Отравители змей

Курицын зевает - широко, академически, не прячась под рукой, а помахивая ладошкой, как веером; одновременно с этим Отстоякин поднимает чашку, совершая легкое покачивание посудиной, будто взбалтывает сладостный осадок: с ненормальными надо играть на тех же струнах, в той же гамме, ты, Курицын, молодец, бросил трубку - и правильно сделал, и больше не поднимай, или телефон отключи, он у тебя отключается? Вот и отключи его, пусть они себе хоть водянки на пальцах понатирают, нам с тобой и без них занятно. Мое здоровье, успехов мне, процветания, долгих лет жизни. Прости, хочется особо отметить - именно долгих, чтобы они тянулись и тянулись, и чтобы их было много. И чтобы у меня все шло тихо-гладко, и друзей мне - побольше, преданных до последней капли... а, Владлен? Думаю, от такого и ты бы не отказался... За все хорошее, мил человек!..- Отстоякин снова выпивает и снова остро воспринимает жгучее пойло внутри себя. Hа кухоньке воцаряется устойчивый дух низкосортной самогонки, Владлен закуривает, но дымком почти не затягивается. Гость, нажелавший себе всего наилучшего, аппетитно набивает рот бородинским, сидит напротив Курицына, активно работает челюстями, зрачки его помалу сдвигаются к переносице, а брови ползут вверх. Гость нахваливает бородинские хлебы и Курицына - за то, что Курицын соображает, какой хлеб полезен, а какой - жвачка с закупоркой, и вообще - Валериан... то есть, Владлен, конечно... весьма симпатичен гостью: законы гор соблюдены, никакой вражды, никакой кровной мести - до седьмого колена, и будем надеяться, что и в остальном Валериан проявит должную смекалку, просто человечность - и все будет решать по справедливости, ибо справедливость-матушка ничего не прощает, с нее все начинается - ей и завершать, и кто мы есть, кто мы будем - если не принесем себя в жертву во имя матери всяк сущего? Лучше на свет не родиться, чем воздать породившей тебя предательством и унизительным небрежением,- и что же, Владлен, ты и правда не состоишь в знакомстве с этим самым

Васьпаном? И правда никогда про него не слышал? И даже не догадываешься, кто он таков - этот самый так называемый? А вот Давнюк - ты и Давнюка не знаешь? Такая фамилия - Давнюк - ни о чем тебе не говорит? - глазки Отстоякина все заметнее мельчают, съезжаются, под руками у него образуются липкие темные пятна - теперь из-под мышек Отстоякина периодически роняются влажные чваки и чмуки.

Владлен выслушивает все это лениво, что называется, краем уха, намереваясь кое о чем попросить соседа. Например, неплохо было бы, когда бы Отстоякин осознал наконец, что пора и честь знать, что в гостях хорошо, а дома - лучше, что дружба дружбой, а полночь не за горами, что крепкий сон - дороже золотого динара, что дружбу води, а себя блюди, что непрошенные - татарина хуже, а кто рано встает - тому Бог дает, а рано встать, вообще - проснуться поутру - не означает ли это, что следовало бы хоть немного, хоть на миг - уснуть накануне? Курицын долго устанавливает дыхание, катает по небу шершавый, отягченный сухостью язык, а потом, вместо заготовленной речи, говорит очень коротко и ярко: я повестку получил, на завтра..

- Да ну,- откликается Отстоякин,- не покажешь ли? Похвались, я тебя не задержу, гляну только...- Он основательно устанавливает бумажку в поле зрения, фиксирует глазные яблоки, вычитывает построчно, потея пуще прежнего, шевеля губами и посапывая, ставит окончательный диагноз: похоже! Поздравляю, Курицын, повестка первосортная, такую грех не спрыснуть! Давай за здоровье защитников! За тех, кто на вахте! У моря свои законы - сур-р-ровые, скажу я тебе... Кто ими гнушается - тот на дне ошивается... Hу, Валериан! Hу, ты и отхватил!

- Владлен,- подстраивает соседа Курицын.

- Владлен, Владлен,- воссиявший вдруг Отстоякин машет рукой, подливает себе в чашку, держит плоскую бутылочку в перевернутом состоянии, пока на горлышке не замирает последняя капля,- тогда он стряхивает ее и заглядывает в чашку: чашка заполнена до ободка.- Как в аптеке, Владлен. Двойной глоток, защитники и тройного достойны, за такое дело можно бы и... пошебурши по загашникам. За содружество войск, войсковых частей и соединений. Оптимально! Тут же Отстоякин предупреждает жестом, чтобы Курицын помолчал под руку, под глотание водки следует помалкивать затаив дыхание, чтоб ее, капризную, не своротило с накатанной,- и, ополоснув во рту, жадно сглатывает подлую.

