Страница 90 из 92
— Говори!
— Ты позволишь запереть дверь?
— Ты думаешь, что на нас могут напасть?
— Нет, но Оско и Омар не так глубоко изучили законы пророка, как я. Они могли бы впасть в искушение, если бы вошли сюда; этому я и хотел помешать. Да не обременят они свои души упреками, что осквернили себя запахом крови и мяса, которое набили в кишки и коптили.
Он встал, запер дверь изнутри, присел к нам, достал нож и… отрезал кусок ветчины весом, наверное, в полфунта, который моментально исчез за его жидкими усами — в этих усах справа торчали шесть, а слева семь волосинок. Потом Халеф спокойно огладил обеими руками живот и молвил:
— Ты видишь, эфенди, какое огромное доверие я к тебе питаю.
— Пока я видел лишь твой аппетит.
— Он — следствие моего доверия. Что вкушает мой эфенди, не может лишить меня седьмого неба, и я полагаюсь на твое умение молчать. Ты не скажешь Оско и Омару, что твои взгляды столь же весомы для меня, как и законы святых халифов?
— У меня нет причины трезвонить, что ты ешь нечто вкусное.
— Хорошо, так я возьму еще кусок этой колбасы, раз ветчина оказалась такой удивительной. Наш хозяин позволит мне это, ведь все, что жертвуется гостям, Аллах воздает стократ.
Смотритель ободряюще кивнул, и Халеф постарался доказать, что он сегодня ни во что не ценит заповеди пророка. Управившись с едой, он вытер нож о свои брюки, сунул его за пояс и изрек:
— Есть такие создания, что обречены премного страдать от людской неблагодарности. Свинья, конечно, не заслужила того презрения, с коим относятся к ней правоверные. Будь я на месте пророка, я бы внимательнее слушал, когда мне диктовали Коран. Тогда бы всем животным была оказана высокая честь радовать благовкусием сердце человека. А теперь, поелику мы покончили с угощением, я могу снова открыть дверь, не страшась, что души моих друзей претерпят ущерб.
Он поднялся с места и отодвинул засов как раз в тот момент, когда некий миловидный юноша намеревался войти внутрь.
— Исрад, — сказал ему смотритель, — ты больше сегодня не будешь работать; я даю тебе отпуск. Этот эфенди решил поехать в Треска-конак, и ты проведешь его туда кратчайшим путем.
Этот молодой человек был братом женщины, о которой шла речь. Он воспользовался поводом и самым сердечным образом поблагодарил меня за спасение сестры; теперь он был рад оказать мне ответную услугу.
— А у тебя есть лошадь? — спросил я его. — Не можешь же ты идти пешком, ведь мы быстро поедем.
— Я одолжу ее на той стороне, в деревне, — сказал он. — Когда ты отправишься в путь, эфенди?
— Как можно скорее.
— Тебе придется подождать, ведь твоя одежда еще долго не высохнет. Тем временем я добуду лошадь.
Он удалился.
— Он будет тебе хорошим проводником, — сказал его свояк, — и он поведает тебе обо всем.
— Мне это очень кстати; у меня есть о чем его расспросить.
— Но ты можешь и у меня выяснить?
— Прежде всего мне хотелось бы знать, где расположено местечко под названием Каранирван-хане.
— Каранирван-хане? Гм! А почему оно тебя интересует?
— Потому что эти пятеро всадников, которых мы преследуем, поедут потом туда.
— К сожалению, я не знаю никакого местечка с таким названием. Каранорман-хане есть; оно лежит близ Вейчи в Шар-Даге.
— Это я знаю, но это не то место, что я ищу. Каранирван-хане, очевидно, это некий уединенный дом, конак; его хозяин — перс.
— Персы в наших краях редки.
— Ты не знаешь ни одного?
— Одного-единственного.
— Как его зовут?
— Его настоящего имени я не знаю. Он носит окладистую черную бороду, поэтому мы называли его всегда Кара-Аджеми, Черный Перс.
— Ах! Быть может, этого человека я как раз ищу. У него должна быть густая черная борода, поэтому его зовут также Кара-Нирван. Откуда он родом, как ты думаешь?
— Этого я не знаю точно. Он живет наверху, близ Яличи или Лумы. Помнится, он рассказывал как-то о медведе, который встретился ему наверху, возле Шалеш-горы. Эта гора находится рядом с тем местом, что я называл.
