Заключенный (ЛП)

Можно быть сильным или слабым, а я сильнее происходящего между мной и мисс Уинслоу. Даже если я хочу пулей вылететь из этой комнаты, все равно останусь.

Я сижу в классе и внимательно слушаю, без какого-либо зрительного контакта с ней. Впитываю материал, как губка, не думая о том, как звучит ее голос. Я пытаюсь следовать ее советам и абстрагируюсь от всего вокруг, прямо как в тот раз, когда ее руки были на мне. Тогда я снял ее очки, а она взглянула на меня, и я почувствовал, будто она принадлежит мне.

От того, что я ее игнорирую, становится только хуже. Я вижу мисс Уинслоу, даже не смотря на нее. Чувствую каждое ее движение, когда она ходит по классу, знаю в каком она расположении духа. В Франклин-Сити, неподалеку от нашего укрытия, есть табличка, гласящая: «ОПАСНО: ВОСПЛАМЕНЯЕМАЯ ЭЛЕКТРОСЕТЬ». Именно так я чувствую себя в классе. Самому Дьяволу должно быть известно, насколько опасны электрические импульсы, искрящиеся между нами.

10 глава

Эбигейл

Говорят, существует всего два типа страха. Один заставляет тебя мчаться со всех ног далеко-далеко прочь, от другого кровь в жилах стынет, и ты отвести взгляд. Грейсон — воплощение последнего. Я поменяла места, только чтобы держать его на расстоянии, потому что произошедшее тогда в кабинете, было неправильно.

Порой по ночам я вспоминаю об этом с ужасом и трепетом, остро ощущая вихрь в своем животе. Воспоминания, как украденный драгоценный камень, которым мне не следует обладать, но в то же время, я никак не могу от него избавиться.

Похоже, моя идея сработала, и Грейсон хочет игнорировать меня так же, как и я его. Никаких больше многозначительных взглядов и коварных улыбок. Он заставил себя работать так, словно от этого зависит его жизнь. Или смерть.

Неделю за неделей я даю уроки. Хожу по комнате туда-сюда, пока они пишут. Если бы кто-то наблюдал за классом, то наверняка решил бы, что я отчужденный преподаватель, но с большим стажем, а Грейсон для меня всего лишь номер.

Только это неправда.

Грейсон способен заглянуть глубоко-глубоко в меня, а это убивает. Ни его руки, ни взгляды, а слова. Его рассказ шокирует меня. Недоработанная, но душераздирающая история о мальчике, которого держат в плену в подвале. Хотя сначала кажется, будто рассказ о мышонке по имени Мануэль, только он не в клетке, не в маленькой бутылке из-под воды, не бегает в крутящемся колесе, эта мышка живет в стенах. Мануэль — грызун, который должен быть убит, попавшись в ловушку, только эта мышка все, что есть у мальчика. Он утешает его и подкармливает. Здесь есть и другие дети. Дети, застрявшие в ловушке без телевизора и игр. Я не понимаю, что происходит, и кто удерживает его там. Ему не хватает еды, но, тем не менее, он отламывает маленькие кусочки пиццы в надежде, что Мануэль вернется.

Затем рассказ повествует о том времени, когда мышка не приходит. Мальчик отмечает дни, выскребая их на стене гвоздем. Он сидит в том углу, где обычно появляется Мануэль, выжидая с трудом каждую минуту, ведь кроме этой мышки у него больше никого нет.

Мальчик никогда не поднимается наверх, от осознания того, что он даже не пытается это сделать, становится больно.

Он описал один самых тяжелых моментов своей темной жизни так осторожно и сильно одновременно, без какой-либо жалости к себе. От его честности и смелости я не могу усидеть на месте. Мое детство тоже покрыто мраком, но буду честна, я жалела себя.

В его истории нет никого из взрослых, только мальчик, Мануэль и несколько друзей, охающих и ахающих вокруг мышки. Грейсон так живо описывает мышь: серая шерстка, дергающийся нос, пятно на хвосте от возможного удара.

В рассказе у мальчика сломана рука. Грейсон как будто говорит, что это его рука. Повествование намекает, что кто-то сделал это нарочно. Вот только кто? История умалчивает.