- Закусили? - спрашивает Курицын через минуту.- Давайте расходиться.

- И разойдемся,- благословляет его Отстоякин.- Ты где служил?

- Да при училище, недалеко здесь. Авиационное.

- Ага, летуны,- кивает Отстоякин, выбирая из хлебницы кусок поувесистей.

- Технари,- информирует Курицын.- В основном, вертолетчики.

- Так ты и вертолеты знаешь! - Отстоякин смотрит на него безобразно косыми глазками.- Ма-ла-дец.

- Ничего я не знаю, бегал куда пошлют. Жили, правда, неплохо. Курсантский паек, обмундирование, своя конурка при штабе была. При штабе тыла... Закусили, Постулат Антрекотович?

- Закусываем. А я думал, ты вертолеты знаешь. Вертолет - это вещь. Я вертолеты уважаю. И тебя уважаю, хоть ты и не вертолетчик... Ты ведь не виноват, тебе приказали, ты - есть, так точно - и дерьмо грести лопатой... Слушай, Валериан, а как же молоток? Молоток ты достал? Где у тебя этот самый... истр... истр... истральный ящик?..

- Да ладно,- говорит ему Курицын.- Без молотка обойдемся.

- А ты? - говорит ему захмелевший и почему-то радостный Отстоякин.- Ты меня почему не спрашиваешь?.. Где я служил, как служил... интересно же...

- Hу, скажите,-говорит ему Курицын и поднимается с табуреточки.

- Нельзя,- туманно отвечает Отстоякин.- Дал подписку - и ни-ни... А ты служил... это самое... добросовестно? Эти самые у тебя случались?..

- Взыскания? - спрашивает Курицын стоя и позевывая.- Да нет, обошлось. Вам пора, Постулат Антрекотович...

- Секундочку...- говорит Отстоякин и смотрит на свой указательный палец. И вдруг, как-то подобравшись, сосед произносит голосом Игоря Кирилловача: Важное правительственное сообщение... Похоже?.. Я и под Пугачеву могу, и под Анну Герман...

Курицын смотрит на него, как на протекшую водопроводную трубу,- когда еще неясно, то ли бежать за сантехником, то ли тряпку хватать, то ли взывать к божествам милосердным.

- Слушай, Владлен...- не унимается дядяша, похожий на холодильник в пижаме.- Ты вот по батюшке - кто? Купидонович?.. Стало быть, батюшку твоего Купидоном звали?..

- При чем тут мой батюшка? - спрашивает Курицын.

- A при том,- напористо говорит Отстоякин,- при том, что дед у меня австралийцем был... Товарищи, послушайте объявление: дедушка у меня австралиец, такие, значит, дела, товарищи... Настрогал тут детей, все бросил и уехал на кенгуре кататься...- Отстоякин хлипает носом, промакивает пальцами глазенки.- Судьба, брат... Ты за папашу не обижайся... я ж не для того, чтоб ты обиделся... У меня у самого - я ему говорю: это мне что же - всю жизнь в Антрекотовичах хаживать? - а он мне: имей уважение к корням... Ты, Валериан, имеешь уважение к корням?.. Да нет, Купидон - не хуже Антрекота, с этим у тебя порядок... Я вот к тебе дружить пришел, а ты меня гонишь... как пса бездомного...

- Почему же - как на пса? - не соглашается Курицын.- В самом деле, Постулат Антрекотович, время позднее, поздно уже...

- А может, и поздно...- о чем-то своем, неведомом Владлену, тихо говорит Отстоякин.- Может, и так... Ты повестку где хранишь? Ты храни ее, это документ... Я тебя понимаю, хочется побыть одному... переживания, штука деликатная... Раз на раз не приходится... Мы вот с тобой не первый год на площадке живем - а что имеем?.. Сейчас, ты погоди... что имеем, спрашиваю? Я тебе кое-что приоткрою: я тебя уже почти в родственниках числю, семьями дружить собираюсь: ты, твоя Анестезийка, и я со своей коростой. Если вернешься - начнем дружить семьями...- рассказывает он как о свершившемся.- Я так решил... и не надо благодарностей! Этого - не надо! Хоть я и явный, и рыло у меня на виду!