Семь я

Да и о чё м было говорить, когда охранники, такие же мрачные, но более властные люди, всегда были рядом и могли быстро пресечь любое проявление неповиновения?...

Всё и так ясно, без слов. Болтать здесь не о чем. Можно только думать, мучительно думать, а вернее - отстранившись от с ловесной суеты, от любых чё тких мыслей, прислушиваться к чему-то, происходящему глубже сознания, глубже души, в корневых сферах жизни . Прислушиваться к постепенно нарастающему чувству обиды и вражды, которые ещё долго не выветрятся из сердец этих странников , их детей, и внуков, и правнуков .

Двенадцатилетняя чеченская дев очка, ехавшая в вагоне с родителями, была беременна - от одного из охранников поезда. Ребенок ещё не понимал до конца, что с ним произошло, только по взорам чёрных глаз родите лей могла будущая мама осознать, что случилось . Соблазнитель изредка взглядывал на девчонку, зло и тупо, как всякий преступник смо трит на того, перед кем виновен. Н ебритая совесть иногда заставляла его, проходя мимо, как бы случайно трепать по голове невольно отстранявшуюся девочку.

Впрочем, скоро предстояла высадка чеченцев в широкой южносибирской степи, на границе с Казахстаном, и кавказская семья, с которой этот солдат невольно породнился, должна была исчезнуть из его жизни, чтобы вспоминаться потом, в старости, грязным пятном плесени на черствеющей, как хлебная корка, памяти.

Высадка произошла в холодном октябре. Для чеченцев не было приготовлено даже палаток - их просто выбросили среди степных просторов, на берегу начинающей стынуть реки, где на километры вокруг не было ни одного человеческого поселе ния. Но воля к жизни взяла своё. Постепенно возникли маленькие странные домики, скорее похожие на шалаши, и что-то вроде кавказских саклей. Народ, привыкший к трудным условиям жизни, осваивался здесь, в среде, где он был оставлен вымирать.

Правда, трудно было зимой, когда от непривычных морозов начали один за другим погибать родственники беременной девочки, - сначала дядя, потом мать. Но её отец был силён и крепок, он смог сберечь дочь среди рус ских снегов. Будущий ребенок всё чаще давал о себе знать, девочку постоянно тошнило, она плохо спала по ночам. Всё поселение сплотилось вокруг неё , берегло будущую маму, словно младенец был символом продолжения жизни для всей горстки затерянных в сибирских просторах людей.

Зима миновала, пролетела и немногим отличавшаяся от неё холодная весна. В начале июня девочке пришла пора родить. Отец и оставшиеся в живых родст венники очень волновались за неё , следили, как бы она не потеряла ребенка. Но само обновление природы, распускающиеся цветы, белая дымка цветущих яблонь внушали народу веру в то, что самое страшное прошло, что они выжили, война скоро закончится и им предстоит вернуться на родину ...

Но очередная беда пришла оттуда, откуда её не ждали, - кто-то занес в деревню Чеченку холеру. Перв ым, кто умер от неё , был отец девочки. Горько было перенести эту потерю. Ч то-то с тех пор надломилось в душе ребенка, бесслёзная тоска и ненависть поселились в его чёрных глазах.

Холера уносила с со бой всё новые и новые жертвы. Надо было что-то противопоставить этой силе, ополчившейся против людей. Кто-то подсказал мысль: чтобы разогреть кровь и спастись, надо плясать.

И началась странная, потрясающая воображение пляска смерти: люди, уже не знавшие, кто они, - чеченцы или сибиряки, - танцевали кавказские танцы под аккомпанемент ударов в ладони и собственных напевов, танцевали со скорбными выражениями лиц, танцевали - в промежутках между похоронами...

Беременная девочка долго не решалась пойти плясать, боя сь за ребё нка, но однажды, ощутив в крови странное беспокойство, всё -таки вышла в круг. И тут же поняла, что эти ощущения были знаком скорых родов. Она упала, схватилась за живот... Л юди окружили её . Роды проходили тяжело, и ещё детский, в сущности, организм не перен ё с их. Мать умерла, глядя на новорождё нного сына.

К счастью, ребё нок оказался здоровым, и друзья покойной вырастили и воспита ли его. Аслан - так назвали ребё нка - стал сильным, ловким юношей. О н первым из жителей Чеченки решился переехать в соседний город, где получил образование, стал строителем, женился на татарке, прожил вполне благополучную жизнь.

Но в крови у него всегда жил холод первой сибирской зимы, а также ненависть к тем, кто обрек его род на медленное вымирание в этом краю. Но, если у него эти чувства были приглушены природной миролюбивостью и кроткой мудростью труженика, то сын его, Рустам, с детства на слушавшись рассказов отца о тяжё лом детстве, пылал самой горячей ненавистью к русским. Ему было невдом ёк, что и в нё м текла русская кровь, что его праде д, солдат-охранник из вагона, вё зш его бабку в Сибирь, был русским. Рустам всеми силами души мечтал жить не в России, а в отдельном государстве, возможно, вместе с татарами и коренными народами Сибири, но не с теми, кто лишил отца детства...

И, когда начала распадаться советская империя, он решил, что пришла пора действовать, и - вопреки предостережениям отца - внедрился в подпольную организацию, ту самую, в которую привёл Алексея Темникова его дядя.

* * *

Алексей участвовал в нескольких сходках общества Клавдия, слышал много острых споров, и от его взора не укрылось, как легко бывшие друзья становятся врагами. Слишком разными были участники банды, слишком противоречивыми - их желания и мечты. "Когда начнём бороться?" - спрашивала душа Темникова. Дядя молчал, но сквозь его молчание, как сквозь бумагу с воздушными знаками, явственно проступала жестокая мысль: "Сначала надо скрепить дружбу кровью".

Клавдий всё чаще провоцировал Алексея на ссоры с Рустамом. Любовь к России у одного и ненависть у другого не могли найти согласия, и эта ссора рано или поздно, как рассчитывал дядя, должна была завершиться пролитием крови.

Однажды после тайной сходки, когда заговорщики расходились с конспиративной квартиры, русские члены группы обвинили чеченца в предательстве. Тот, возмущённый этим обвинением, полез в драку. Дядя спровоцировал молодых сообщников на борьбу с "инородцем".

У Алексея был нож, - обычный столовый нож, который он носил с собой, чтобы спастись в случае нападения, - и так получилось, что в клубке борющихся тел этот нож сам собой вонзился в бок чеченца.