Страница 147 из 187
Во всей великой смуте наших дней, среди крушений, бед и утрат, в раздорах и соблазнах — мы должны помнить одно и жить одним: поддержанием и насаждением духа рыцарственного служения… Ибо этот дух есть как бы воздух и кислород русского национального спасения; и там, где он иссякает, немедленно начинается атмосфера гниения и разложения… Ныне России, как никогда, нужны люди, способные не к прислуживанию и не к службе, а к служению. Люди, не только видящие Дело и постигающие требования Предмета, но преданные Божьему делу на земле; люди, не только не безразличные и не бесчувственные, но вдохновляющиеся и вдохновляющие других; люди, не уступающие интересов Дела ни за деньги, ни за честь, ни за власть, ни по просьбам, ни за одолжения, — неподкупные в полном и высшем смысле этого слова.
Вне рыцарственного духа национального служения — все бесцельно, все тщетно, все вредно; вне его никто ничего не освободит и не возродит, а создаст только новый раздор, новую смуту и новую гражданскую войну на погибель России и на радость ее исконным и всемирным врагам.[417]
Феодального рыцарства, как оно сложилось в Европе, в России, как известно, не было. Но традиция рыцарственного служения, несомненно, существовала. За многие века военно-дворянское сословие закономерно выработало рыцарский дух, создало предпосылки для возникновения особого типа офицерства, ставящего честь, долг и общее дело превыше всего. Именно в русле этой традиции появилось особое представление о чести как интегральной силе, побуждающей офицера рыцарственно служить Отечеству на военном поприще.
А. Пушкин: Что такое дворянство? Потомственное сословие народа высшее, т. е. награжденное большими преимуществами касательно собственности и частной свободы. Кем? Народом или его представителями. С какой целью? С целью иметь мощных защитников или близких и непосредственных к власти предстателей… Чему учится дворянство? Независимости, храбрости, благородству (чести вообще). Не суть ли сии качества природные? Так; но образ жизни может их развить, усилить — или задушить. Нужны ли они в народе, так же как, например, трудолюбие? Нужны, ибо они la sauve garde (охрана) трудолюбивого класса, которому некогда развивать сии качества.[418]
«Мощные защитники» с развитым чувством чести требовались России постоянно. Они приучались рассматривать военное дело («ратную мудрость») как первейшее для государства, благородное. Заниматься им, служить Отечеству — почетно. Сама служба — «путь чести», возвышающий офицера и предъявляющий к нему особо высокие требования. Формальное обращение к офицеру «ваше благородие» обязывало быть благородным, превосходным, развивать эти качества в своей душе, обладать высокой нравственностью, соединенной с культурностью, самоотверженностью, правдивостью, честностью («мы русские и воспитаны в честных и благородных правилах»).[419]
Для русского офицера «честь всего дороже, а покровитель ей — Бог». Она побуждает к служению Отечеству, велит храбро сражаться, поступать как честный человек, не допускать унижения личности и звания офицера. А. В. Суворов — П. И. Турчанинову: «…Себя не унизить. Вы знаете меня, унижу ль я себя? Лучше голова долой, нежели что ни есть утратить моей чести: смертями 500-ми научился смерти не боятца. Верность и ревность моя к высочайшей службе основана на моей чести».[420] При этом сама служба не может быть ничтожной, а должна приносить и честь, и почесть, и славу, и пользу России. Стыдно быть захребетником!
Рыцарская позиция Александра Васильевича Суворова (1730–1800): соблюдать «отечественность в общем благе», быть «в титле отечественника», «жертвовать собою для блага Отечества», «никогда против Отечества» и всегда против тех, для кого «Россия — хоть трава не расти». А. И. Бибикову; «Служа августейшей моей Государыне, я стремился только к благу Отечества моего… Доброе имя есть принадлежность каждого честного человека; но я заключал доброе имя мое в славе моего Отечества, и все деяния мои клонились к его благоденствию. Я забывал себя там, где надлежало мыслить о пользе общей…»[421] П. И. Турчанинову: «…Томящуюся в болезни чреватую жену, равно мою девчонку, себя — забываю, помня себя в единственной части высочайшей службы, хоть в бездне океана».[422] Именно этот смысл Суворов вкладывал в понятие «честная служба», которой только и питалась Россия.
