Страница 17 из 53
Зал быстро заполнялся гостями. Рабы из кувшинов поливали воду на руки, вытирали их полотенцами, которые были перекинуты у них через руки.
Столы были заставлены сосудами с вином, солонками и уксусниками. Рабы в блюдах разносили и раскладывали по столам разделанные на мелкие кусочки мясо, щуку, окуня, макрель, фаршированные каракатицы, лягушиные лапки и брюшко.
Гости расположились за столами, но никто не приступал к еде и питью: все ждали появления Палака. Наконец, он вышел на помост, где стоял его стол. В зале тотчас установилась благоговейная тишина. Палак, высокий худой старик, был одет в тунику, голые руки его были длинными и тонкими, лицо с тонким горбатым носом. Глубоко посаженными тусклыми глазами он обвёл присутствующих, на уровень плеча поднял свой бокал и сказал невыразительным старческим голосом:
— Авария — великая держава! Аварский народ — могучий и процветающий! Боги нам покровительствуют во всех наших делах, и мы день ото дня приумножаем славу нашей древней страны! Выпьем же за то, чтобы небо оставалось к нам милостиво, а путь наш светел и радостен!
Он первый выпил свой бокал до дна. Гости дружно поддержали правителя громкими возгласами и тоже до дна выпили содержимое своих бокалов. Пир начался.
Опия наклонилась к уху Кия, сказала язвительно:
— Аварский народ уже не сильный и не могучий. За нас работают рабы, а авары изленились, ожирели и ослабли. Безделье и легко нажитое богатство развратило их. Они погрязли в пьянстве и увеселениях. Пьянство захватило и простой народ. В степи вместо них стада пасут рабы. Авары по-прежнему кочуют в кибитках. Зимой в них холодно, поэтому умирает много младенцев. Население не прирастает, а, наоборот, его всё меньше и меньше. Становится страшно за наше будущее...
— Как ты можешь так говорить о своём народе! — изумился Кий.
— Я скорее гражданка Византии, чем Аварии.
Я там выросла и получила образование, прожила большую часть своей жизни. Так что на всё смотрю трезвыми глазами.
Пир между тем разгорался. Кий сначала чувствовал себя стеснённо и неловко. Его подавлял огромный зал с высокими сводами, масса людей, непривычная полулежачая поза. Но рядом была Опия, она подбадривала его, поддерживала, как могла, и рядом с ней, спокойной и уверенной, он чувствовал себя всё свободнее.
— Вставали сановники, провозглашали тосты за здоровье кагана, его полководцев, Палака. Вскоре все захмелели, в зале стало шумно. Опия шептала в ухо Кин:
— Здешнее пиршество — бледная копия византийских увеселений. Там действительно всё поставлено на широкую ногу. Да и питьё везут со всей огромной империи. Перепиваются так, что мужья теряют своих жён, а жёны — мужей. Разврат на разврате... Спаивают простой народ, устраивая бесплатные гулянья с обильными угощениями. Я уехала от всего этого на родину, но и сюда проникло это разложение...
Веселье и шум всё более и более усиливались. Стали выступать поэты со своими стихами. Философы пытались донести до слушателей свои глубокие трактаты, но их мало кто слушал. Разговоры всё больше сосредоточивались в пределах каждого стола.
Кий тоже захмелел. У него приятно кружилась голова, шум зала ушёл куда-то под потолок, все люди стали казаться приятными и симпатичными. Совсем близко было красивое лицо Опии с золотистомедовыми глазами, таинственными и завораживающими. Она, поощряюще улыбаясь полными чувственными губами, говорила убеждённо:
— Ты необыкновенный человек, Кий. У тебя замечательные способности. Ты схватываешь всё на ходу и делаешь верные выводы. Из тебя выйдет замечательный военачальник. Твоё место не здесь, в полудикой Аварии, где ты чужой человек. Здесь ты никогда не продвинешься дальше рядового или командира десятка воинов. Тебя просто не пустят. Твоё место в Константинополе. Там ты сделаешь замечательную военную карьеру.
— Но там я тоже чужестранец, — возразил Кий, которому хмель ещё не отбил умения трезво мыслить и рассуждать.
