Лягушка-путешественница

Отобрав сотню золотых, попаданка разделила их на две части. Одну половину спрятала в шкатулку, где хранилась самая большая её драгоценность - письмо Наставника родичам, а вторую - в старую шкуру, которой обернула дротики.

В отличие от семьи Картена, члены урбы кушали на обед овощной суп без каких-либо следов мяса, заедая всё теми же лепёшками и рыхлым, попахивавшим овцами, сыром.

Пожалуй, единственным преимуществом театра перед домом канакерского консула явилось наличие воды. Её доставали деревянным ведром из круглого каменного колодца, над которым висел на столбах привычного вида барабан из куска древесного ствола с намотанной на него верёвкой и колесом, напоминавшим корабельный штурвал.

Правда, располагался этот источник водоснабжения в каких-нибудь пятнадцати-двадцати шагах от сортира с его выгребной ямой.

Ника невольно поёжилась, вспоминая о холере, дизентерии и прочих не очень приятных сюрпризах, которые может таить подобное соседство, но, заглянув в колодец, немного успокоилась, увидев, что зеркало воды поблёскивало на глубине не менее пятнадцати метров.

Именно в этой части двора между уборной, колодцем и сараем располагалась, если так можно выразиться, "кухня" урбы. Здесь жёны артистов готовили еду на двух, обложенных камнями, очагах, стирали, чинили одежду, судача между собой.

Спустившись, путешественница с удивлением обнаружила, что Риата уже успела влиться в их дружный коллектив. Присев на корточки возле низкой корзины для отбросов, рабыня чистила здоровенную луковицу, вытирая слезившиеся глаза и непринуждённо болтая с Принией и ещё двумя женщинами, перебиравшими фасоль на расстеленной тряпке. При этом собеседницы, казалось, вовсе не замечали таблички с именем владелицы на груди невольницы.

Подождав, пока она закончит возиться с овощами, девушка сделала приглашающий жест рукой.

- Звали меня, госпожа? - подойдя, спросила Риата.

- Пойдём, - кивнула та. - У нас есть дела.

Оказавшись в каморке и тщательно закрыв дверь, Ника показала ей немного похудевший мешочек.

- Здесь золото. Много. Но я не хочу держать его в одном месте.

Рабыня непонимающе захлопала ресницами.

- Надо сшить два или три мешочка, - пояснила хозяйка. - Таких, чтобы можно было под одеждой носить.

- Ясно, госпожа, - с готовностью кивнула невольница. - Мой предпоследний хозяин носил под туникой пояс с монетами.

- И нам нужно что-то вроде этого, - сказала девушка.

Из куска кожи и старого платья Паули, которое всё ещё болталось в одной из корзин, Ника с Риатой кое-как соорудили два плоских мешочка с завязками.

Ужинали в театре поздно, уже после представления, освещая зал тусклым светом масляных фонарей. Опасаясь, что окорок может испортиться, путешественница отдала его в общий котёл, отчего каша по уверениям актёров получилась особенно вкусной. Насытившись, мужчины отправились наверх отдыхать. Их места за столом заняли женщины.

Разумеется, почётная гостья ушла одной из первых. После того, как Риата помогла хозяйке раздеться, рабыня опять ушла вниз ужинать и помогать навести порядок.

Несмотря на толстые стены и массивную дверь, из большого зала ещё долго доносилось неясное бормотание. Видимо, артисты бурно обсуждали этот суматошный день.

Вернувшись с чуть горящей лучиной, Риата быстро затушила её, и раздеваясь, поведала госпоже последние сплетни. Оказывается, Лукста Мар, жена Анния, предупреждала, что муж её неисправимый бабник, поэтому обязательно будет приставать к госпоже Юлисе. Женщина через рабыню передала путешественнице, чтобы та не верила ни одному его слову.

- Я сказала, что девушка такого знатного рода даже не заметит ухаживаний какого-то бродячего актёра! - гордо выпалила невольница, забираясь под овчинное одеяло. - А если он забудет, кто перед ним, вы сможете за себя постоять.

- Не стоило так говорить, - проворчала Ника, пытаясь устроиться поудобнее на жёсткой лавке. - - Артисты гордятся своим занятием, а ты их унизила.