Сначала был шок, только потом за ним последовала боль, пишет он. И хорошо, ведь, если она приходит, то больше не оставит тебя. Весьма прозаично, Грейсон.

Кто же держал его в подвале? Что могло произойти с ним такого ужасного, что даже грязная мышь стала лучшей частью того дня? История лишь намекает, он ступает по тонкому краю, но всей информации не рассказывает.

Я думаю об отважном Мануэле, дергающем нос в поисках корок от пиццы. Когда его не было несколько дней, я знал, что он ушел, ища что-то получше, чем это. Порой, я воображаю его, играющего снаружи, и мне становится легче.

Я предложила ему рассказать правду, в этом рассказе она чувствуется, хотя, признаться, после его рассказа о бейсболе, все же сомнения имеются.

Я пробиваю информацию о нем в гугле, только для того, чтобы быть уверенной, что он говорит правду, ведь мне хочется ему верить. Информацию о других заключенных я не проверяю, это вроде как вторжение в личную жизнь. Когда страница с данными о Грейсоне Кейне загружается, поисковая система выдает много всякого мусора, но кое-что все же привлекает мое внимание — строка с фотографиями.

Это он. Грейсон. Выглядит иначе, сейчас он чертовски пугает своими масштабами, Грейсон на фото — маленький мальчик. Я всматриваюсь и узнаю черты на молодом лице.

На пакете молока.

Он смотрит в камеру без улыбки. Волосы коротко подстрижены, прикрывают лоб, а в глазах тьма.

Я кликаю мышкой.

«РАЗЫСКИВАЕТСЯ» гласит надпись на коробке с молоком. Его рост, вес и дата рождения, все там: тридцать пять килограммов, маленький мальчик, последний раз его видели около бело-синего фургончика с мороженым. Если у вас есть хоть какая-то информация о возможном местонахождении ребенка, пожалуйста, обратитесь в полицейский участок.

Много пропавших детей, взятых под опеку. Предполагается, что они были похищены тем, кто владел этим фургоном. Удержаны в плену. В подвале.

Как долго он пробыл там, прежде чем его нашли? День? Два?

Достаточно долго, чтобы обзавестись другом в виде крысы. Две недели?

Мой живот скручивает, но не от сомнений, которые одолевали меня прежде, а из-за страданий маленького мальчика, которого я никогда не знала. Мальчика, о котором я прочитала маленький кусочек воспоминаний. Между ним и тем пугающим мужчиной, каким он сейчас является, пролегла огромная пропасть.

Я закрываю вкладку, увидев достаточно.

Значит, Грейсона похитили. Удерживали.

Эти карие глаза с картонной коробки преследуют меня.

***

Чувствую волнение и счастье, когда ко мне в общагу доставляют коробку с печатным изданием газеты. Я переживала, что она не придет вовремя. Провожу пальцем по оглавлению, так много бессонных ночей проведено, чтобы сделать все, как надо. В программу также вошла оплата графическому дизайнеру, поэтому обложка вышла блистательной. Думаю, этот журнал многое значит для ребят, так же как и для меня.

Слова Эстер о том, что им нужно дать свободу в выражении, всплывают в моей памяти, когда я вновь обращаюсь к истории Грейсона. Мне хотелось, чтобы он был честен со мной, и я знала, что он на это способен.

Но я получила даже больше того, на что надеялась. Его рассказ — изюминка выпуска. Мне почти причиняет боль, что пришлось выпустить эту историю недоработанной.

Газета «Кингмен» уже доступна в сети, и количество обзоров растет. Люди тянутся к реальным вещам, так же как и я. Предполагалось, что учителя тоже могли бы участвовать, рассказать свою историю, но у меня уже был свой рассказ о первом дне в колледже. Этого было достаточно. Выпуск предназначался для ребят, а не для меня.

11 глава

Эбигейл

Классная комната такая же холодная, как и всегда, и только сейчас, в свой последний день, я понимаю, что буду скучать. По правде, мы прошли значительный путь, и я рада, что не уволилась. Тоска накрывает меня с головой, пока я жду ребят.