Подарок из Египта

— Ты зря смеешься, — ввязался в разговор военный трибун Росций, один из дру-зей Сеяна. — Актеры специально натравили на тебя крокодила. Это заговор. Я приказал схватить этого Серпрония и его лицедеев. Мы им быстро языки развяжем. Они нам всех своих сообщников назовут.

— Что ты несешь? Какой заговор? — недоуменно произнес Сеян и посмотрел на Росция, как на помешанного.

— Обыкновенный, — с невозмутимым видом отвечал Росций. — Ты чудом спасся. Вот увидишь, заговорщики сами во всем скоро признаются и назовут нам кого надо.

Слова «кого надо» трибун выделил особо. Его лукавый взгляд не ускользнул от Сеяна. Префект, наконец, стал понимать, что имел в виду военный трибун.

— А ведь, действительно, — проговорил Сеян, чуть улыбаясь, — это очень похоже на заговор.

— Не сомневайся, это заговор. Видишь, как народ радуется, что ты остался жив.

Росций кивнул на толпу, собравшуюся вокруг Сеяна. Люди громкими криками выражали ему свою поддержку и требовали безжалостно покарать заговорщиков. Сеян прислушался к их крикам и сразу уловил настроение толпы. «Ну что ж, — подумал он, — раз они уверены, что это был заговор, то пусть будет заговор. Это даже к лучшему».

Изобразив на своем лице тревогу, как и подобает при раскрытии заговора, Се-ян сел в носилки. Трибуну он приказал сесть рядом с собой и уже в носилках давал ему последние распоряжения.

— Ты вот что, Росций, — говорил Сеян трибуну, — направь-ка сейчас же своих людей в дом к этому Серпронию. Пусть они там все возьмут под охрану. И проследи, чтобы ни один стул оттуда не исчез, пока я не приберу его дом к рукам.

Росций понимающе кивнул головой.

— Узнай также, — продолжал Сеян, — сколько у Серпрония земель, где его имение и чем он еще владеет.

— Будем конфисковывать? — спросил Росций, потирая руки.

— А как же, он ведь заговорщик. Ты же сам сказал.

И оба рассмеялись. Затем Сеян распорядился, чтобы Росций держал своих людей наготове. Когда из Серпрония выбьют имена всех, кто причастен к «заговору», надо будет быстро к ним нагрянуть и всех их арестовать. Сеян не сом-невался, что в списки попадет много толстосумов. Их имущество, как и имущество Серпрония, подлежало конфискации. Формально все конфискованное добро отходило государству. Однако Сеян, как это уже было не раз, выкупит его через некоторое время за бесценок, а потом продаст уже по высокой цене. Вот так он и обогащался.

— Однако удачно я сходил сегодня в театр, — проговорил Сеян, ухмыляясь. — Я думаю, мы из этих «заговорщиков» вытрусим миллионов десять, не меньше.

— Уж я постараюсь, — пообещал Росций.

— Постарайся. Одно только обидно, — продолжал Сеян, — теперь все в Риме будут болтать, что меня чуть не сожрал крокодил.

— Это ерунда, пусть болтают. Несколько хороших зрелищ, и об этом все забудут.

— Но только не я! Представляешь, мне какая-то тварь пальцы на руке отдавила, когда я упал, — Сеян потер ноющие пальцы, — ну ничего, я запомнил этот башмак. Попадись он мне только на глаза, с ногой оторву.

Росций вылез из носилок Сеяна и поспешил выполнять его приказания.

За носилками шла немалая толпа народу и выкрикивала благодарность богам, спасшим их благодетеля. Слухи о покушении быстро разнеслись по городу.

Преторианцы во главе с Росцием недолго искали дом Серпрония. Нашлись преданные Сеяну люди, которые указали солдатам, где обитает это чудовище, дерзнув-шее лишить жизни первого человека Рима. Солдаты ворвались в дом Квинта и похватали остальных его рабов. В этом вражьем гнезде, как они думали, все пропитано духом заговора, и каждый в нем если не заговорщик, то, по крайней мере, сочувствующий им. Но в руки преторианцев попали не все рабы. Некоторым уда-лось ускользнуть. В основном это были те, кто в качестве зрителей присутствовал на представлении, и на чьих глазах схватили Квинта. Домой возвращаться они не стали, а разбре-лись по городу кто куда. Раз хозяин арестован, то они посчитали себя свобод-ными, правильно полагая, что их теперь никто искать не будет.

