Король ворон (ЛП)

Когда он подхватил планшет с учётной ведомостью, мысли об Энергетическом пузыре изводили его, напоминая, что ему всё ещё нужно обдумать вопрос о происхождении почерневшего дерева. Когда он отмечался в книге ухода с работы, на него давил Аглионбай, напоминая, что у него всё ещё имеются три страницы текста по экономике тридцатых годов, которые нужно прочесть перед сном. Когда он залез в машину, двигатель завыл, напоминая, что на него следует взглянуть прежде, чем он окончательно выйдет из строя.

У него не было времени, которое можно было бы посвятить нагреженной Ронаном оборванке, у него были собственные проблемы.

Но он не мог перестать о ней думать.

Мысли фокусировались, пока пальцы скользили по рулю перед ним. Ему потребовалась минута, чтобы осознать, что происходит, даже при том, что он смотрел прямо туда. Его рука быстро переместилась на верхнюю часть руля, чувствуя край, проверяя каждую подушечку пальца нажатием на поверхность.

Адам не приказывал руке двигаться.

Он сжал эту ладонь в кулак и убрал её с руля. А запястье обхватил другой рукой.

Энергетический пузырь?

Но Энергетический пузырь, казалось, присутствовал в нём не больше, чем обычно, когда не пытался привлечь внимание. Адам изучал свою ладонь в отвратительном уличном освещении, дезориентированный видом пальцев, бегающих, словно лапки насекомых, без связи с мозгом. Сейчас же, когда он смотрел на свою обычную руку, заметил, что линии потемнели от картонной пыли и металлической крошки, было похоже, что ему просто показалось. Будто Энергетический пузырь мог послать ему изображение.

Против воли он вспомнил слова договора, который заключил с лесом: «Я буду твоими руками. Я буду твоими глазами».

Он снова поместил руку на центр рулевого колеса. Она смотрелась странно с бледной полоской кожи на месте, где находились часы. Рука не двигалась.

«Энергетический пузырь?» — снова подумал он.

Сонные листья раскручивались в его мыслях, лес ночью был холоден и замедлен. Рука находилась там, куда он её положил. Сердце по-прежнему предостерегало внутри, впрочем, как и вид пальцев, двигающихся по собственному желанию.

Он не знал, реально ли это. «Реально» становилось неизменно всё менее пригодным термином.

А на Монмаут Ронан Линч видел сон.

Сон был воспоминанием. По-летнему зелёный Барнс, сочный и неопрятный, с насекомыми и влагой. Вода фонтаном била из разбрызгивателя, установленного в траве. Меттью бежал сквозь него в плавках. Юный. Пухленький. Кудри выгорели на солнце. Он смеялся заразительно, с переливами. Спустя секунду другой паренёк помчался вслед за ним, без колебаний его сбив. Оба мальчишки покатились по земле, покрываясь мокрой травой.

Этот другой паренёк встал. Он был выше, гибче, сдержаннее. Его волосы оказались длиннее, темнее и кудрявее, почти до подбородка.

Это был Ронан-до.

Здесь был третий мальчик, он аккуратно перепрыгнул разбрызгиватель. «Джек был ловок, Джек был быстр»[17].

— Ха, а ты думал, я не стану, — сказал Гэнси, положив ладони на свои голые колени.

— Гэнси! — Это Аврора, уже смеясь, позвала его по имени. Таким же смехом, как и у Меттью. Она направила разбрызгиватель прямо на него, тут же его намочив.

Ронан-до рассматривал Ронана-после.

Он почувствовал тот момент, когда осознал, что видит сон — он слышал, как электронная музыка пульсирует в ушах – и он знал, что может себя разбудить. Но это воспоминание, это идеальное воспоминание... Он стал этим Ронаном-до, или Ронан-до стал Ронаном-после.

Солнце становилось всё ярче. Ярче.

Ярче.

Это был раскалённый фотоэлемент. Мир выжигало на свет и тень, и ничего между. Гэнси прикрыл глаза. Кто-то вышел из дома.

Деклан. Что-то в его руках. Чёрное в этом бьющем в глаза свете.

Маска.

Круглые глаза, зияющая улыбка.

Ронан ничего не помнил о маске, кроме ужаса. Что-то в ней было жутким, но сейчас он не мог припомнить что именно. Каждая мысль в нём выгорала в этих ядерных отходах памяти.

Старший Линч вышагивал целенаправленно, ботинками растаптывая промокший газон.

