Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 22



Разговаривать с ними он не хотел, куда везут – не спрашивал. Никакого насилия над собой не боялся. Миллиардер Молнин не станет марать свои хорошо проработанные штангой руки ради какого-то магазина.

Не убьют, не отмудохают, в лесу к дереву наручниками не пристегнут – давно прошли те времена, теперь в наших краях всё делается вежливо.

Вспомнил, как однажды, в самом начале самых первых лет становления отечественной феодально-финансовой системы, двадцатидвухлетним начинающим бизнесменом он угодил под следствие как соучастник разбойного нападения: купил полтонны дагестанского коньяка, товар оказался краденый, взяли всех. Нервные сыщики три часа допрашивали Знаева, затем сообщили, что «повезут в лес мудохать». Пересмеивались, потирали руки. Один сказал: «Я позову Петровича, он это любит», – и ушёл. Знаева вывели, скованного, дрожащего от гнева и отчаяния, во дворе затолкали в машину, завели её; ходили вокруг, покуривая; заглушили мотор, экономя бензин, и опять ходили, обмениваясь возгласами: «Поехали барыгу мудохать», «Научим жизни», «Щас всё будет». Таинственный Петрович так и не появился. Через час вытащили из автомобиля, отвели в кабинет, вручили не сильно разборчивый протокол и отпустили. Мудохать, видимо, и не собирались: пугали. Или, может быть, действительно пожалели бензин. Неважно. Теперь, спустя два десятилетия, Знаев думал про тех ментов как про настоящих: они были крутые, злые, бешеные, голодные, а эти – казались слишком спокойными, слишком чисто выбритыми, скучно сопящими. Функционеры.

Оба вскоре вытащили из карманов смартфоны и углубились в изучение картинок на поцарапанных экранчиках.

Когда привезли, когда вместо грубого подхвата под локоть Знаева только вежливо поманили – «пойдёмте с нами», он понял: не арестовали, не посадят, не так всё страшно.

Пока шли по коридорам, один из двоих незаметно отрулил в боковой проход. Остался второй, мальчишка-опер. Постучал большим розовым кулаком в дверь, распахнул перед клиентом.

– Заходите, пожалуйста.

– Пожалуйста, – ответил Знаев, заставив себя беззаботно улыбнуться.

В душной комнате на одно окно сидели за двумя скромными столами два прокурора в синих красивых кителях: худой и потолще.

Мальчишка-опер, впустив Знаева, сам вошёл и по-хозяйски сел за третий стол.

Все трое тут же стали рассматривать гостя с ног до головы.

– Сергей Витальевич? – значительно произнёс прокурор потолще.

– Так точно.

– Присядьте.

– С удовольствием.

Тощий прокурорчик положил перед толстым пухлую папку, заложенную карандашом, и раскрыл.

– Значит, говорите, «с удовольствием», – пробормотал толстый. – Удовольствие – это хорошо… Это мы любим… Вам знакомы граждане Солодюк и Заварухин?

– Знакомы, – тут же ответил Знаев. – Оба – козлы поганые.

– Давайте без ругани, – резко сказал мальчишка-опер.

– Я бы рад, – сердечно ответил Знаев. – Но это не ругань. Это истина. Объективная реальность, данная нам в ощущениях. Они – поганые козлы. Оба мне должны. С обоими я разбираюсь в суде.

– Понятно, – сказал тощий прокурорчик, мирно улыбнувшись. – Но у нас есть заявления. Написанные указанными гражданами. Мы проверили эти заявления и по результатам возбудили уголовное дело. Вот – постановление. Ознакомьтесь и распишитесь.

Протянул лист бумаги с грозным грифом – совсем новый, ни залома, ни вмятинки, распечатанный, безусловно, едва десять минут назад.

– В чём обвиняете? – спросил Знаев.

– Там написано. Читайте.

– Незаконное предпринимательство, – послушно прочитал Знаев вслух. – Незаконная банковская деятельность… Легализация преступных доходов… Фиктивное банкротство… Уклонение от уплаты налогов… – Он посмотрел по очереди на всех троих. – Тут потянет на три расстрела!

– Вы, я вижу, весёлый человек, – строго сказал толстый прокурор. – Обратите внимание, статьи все – экономические. Мы так специально сделали. Жест доброй воли. Вы к нам – с удовольствием, и мы к вам так же.

– За доброту спасибо, – сказал Знаев. – А в чём она? Доброта?



