Страница 4 из 132
А красный как рак пациент еще и закултыхал на своем увечном языке что-то, что медсестра привычно сумела понять. И, страшно гордясь собой, своей волей и выдержкой, сумела дать драматическую паузу аж в целые четыре секунды, прежде чем сказать "Да!" В ЗАГС сбегали и расписались в обеденный перерыв. И стала Рувинская Берестовой.
— Вы определенно счастливы, потому как точно вижу – похорошели, — изысканно выразил свое впечатление старый профессор. И могучая медсестра впервые растерялась и смогла только улыбнуться в ответ. Другие коллеги отнеслись по-разному. Одни – порадовались вместе, другие не очень. Медсестричка-куколка с перманентной завивкой даже и пофыркала, дескать, тут можно и на майора глаз положить, или хотя бы и на капитана, таких тоже хватает. Но ее-то опытная Берестова отшила на счет раз, заявив простую и всем на отделении известную истину о том, что стать женой генерала очень просто – надо выйти замуж за лейтенанта. Что она и сделала, так что определенно будет женой генерала. А доктору Румковскому она повторно пожелала, чтоб у него руки отсохли, когда убедилась, что очередной анекдотик этого кафедрального хохмача был явно направлен в ее адрес. Да и остальные поняли и потому не смеялись, хотя рассказчиком Румковский был признанным. И шуточка о руководителе полярной экспедиции, который всегда берет в команду очень некрасивую женщину и понимает, что пора возвращаться тогда, когда она ему начинает там, среди льдов и медведей, нравиться – не вызвала обычного взрыва смеха. А медсестра словно прямо увидела, как то – первое пожелание насчет рук – было словно бы черновиком, а тут она все начисто переписала и подпись поставила и печать шлепнула, все, желание оформилось полностью.
Вот с бытовой стороной у молодой семьи было совсем швах. У недолеченного лейтенанта – койка в общежитии, сама молодая жена снимала угол – жила за занавеской, потому надо было что-то решать, но хотя Ленинград был большим городом, а найти себе жилье было не так просто. Да и по деньгам выходило не фонтан. Совсем не фонтан. Берестов отправился в Управление кадров Ленинградского военного округа, вернулся оттуда озадаченный.
Но доложил все достаточно внятно и четко – для своего калечного языка, разумеется. Треть алфавита у него теперь не выговаривалась, и потому речь лейтенанта понять можно было не так просто. Ситуация оказалась витиеватой. Из-за ранения получался теперь лейтенант Берестов "ограниченно годным". Потому найти место ему в гарнизоне и окрестностях было не так, чтоб легко, а те вакансии, что имелись, были совсем не сахарным медом. Получалось что ни роста, ни званий заслужить в этих мышиных должностях невозможно. Так и будешь – навеки лейтенантом. Соответственно – ни жилья толком, ни перспектив. Другое дело – порекомендовал кадровик иной вариант. На Западе сейчас формируются новые дивизии с нуля. Штаты не заполнены, людей не хватает люто.
Строевик сейчас из Берестова – никакой, даже команду не подать, но есть отличная вакансия – адъютант старший медсанбата.[1] Должность – капитанская, но по причине острого кадрового голода возьмут и лейтенанта, присвоив сразу старшего. Это, считай – прыжок хороший на два звания. Плюс тот, что и жена-медик, может и вольнонаемной поступить, с радостью возьмут, а если что – у нее после училища и звание военное есть, так тоже удобно. Конечно, уезжать из Ленинграда грустно, город красивый, но и медсанбат в городе стоит, меньшем конечно, но все ж – очаг культуры и молодой семье комнату дадут тотчас. И оклад у старлея куда гуще, а на капитанской должности – уже и совсем хорошо получается. Опять же – не захолустье какое, не замшелый гарнизон у черта на рогах, а вполне себе перспективное направление. И, — намекнул умудренный кадровик, — в Ленинград вернуться лучше капитаном. Как-никак, а Берестов повоевал, в личном деле у него все чисто и гладко, ранен опять же не на коммунальной кухне сковородкой, а в бою, так что перспективы есть. И еще, — намекнул кадровик опять же, — ворон ворону глаз не выклюет. Свояк свояка видит издалека. А тут еще и почерк отличный и голова светлая, так что и тут должность "начальника над всеми бумагами" в самый раз. К тому же среди медиков и вылечиться будет проще до строевого состояния.