— Раньше ты и в Византии бы не продвинулся, потому что всё войско набиралось из греков. Сейчас положение круто изменилось. Византийская армия состоит из наёмников. Вербуют здоровых и сильных мужчин со всего света, не считаясь с родом-племенем. Особенно много полков из славян. Из них же формируются командиры подразделений. Главное, надо иметь ум и способности в воинском деле. Выдвинуться среди других. А ты это сделаешь очень быстро. У тебя есть сила, ловкость, природный ум и, главное, особый талант и видение хода битв и сражений.
— Но как я попаду в Константинополь?
— Я скоро отбываю на корабле. Ты поплывёшь со мной.
— Но как же Тамира? — вырвалось у него.
Она ничего не ответила. А он вдруг впервые понял, что образ Тамиры за последнее время всё дальше и дальше уходит от него, день ото дня тускнеет и его заслоняет лицо Опии, красивой, умной и опытной. Она высоко стоит над ним, знает намного больше его, может подсказать, научить в жизни и продвинуть его карьеру, сделать его жизнь новой, особенной и необыкновенной, такой, какая ему и не снилась.
Между тем пир разошёлся вовсю. Рабы стали разносить блюда из птиц: жареных голубей, воробьёв, дроздов, перепёлок, изощрённо приготовленных и приправленных оливковым маслом, уксусом и всякого рода пряностями и соусами. Появились флейтистки. Проходя между столами, они услаждали слух гостей своей игрой.
Вино лилось рекой. Кий чувствовал, что совсем захмелел. Он не отрываясь смотрел на Опию. Ему кружили голову её обвораживающие слова, он тонул в её необыкновенно красивых глазах, их томный влюблённый взгляд проникал в самое его сердце. Он гладил её волосы, шею, плечи...
Ей захотелось на вольный воздух. Они вышли на парапет, нависавший над рекой Буг. Стояла тихая летняя ночь, крупные звёзды отражались в Бугском лимане. С моря задувал прохладный ветерок, и Кий прикрыл Опию своей тогой. Она повернулась к нему лицом, обхватила его шею руками и крепко поцеловала в губы.
— Я люблю тебя, Кий, — сказала она прочувственным голосом.
Его охватил такой неудержимый восторг и такое сладостное наслаждение, что он не выдержал и стал целовать её губы, щёки, шею, грудь.
Затем они гуляли вдоль берега, и она, тесно прижавшись к нему, говорила, будто вливала в его грудь новые силы:
— Мы прибудем в Константинополь, я представлю тебя именитым патрициям, сенаторам, которые определяют политику Византийского государства. Моим первым мужем был народный трибун, вторым — сенатор, третий — из византийской знати. Я с ними сохранила дружественные отношения. Они много сделают для меня, достаточно попросить. Кроме того, есть много друзей, которые с уважением относятся ко мне, в том числе и из военных. Они быстро продвинут тебя по армейской лестнице, и ты скоро будешь командовать большими массами войск.
— Но кто я для тебя? Мы друзья, не больше...
— Ты будешь моим мужем. Как только прибудем в Константинополь, мы немедленно вступим в брак. Молодой, красивый, сильный муж богатой византийской аристократки далеко пойдёт! Таких ценят и поддерживают в обществе, поверь мне!
У Кия кружилась голова. Он, бывший раб, станет уважаемым и влиятельным человеком в Византийской империи. Уж он покажет себя! Он не остановится ни перед чем, чтобы пробить себе дорогу наверх! И всё это благодаря ей, Опии, высокообразованной аристократке, чудом оказавшейся на его пути. Это ли не подарок небес?
А что его ждёт, если он вернётся в Каменск? Если даже отец даст согласие на брак с Тамирой, вершина его карьеры — быть надсмотрщиком в ремесленных мастерских, кнутом подгоняя рабов к усиленной работе. А на что ещё способен в тех условиях бывший раб, человек неграмотный, к тому же рус?
Потом они снова много пили и ели за своим столом. Целовались у всех на виду, но на них никто не обращал внимания, потому что все перепились, и многие тоже обнимались и целовались, а иные спали на своих гостевых местах за столом, иные — под столом; а часть удалилась в предназначенные для гостей апартаменты. Кий предложил Опии уехать домой, но она ответила, что, пока они не откушают десерт, удаляться из дворца нельзя: Палак расценит это как неуважение к его высочайшей особе, и могут последовать непредвиденные репрессии; за этим строго следят определённые люди.