Честь, по В. Далю, есть «внутреннее нравственное достоинство человека, доблесть, честность, благородство души и чистая совесть». Честь Суворова высшей пробы. Она предъявляет высокие требования к офицеру: «Мы не французы, мы русские, я не наемник»[423] (то есть не служу за деньги). Это у англо-американца «вместо Отечества — собственное его благополучие». Суворов против «законного» уклонения дворян от военной службы, предоставленного им «Манифестом о даровании вольности и свободы всему Российскому дворянству» Петра III от 18 февраля 1762 г. и Жалованной грамотой дворянству (1785 г.). Он на стороне Петра I — дворянство обязано нести службу пожизненно. Иначе и не может быть в национальной (не наемнической, как на Западе) армии. «Ныне самые порядочные — младшие офицеры не из „вольного дворянства“». Командиры гвардейских полков для него «плохи», потому что «преторианцы»; после смерти Петра I отличаются не в полевых сражениях, а в дворцовых переворотах, «впору бы им в подполковниках московскими клубами заправлять».[424]
Но и значительная часть «вольного дворянства» продолжала идти путем военной чести, почитало своим долгом служить Отечеству. Так, Матвей Петров, принужденный из-за повреждения тела вступить в статскую службу, предназначает, тем не менее, четырех сынов своих «полевому военному служению», так как долг обязывает «заплатить за свое почетное звание (дворянина. — А.С.) трудами военными, потоками крови на поле чести и, может быть, утратою которого-нибудь из них жизни: иначе же они были бы чистые тунеядцы, могущие размножением себе подобных на беспрекословной от совести льготе задушить свое Отечество, а не защитить. В целом свете дворянские поколения пользуются правом высшего уважения от всех иных сословий, но за то, они, истаивая в военных трудах и огнях битв, защищают свои государства, прославляя их и себя».[425]
Для русского офицера война всегда отечественная (в защиту России), всегда — «дело чести», «поле чести». «Я полевой офицер», «50 лет в службе, 35 лет в беспрестанном употреблении», «воин, поседевший на поле чести», отмечает о себе А. В. Суворов.[426] Для А. П. Ермолова, Д. В. Давыдова, М. М. Петрова, B. C. Норова только война — настоящая служба, «честь приносящая». Участие в боевом деле позволяло не только выполнить долг, но и сделать что-то существенное для своей чести (совершить подвиг, получить рану, пожертвовать жизнью, победить противника). Не менее важно — «добыть честь», т. е. отличиться, проявить себя и получить за это почести: чины и награды, славу, общественное признание, доброе честное имя, сохраняемое в истории и передаваемое потомкам…
Офицер-рыцарь «добывал честь» не в канцеляриях и при дворе, но в поле, в трудах и опасностях, а потому больше всего ценил награждение сугубо офицерским Военным орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия с его девизом «За службу и храбрость», причем подразумевалась «ревностная служба» и «отличная храбрость», то есть возвышенная до доблести и мужества, искусства, воодушевляющая на воинские подвиги и приводящая к победе.
За «совершенную» победу над главной турецкой армией при реке Рымник Суворов получил, например, поистине рыцарские награды: титул графа Российской Империи с именованием Рымникский, титул графа Священной Римской Империи (от австрийского императора), орден Св. Георгия 1-й степени. «Удостоверены Мы совершенно, что такое отличие будет вам поощрением к вящему продолжению ревностной службы вашей. Нам благоугодной», — писала в специальном рескрипте по этому поводу Екатерина II.[427] За рыцарский по сути подвиг — «поражение и изгнание неприятеля из пределов России в 1812 году» — получил своего Георгия 1-й степени генерал-фельдмаршал князь Михаил Илларионович Кутузов-Смоленский (1745–1813), кавалер всех четырех степеней ордена. Незначительное число награжденных орденом (за все время его существования было удостоено: 1-й степенью — 25 полководцев, 2-й — 120 генералов, 3-й — около 700 генералов и штаб-офицеров, 4-й — 16 300 офицеров) делало его особенно ценимым. Не менее почетным являлось награждение золотым орденским оружием с надписью «За храбрость», которое в конечном итоге стало называться Георгиевским.[428]