Берестова кивнула. Конечно, не для того она в Ленинград приезжала, чтобы отсюда уезжать, но в сказанном был толк. Прозябать за занавеской в снятом у чужих людей углу – то еще удовольствие. Когда будут дети, можно и на комнату рассчитывать, но опять же – муж у нее не пробивной, жуликовать не умеет, так что толстого тылового лейтенанта в сладком сале из него не получится. Посадят мигом. Видала она всяких, иной старшина умеет устроиться так, что и майору не достать, но тут прирожденное умение надо. У мужа – не выйдет. С одной стороны вроде и плохо, а с другой… Ленинград подождет, а вернуться и впрямь лучше со связями и со шпалами в петлицах. Опять же сразу на два чина… Это – солидно! И очень хотелось жить в своей комнате. А лучше – в квартире. И чтоб просторно было, чтоб метров по шесть на человека получилось! Или даже по восемь!
Имущества у обоих было – аккурат на полчемодана, собирались недолго. И уже вскоре медсестра убедилась, что не зря так решили. Ленинград подождет, а пока можно и здесь пожить – и комната замечательная сразу и работа вполне себе и муж доволен, только устает очень на работе, во все вникать надо, а медсанбат – штука громоздкая и сложная. Хорошо еще пока Берестов лежал в госпитале – вник в медицинские дела немного, пообтесался, не совсем дуб – дерево. И даже шутки медицинские сам понимает. Бляхер – кохер – нахер!
— Ну, а от меня-то ты цего хоцешь? — уставшим тоном спросил его уполномоченный Особого отдела Солнцев.
У сидящего напротив за столом собеседника вид был не лучше.
— Девать мне шдо? Посоведуй! — сказал Берестов без особой надежды.
— Ты же сам говоришь, цто вряд ли это вредитель или шпион, так? Так. У меня, знаешь, и так работы выше головы. Вот бумага, вот карандаш. Пиши, буду разбирацца. Заранее скажу – если ты у меня зря время отнимешь – я тебе это попомню. Ты начальству доложил? Это твоя инициатива?
— Довожив, — уныло кивнул старший лейтенант. Последнее время у него такой водоворот вокруг крутился, что впору запить. По прибытии к новому месту службы хоть и покривили морды в кадрах, а видно деваться было некуда, и лейтенант гордо занял капитанское место. И офонарел тут же, потому как все, чему его учили – тут было даром не нужно. Медсанбат, хоть и числился военной самостоятельной единицей, но из-за медицинской специфики легко свел бы с ума и более здорового строевого командира. Ну, не было в этой штатской артели ничего военного, разве что ходили врачи и прочий личный состав в военной форме. И командир – военврач второго ранга Левин, был глубоко штатской шляпой. Даже общались все эти лекаря друг с другом не как положено по уставу, а по имени-отчеству, словно не в воинском формировании служили, а в гражданской клинике работали. Представление на присвоение очередного звания лейтенанту Берестову начальство подписало быстро, третьи рубиновые кубики так же быстро заняли свои места на петличках, а шеврон "с тремя галочками" – на рукаве, и все вроде бы и хорошо, ан не совсем. Как только он попытался в соответствии со своими обязанностями по подписанному плану боевой подготовки устроить для подчиненных строевые и тактические занятия, как его тут же вызвал к себе командир МСБ.
И когда прибывший по вызову Берестов четко козырнул и старательно прожевал положенную кашу во рту, с трудом выговорив на свой новый манер это самое: "Дыщ воевдащ вгодого дагга, сдадший вейдедадт Бедесдов по вашему пдикасадию пдибыв!", командир на его четкое козыряние кивнул, пожевал губами и предложил сесть.
И огорошил начальника над всеми бумагами тем, что настоятельно порекомендовал не проявлять излишней ретивой прыти в превращении врачей и медсестер в строевиков и пехотинцев. Да, положено заниматься строевой подготовкой, но в первую голову медсанбат – лечебно-профилактическое учреждение и основные показатели его успешной деятельности – вовсе не успехи в парадной шагистике или там в рукопашном бою. Известно же начальнику штаба о том, какая сейчас тут тяжелая ситуация?
1
Старший адъютант медсанбата – так до 1943 года называлась должность начальника штаба, ведающего всем делопроизводством и контролем за исполнением запланированного и приказанного. В дальнейшем автор будет использовать и более привычное "начштаба", так как адъютант в нынешнем понимании – значительно иное, чем тогда.