– А доброта, – недобро ответил толстый прокурор, – в том, что ваши действия подпадают под обвинение в мошенничестве. А это – тяжкое преступление! Совсем другая статья. Из другой главы Кодекса. По обвинению в мошенничестве мы в любой момент поместим вас в следственный изолятор. Там сидеть удовольствия мало.

– Согласен, – сказал Знаев. – Изолятор. Конечно.

Обернулся на мальчишку-опера, который сверлил его грозным взглядом. «А куда ему деваться? – Подумал Знаев. – В столь юные годы, с таким румянцем – только изображать бровями и глазами безжалостную непреклонность».

– Дело было так, – сказал он. – Однажды я сделал коммерческий банк. Это был мой банк, собственный, личный. Потом он перестал приносить мне удовольствие, и я его закрыл. Это было – моё, понимаете? Моё. Что хочу, то и делаю. Не потому я закрыл банк, что он убыточный, а потому что меня стали интересовать другие вещи. Розничная торговля, например. Я закрыл свой банк, потому что это был мой банк, и ничей больше. Граждане Солодюк и Заварухин воспользовались закрытием моего банка и не вернули взятые ссуды. Граждане Солодюк и Заварухин должны мне крупные суммы. Они решили не отдавать. Они решили, что проще будет оклеветать банкира Знаева. Они написали свои доносы ещё три года назад. И тогда же, три года назад, я уже давал показания вашим коллегам. Граждане Солодюк и Заварухин утверждают, что я отмывал преступные доходы и незаконно обналичивал миллионы. С тем же успехом они могли сказать, что я пью кровь христианских младенцев, граблю старушек, устраиваю теракты, финансирую «Правый сектор» и «Исламское государство». Тогда же, три года назад, ваши коллеги проверили заявления и ничего не нашли… – Знаев улыбнулся ещё раз, шире. – Скажите, пожалуйста, а что стряслось? Почему вы подняли вдруг это старое дело?

– Не старое! – резко поправил толстый прокурор. – Три года. Совсем не старое. И вообще, Сергей Витальевич, не надо так веселиться. Не забывайтесь…

– А может, – спросил Знаев, – это не я веселюсь? Может, господин Молнин веселится, а вы плечо подставили?

– Какое такое плечо? – просил толстый прокурор. – При чём тут Молнин? Говорите за себя, господин Знаев.

– Конечно, – сказал Знаев. – Конечно, Молнин ни при чём. Абсолютно. Никаким боком. Я понимаю.

Тощий прокурорчик положил ещё одну бумагу.

– Вот и хорошо, что понимаете. Ознакомьтесь, гражданин Знаев. Постановление об избрании меры пресечения. Подписка о невыезде.

– Спасибо, – искренне произнёс Знаев. – А я думал – закроете. Специальные кеды взял, без шнурков.

– Они вам пригодятся, – с ненавистью сказал мальчишка-опер, двигая ногами под столом. – Я не вижу в вас уважения к закону.

«Уважение есть, – ответил ему Знаев про себя. – Страха нет. А ты, друг, путаешь. Тебе надо, чтоб я боялся. И не закона, а тебя. Если клиент не боится – тебя это раздражает».

– Извините, товарищи, – сказал он. – Я не хотел грубить. У меня невралгия, я принимаю сильнодействующие препараты. Побочные эффекты… Спутанность сознания… так называемая «пелена»…

– Погодите, – сказал тощий прокурорчик, тревожно вздрогнув. – Вы что же, не в здравом уме?

– Не знаю, – признался Знаев, кротко вздохнув. – Всё как в тумане. Половину того, что вы говорите, я не слышу.

– Но вы поняли суть дела?

– Понял. Обвинение по восьми статьям. Живу по месту прописки, из страны не выезжаю. Буду брыкаться – посадите в камеру. Чего тут не понять?

– Хорошо, – похвалил прокурор постарше. – Иметь дело с понимающим человеком – тоже удовольствие. До свидания, Сергей Витальевич.

Знаев тут же встал.

– Один вопрос, – произнёс толстый прокурор. – Слушайте, а вот этот… ну… ваш супермаркет… «Готовь сани летом».

– «Готовься к войне».

– Да. Зачем он был нужен?

– Уже не помню. Это было давно. Теперь готовиться не надо. Надо участвовать.

– В войне?

– Ага, – сказал Знаев. – Скажите, пожалуйста, а что будет, если я уеду на Донбасс? Это считается за нарушение подписки о невыезде?