Сон содрогнулся.

Деклан побежал прямо на Меттью.

— Девочка-Сиротка! — закричал Ронан, вскакивая на ноги. — Энергетический пузырь! Tir e e’lintes curralo!

Сон снова содрогнулся. Видение леса наложилось на всё это, кадр незаметно проскользнул в видеоролик.

Ронан бросился через нездоровую белую лужайку.

Деклан дотянулся до Меттью первым. Младший Линч доверчиво запрокинул голову в его сторону, и это был кошмар.

— Вырасти, засранец, — сказал Деклан Ронану. Он впечатал маску в лицо Меттью.

Это был ночной кошмар.

Ронан отшвырнул Делана от Меттью; сон снова колыхнулся. В руках Ронана оказалась знакомая фигура младшего брата, но было слишком поздно. Первобытная маска без труда стала частью лица Меттью.

Ворон пролетел над головами и исчез посреди неба.

— Всё будет в порядке, — сказал Ронан брату. — Ты можешь жить вот так. Ты можешь просто никогда её не снимать.

Глаза Меттью бесстрашно глядели из глазниц. Это ночной кошмар. Это кошмар. Это...

Деклан сорвал маску.

Дерево за ним засочилось чёрным.

Лицо Меттью оказалось расчерченным линиями и пунктиром. Не кровавым, не внушающим ужас; это просто было не лицо, и потому оно было страшным. Он стал не человеком, он стал чем-то нарисованным.

Грудь Ронана сотрясали тихие, безмолвные рыдания. Таким образом он не плакал уже так долго...

Сон содрогнулся. И теперь не только Меттью рассыпался в прах, всё рушилось. Руки Авроры указывали друг на друга, все пальцы загнуты к груди – разорванные линии. Позади них Гэнси стоял на коленях с мёртвыми глазами.

Горло Ронана саднило:

— Я сделаю что угодно! Я сделаю что угодно! Я сделаю...

Уничтожалось всё, что Ронан любил.

— Пожалуйста.

В общежитии Аглионбая проснулся Меттью Линч. Потянувшись, он ударился головой о стену, посреди ночи он подкатился к ней вплотную. В тот момент, когда его сосед по комнате Стефан Ли издал звук нелепого разочарования, Меттью понял, что проснулся из-за звонящего телефона.

Он нашарил трубку и поднёс к уху.

— Да?

Ответа не последовало. Он моргнул и посмотрел на экран, чтобы понять, кто звонит, потом снова приложил телефон к уху. И сонно прошептал:

— Ронан?

— Ты где? В своей комнате?

— Ну.

— Я серьёзно.

— Тут.

— Меттью.

— Да, да, я в своей комнате. Стефан Ли ненавидит тебя. Сейчас два ночи или около того. Чего тебе?

Ронан не ответил сразу. Меттью его не видел, а он свернулся на своей кровати на Монмаут, прислонившись лбом к коленям, одной рукой крепко сжав затылок, прижимая телефон к уху.

— Только узнать, что ты в порядке.

— Я в порядке.

— Тогда иди спать.

— И так всё ещё сплю.

Браться разъединились.

За пределами Генриетты что-то тёмное, прильнув к энергетической линии, наблюдало за всеми событиями, происходящими в ночной Генриетте, и говорило: «Я просыпаюсь, я просыпаюсь, я просыпаюсь».

Глава 12

Следующее утро было чересчур ярким и чересчур жарким.

Гэнси и Адам стояли у двойных дверей Мемориального Театра Мастера Глэдис Френкайн Моллин, аккуратно сложив руки. Они были назначены церемониймейстерами... На самом деле, только Адама назначили, а Гэнси добровольно вызвался считаться вторым церемониймейстером. Ронан был вне поля зрения. Внутри Гэнси медленно закипала досада.

— День Ворона, — начал директор Чайлд, — это больше чем день гордости за школу. Потому что разве мы не гордимся школой ежедневно?

Он стоял на сцене. Все немного вспотели, но не он. Он был поджарым, суровым пастухом при перегоне скота, и этот перегон являлся жизнью, кожа изборождённая, будто обесцвеченная стена каньона. Гэнси давно утверждал, что Чайлд здесь остаётся непонятым. Поместить такого последнего героя в светло-серый костюм и галстук – всё равно что бросить на ветер возможность вместо этого посадить его в седло из оленьей шкуры и засунуть внутрь широкополой ковбойской шляпы.