Но несколько человек, наиболее преданных своему господину, не мешкая, отправились прямиком в имение Квинта, чтобы предупредить об опасности его жену Юлию.

Юлии повезло, что она за день до всех этих печальных событий покинула Рим. Иначе бы и ее поволокли в тюрьму.

Не успела она еще распаковать свои вещи, как ночью, еле живой от усталости, из Рима пришел первый вестник дурных новостей. Это был раб Квинта Галез. Он целые сутки пешком добирался из Рима до имения и совершенно выбился из сил. Переведя дыхание, он сообщил Юлии о беде, постигшей ее мужа. Юлия не на шутку взвол-новалась.

— А Марк? Что с Марком?! — в ужасе вскрикнула Юлия тряся Галеза за плечо.

Галез вздохнул и скорбно проговорил, что Марку досталось еще больше, чем Квинту, и Галез не знает, жив ли он еще или его прикончили там же на сцене. От этих слов Юлия пошатнулась. Слезы навернулись ей на глаза, застилая взор. Она стиснула зубы, чтобы не разрыдаться перед рабами. Судь-ба отнимала у нее сына, и она ничем не могла ему помочь. Но она не даст прихлебателям Сеяна возможность поглумиться и над ней. Юлия хорошо знала, что бывает с семьей заговорщика, власти с ней церемониться не будут. Для нее теперь было самое разумное — не теряя ни минуты, покинуть Рим. Но сделать это самовольно Юлия не могла: в имении она находилась под своего рода домашним арестом. Квинт приставил к ней четырех германцев, чтобы они никуда не отпускали Юлию из имения. Однако германцы тоже жили в Риме не первый год. Им было известно, как поступают с рабами тех, кто обвинен в каком-нибудь гнусном преступлении против властей.

Юлия заметила растерянность германцев, предчувствующих свою печальную участь. Она предложила им собрать все ценное, что можно было унести, и вместе с ней бежать в Испанию к ее родственникам.

— Ну что, согласны? — спросила она своих охранников.

В ее тоне звучала решительность и смелость.

— Согласны, госпожа, — ответил главный из германцев, и они стали спешно собирать вещи.

Бежать с ними согласились и управляющий имением, и еще несколько надсмотрщиков за рабами. Один из рабов тайком подстрекал германцев выдать Юлию властям. Он их убеждал, что за эту услугу они получат свободу и хорошее вознаграждение. Однако главный германец сурово ответил ему:

— Может, это у вас, в Каппадокии, предают своих господ, а у нас в Германии служат им до конца.

Германцы навьючили самым ценным добром несколько мулов и вместе со своей госпожой быстрым шагом двинулись к побережью.

Но это произошло уже потом, через несколько дней после неудачного выступления артистов Квинта. A пока что очевидцы нападения на Сеяна растекались из театра Марцелла по городу, и Рим быстро наполнился противоречивыми слухами о покушении. Всем было ясно, что последуют неминуемые аресты, но кто еще заме-шан в этом заговоре, кроме Квинта Серпрония, оставалось только догадываться. Главный виновник всех этих внезапных событий астролог Шумшер почуял опасность и для себя. Наблюдая в театре разыгравшуюся перед ним драму, Шумшер ужаснулся тому, что он натворил. А он-то, несчастный, хотел всего лишь сорвать выступление актеров Квинта. Шумшер и представить не мог, что все так обер-нется. Выходило, что он сам, собственными руками, лишил себя столь прибыльного местечка в доме Квинта. Куда он теперь пойдет? Опять к цирку предска-зывать будущее за сестерций? Все это не укладывалось у него в голове. А между тем надо было подумать и о своей безопасности. У него была слишком яркая внешность, и при желании его легко можно было отыскать. Рим кишел со-глядатаями, и чтобы укрыться от их вездесущих глаз, нужно было раство-риться в толпе, стать, как другие, и до поры до времени забыть свое ремесло. Сначала Шумшер решил избавиться от своей мохнатой бороды. Он завернул в пер-вую подвернувшуюся ему парикмахерскую и попросил брадобрея гладко его выб-рить. Брадобрей усадил его на стул и не спеша выбрал подходящую бритву. Между делом он полюбопытствовал, с чего это вдруг Шумшер захотел лишиться своей бороды. Ведь такую знатную бороду, какая была у Шумшера, нужно было отращивать не один год. Шумшер ответил, что он недавно женился, но молодая жена оказалась на редкость страстной натурой. В постели, в момент наивысшего сладострастия, она, сама того не желая, всегда почему-то хватается за его пышную бороду и рвет ее.