— В Шар-Даге тоже есть медведи?
— Редко-редко случаются. Раньше, любил рассказывать мне отец, они встречались чаще. Теперь же раз в несколько лет сюда и забежит такой зверь.
— Ты совсем ничего не знаешь об этом персе?
— Он торгует лошадьми, и притом очень удачно. Он человек богатый. Я его часто видел у нашего соседа, который держит конак. Перс заглядывал к нему непременно с дюжиной слуг и табуном лошадей.
— Это мне очень интересно слышать; отсюда можно сделать разные выводы. Этот торговец лошадьми — перс; его зовут Кара. Он заглядывает к хозяину конака, к которому едут как раз Манах эль-Барша и четверо его спутников. Вполне вероятно, что именно этого человека мы ищем.
— Я буду рад, если навел вас на верный след.
— Твой свояк не знает других подробностей?
— Нет. Он, как и я, давно не был на родине. Но когда ты сегодня прибудешь к отцу, расспроси его и моего брата. Быть может, они расскажут тебе побольше.
— Твой отец дружен с соседом?
— Они ни друзья, ни враги. Они — соседи, которым приходится ладить друг с другом. Хозяин конака — человек скрытный и какой-то двуличный.
— Ты не знаешь, он часом не водит дружбу с дурными людьми?
— В таком пустынном месте в конак заглядывают разные люди. А так ничего не могу сказать. Разве вот вспомнилось, что он часто появляется со старым Шаркой, а это недобрый знак.
— Кто такой этот Шарка?
— Углежог. С несколькими подручными он поселился в горах. Живет он в глубокой, мрачной пещере; ходят слухи, что поблизости порой хоронят людей, которые умерли не своей смертью. Через горы ведет пустынная тропа; проходит она мимо его пещеры, и вот непонятные бывают дела: отправится иной странник той дорогой и нигде больше не показывается. И всегда такое приключается с людьми, у которых при себе были деньги или другие ценные вещи.
— Тогда там набралось, наверное, целое потайное кладбище! И что же, так никто и не напал на след преступлений этого человека?
— Нет, ведь нелегко подступиться к нему. Его сообщники — люди крепкие и жестокие; с ними не сладишь… Однажды послали туда отряд солдат, человек тридцать, чтобы схватить аладжи, которые у него остановились. Солдаты вернулись не солоно хлебавши, да к тому же скверно с ними обошлись.
— Кто?
— Этого они не знали. По ночам на них нападали люди, чьих лиц они так и не видели.
— Значит, аладжи тоже бывали у углежога! Ты их знаешь?
— Нет, — ответил он.
— А ведь ты их сегодня видел, двух парней на пегих лошадях; они ехали вместе с Манахом эль-Баршей. Этих братьев, о которых идет дурная молва, прозвали по цвету их лошадей.
— Вот так дела! Кто бы мог подумать! Я видел аладжи! Теперь я уже не удивляюсь, что эти люди расплатились с паромщиком плетью. Они едут в Треска-конак, но там они не остановятся. Наверное, они хотят навестить углежога.
— Вполне вероятно.
— Тогда прошу вас, бога ради: не надо ехать за ними вдогонку! Углежог и его сообщники — люди дикие; они голыми руками задушат самого дюжего волка.
— Я тоже знаю людей, которые на это способны, хотя их не назовешь людьми дикими или полудикими.
— Подобных субъектов лучше избегать!
— Я не могу. Я уже сказал тебе, что мне надо предотвратить преступление. А еще мне надо отомстить за одно жестокое преступление. Речь идет о друзьях моих друзей.
— А ты не можешь поручить это другим?
— Нет, они испугаются.
— Так передай это дело полицейским.
— О нет! Они еще больше испугаются. Нет, мне самому надо следовать за этими пятью всадниками, пусть даже я вступлю в схватку со всеми углежогами на свете.
— Мне страшно за тебя. Этот Шарка — сущий дьявол. Он зарос волосами, как обезьяна, а зубы у него, как у пантеры.
— Ты, пожалуй, преувеличиваешь?
— Нет. Я узнал это от людей, которые его видели. Тебе и впрямь нельзя сражаться с ним.
— Хитрость и ум победят любую силу, — ответил я. — Впрочем, если это тебя успокоит, я попрошу повторить вслед за мной одно упражнение.