениальным скульптором — целовался с девушками, щедро оделяя их комплиментами, цветами и свертками. Один из слуг, избавившись от своей ноши, подошел к стойке и протянул Алите стопку крупных купюр.

— Вы новая приказчица мадам? — спросил он и, дождавшись утвердительного кивка, сказал: — Его высочество пробудет всю ночь, отправляйте к нему свежую пару девушек каждые два часа.

— Хорошо, — сказала Алита. Пересчитав деньги, она убрала их в металлический ящик, заперла замок и, вскинув голову, увидела, что принц смотрит ей прямо в глаза — причем с удивленным и немного глупым видом.

— Гасите ваши лампы, — глухо промолвил принц, и сейчас в нем не было ни следа недавнего бесшабашного веселья. — Взошло солнце.

Алита не то что бы смутилась: за неделю работы приказчицей она успела выслушать больше комплиментов, чем за всю свою прошлую жизнь, и все они были гораздо цветистее, чем слова принца. Но сейчас, глядя в его лицо — слишком смазливое, на ее вкус — Алита чувствовала странное стеснение.

— Солнце взошло еще с утра, — сказала Алита, — и село около часа назад. Рада познакомиться с вашим высочеством. Рассказы о вашей доброте и щедрости бегут впереди вас.

Кто-то из девушек торжествующе улыбнулся. Уже несколько дней обитательницы борделя делали ставки, стараясь угадать, кто из гостей уведет-таки с собой новую приказчицу. Во взгляде Рекигена мелькнуло что-то, глухой и дальний отблеск какой- то идеи; он покосился на девушек и отчетливо промолвил:

— Милые дамы, сегодня вам придется наслаждаться подарками без меня, — и добавил уже жестче: — Оставьте нас.