- Простите мою смелость, добрая госпожа, - с неожиданным апломбом заявила Риата. - Только ни один артист не стоит и мизинца аристократа. Даже здесь в городах Западного побережья, где все так кичатся их народными собраниями, к древним родам Империи относятся с большим почтением. Поверьте, уж я то знаю, что говорю.

- Возможно, тебе виднее, - не стала спорить путешественница, в который раз с тоской вспоминая светлую просторную комнату в доме Картена и мягкую постель с тюфяком, набитым сушёными морскими водорослями.

Отвыкшая от спартанских удобств, девушка долго ворочалась, раздражённо бормоча про себя: "Разбаловал тебя консул. Привыкла жить по-человечески. Забыла, как на земле спала да вонь от шкур нюхала. Теперь придётся привыкать по новой".

Под аккомпанемент подобных мрачных мыслей она и заснула, чтобы на следующий день продолжить привыкать к новому жилищу.

В отличие от комнаты в доме Картена, в этой клетушке днём оставаться совсем не хотелось. Темно и душно. Только к вечеру, когда солнце уходило на другую сторону здания, в каморке становилось более-менее комфортно.

Поэтому Нике приходилось то с глубокомысленным видом наблюдать, как два театральных раба под мудрым руководством Меркфатиса, вроде бы не торопясь, но довольно споро сначала разобрали, а потом вновь собрали платформу тележки, то гулять по окрестным холмам в сопровождении верной Риаты.

Как и предупреждала Лукста Мар, её супруг при каждом удобном случае пытался обратить на себя внимание. Путешественница всякий раз отвечала ему с подчёркнутой холодностью, которая не только не останавливала привыкшего к победам сердцееда, но, кажется, только добавила ему азарта.

Поэтому девушка не рискнула отправиться к морю только с одной рабыней, а после долгих уговоров буквально вынудила нетрадиционную парочку составить ей компанию.

Нике уже не раз приходилось купаться голой в присутствии мужчин, поэтому особого чувства неловкости она не испытывала. Но все же её радовало то обстоятельство, что на усыпанном галькой и крупными камнями берегу не оказалось ни одного представителя сильного пола, кроме влюблённых друг в друга актёров.

Посвежевшая и ужасно довольная девушка пересказала своим спутникам старинный фильм "Двенадцатая ночь", чуть сократив сюжет. Тем не менее, идея с разнополыми близнецами начинающему драматургу понравилась. Тогда, расщедрившись, попаданка выдала ему рецепт пьесы со взаимным переносом сознания, как в гораздо более поздней картине "Любовь-морковь".

Представив, сколько нелепостей может вызвать подобный "обмен", её спутники от души смеялись, придумывая всё новые и новые комические ситуации.

У дверей дома почти счастливую путешественницу встретил Меркфатис и тут же испортил ей настроение.

- Пока вы ходили на море, приезжал господин Приск Грок, - с таинственным видом сообщил он. - И расспрашивал о вас.

- Что же его интересовало? - нахмурившись, насторожилась Ника, полагавшая, что получив письмо к Лацию Юлису Агилису, консул о ней просто забудет.

- Узнавал, что вы рассказывали о господине Картене, - вкрадчиво ответил собеседник. - И не приходил ли к вам кто-нибудь.

Путешественница насмешливо фыркнула:

- Приск Грок и его жена меня недолюбливают.

- Это заметно, - кивнув, отпущенник многозначительно поджал губы.

- И что вы ему сказали? - поинтересовалась девушка.

- Всё как есть, госпожа Юлиса, - бывший раб мелко захихикал. - К вам никто не ходит.

Каша без ветчины оказалась не такой вкусной. Но плавание и прогулка на свежем воздухе способствовали хорошему аппетиту, который не смогло испортить даже известие о нездоровом любопытстве племянника господина Картена. Так что уснула она сегодня гораздо быстрее.

Изучив театр, двор, ближайшие окрестности и не желая идти в город, попаданка, заскучав, вспомнила о тренировках, о которых совсем позабыла со всей этой суматохой. Прихватив Риату, Ника спустилась в ближайшую ложбинку, переоделась в кожаный костюм и занялась восстановлением растяжек. А невольница, воспользовавшись тем, что хозяйка занята своими малопонятными делами, прикорнула под кустиком.