Страница 126 из 132
И вон – пивом угощают, дома целехонькие. Под Курском не то, что пива, корки хлеба немцы при отступлении не оставляли. И под Москвой. И под Кременчугом. А тут все целое, словно и не война. И костюмчики на девочках с веночками…
Откуда ждать удара? Черт, паскудно как на сердце – уже и капитулировала Германия и войне вроде конец, а чертовы гансы рвутся сдаться американцам, готовы из-за этого на любую пакость. И вроде бы медсанбат хорошо поставлен, не на путях отхода, специально ездил к начмеду поговорить перед приказом, а черт его знает – почему на лицах у нескольких сослуживцев – нехорошая отметина лежит. И опять дурацкая мысль – какой же глупостью выглядят рассказы о немецкой послушности – им приказано сдаваться по местам, а они когти рвут.
Пирушка идет как по рельсам, веселые все. Машенька заливисто хохочет, лейтенанты вокруг нее вьюнами вьются, с той стороны стола, где терапевты кучкой, донеслось:
— А пациент меня и спрашивает: "Что же мне жениться на вдове? Умру – и на том свете у меня жены не будет!"
И тоже хохот. Да все смеются, у всех с души камень свалился. И хоть вина совсем чуть, а языки развязались, уже откуда-то гармошку с аккордеоном притащили, чех на скрипочке поигрывает, праздник в деревне во весь рост. Скоро и танцы будут, не удержатся люди.
А уже и лампы тянут горящие, темнеет. И очень всем непривычно, что не надо соблюдать светомаскировку, знают все, что кончилось люфтваффе полностью – а необычно очень, отвыкли совсем, и даже какое-то нахальство всеми ощущается, словно что-то неприличное делают и от этого еще веселее. В окнах домов тоже свет зажегся, совсем невиданное дело. Деревня, война и электричество! Переглядываются все радостно, уже песни затянули – на обеих концах длиннющего стола – разные.
Один только капитан старым сычом сидит, прячется за здоровенной кружкой с залихватски воняющим лимонадом. Да Быстров нет-нет, да глянет искоса на своего параноидального адъютанта старшего. Небось думает, что свихнулся Берестов от своего застарелого психоза, теперь вот все кончилось, а начштаба обидно, наверное, что все его хлопоты зазря были, не сработала его паранойя.
Но хоть и обидно было это понимать, а очень бы хотел Берестов, чтобы ничего не случилось, убил финский снайпер в нем тщеславного мальчишку, постарел быстро капитан, мудрее стал. Решил, что если сегодня ничего не произойдет, поговорит он с командиром через два-три дня, чтобы посоветовал что от нервов, валерьянку там попить втайне или еще что полезное.
Лишь бы сегодня телефон не звонил и…
Телефон зазуммерил, ударил по нервам, Быстров тоже дернулся, да один лейтенант старшой оглянулся недоуменно. Начштаба схватил трубку. Пскович с колокольни. Видно – волнуется, потому как частит и гласные глотает, такая у него привычка.
— Тащ кан, колнна едет, километра полтора, два танка, бэтр!
— Наши мошет?
— Не, танки квадратом! И кто с наших поедет седни?
— Подсветите, когда будут ближе! Твоя пулеметная очередь – сигнал к бою.
Закрутил ручку, сапера вызывая, что на въезде. Тот явно у аппарата сидел, мигом спохватился. Велел ему быть наготове. Танки едут.
— Есть, то-то глядю, они кирпичами сверху кидаются, я-то…
Оборвал разговор. Взглянул на окружающих, сморщился оттого, что портит людям праздник и негромко сказал, шагнув к Быстрову.
— Тфа танха, бэтдансподтед, едут к нам. Километд.
Майор непривычно быстро вскочил, пока взлетал со стула, буркнул почти неразборчиво, но капитан чутким ухом понял суть – если это наши дятлы катаются, напоит их командир медсанбата касторовым маслом.
С въезда – в небо белая осветительная ракета на парашютике. До того – красные и зеленые пуляли, для салюта. Тени от домов черные поползли.
Сыпанул Быстров приказами, публика недовольно замолчала, но лампы тут же потушили, стали рассасываться, не изображая больше групповую цель. Но медленно и неохотно. Противно всем стало, что веселье сапогом топтанули. Тем более – что наши танки-то наверняка!
И тут же сразу произошло много всего – от въезда, с колокольни взревел очередью псковский МГ, почти сразу же – длинный гром и звон с ревом… Горячим воздухом с пылью в лица толкнуло из-за поворота. И опять перепевчатый звон – выбитые оконные стекла каскадом сыплются.
И пальба. Хорошо, улочка кривая, а то близко за углом – танковая пушка рявкнула и взрыв снаряда. Опять пыльная волна пахнула. Берестов тоже на ноги успел вскочить, хватая штурмгевер, рявкнул:
— Х поюю!!! — и ловко успел у лица схватить вылетевшую на крике вставную челюсть, тут же вставил ее обратно, привычно, словно рожок с патронами в автомат.
Вот тут все сыпанули горохом, стремительно, словно тараканы.
Дрессировали людей не зря, никакой паники рванули все по местам, только гости переглянулись и рысцой дернули туда, где загремело.
Остановил старлеев, показались толковыми. Спорить не стали подчинились. Не зря гонял сегодня на велосипеде – знал уже этот поселок вполне ясно. Потому кинулся не напрямки, больно уж там пулемет танковый стукотал, а в обход, через узкий проулочек залезли на крышу низкого то ли сарая, то ли гаража, аккуратно по очереди глянули.
Немецкий средний танк застрял раком наперекосяк между стеной дома и баррикадой, в всполохах огня блестели полированным металлом распластанные гусеницы.
— Разулся, паскуда, — с облегчением заявил то ли Саша, то ли Гриша, конкретно капитан не запомнил.
То, что расслабляться и веселиться рано – напомнил танковый снаряд, свистанувший мимо и давший как по ушам ладошками. Поморщились. И еще поморщились, когда такой же выстрел грохнул за поселком. Второй танк, сволочь, в обход потек. С колокольни гремел МГ. Ответно такой же бил, явно двигаясь с окраины. Понятно, БТР.
— Танк этот мы искорячим, — уверенно заявил старлей. Третий, имени его Берестов не знал.
— Что со вторым? — тревожно, но спокойным тоном спросил вроде бы Саша.
Берестов пробулькал, что с ним он разберется. Кивнули друг другу и старлеи тройкой задворками побежали к колокольне и раскоряченному танку, а начштаба рванул со всех ног Кутину.
Наступал момент для выхода на сцену Куколки.
Все шло просто замечательно! На маленькую колонну словно волшебный плащ невидимости накинут – никто из русских и внимания не обратил, что гаманновцы мимо едут. Пару раз холодело сердце, ну никак не могло так быть, ослепли Иваны, что ли? Но нет – танки проезжали мимо, а те орали и веселились, безглазые идиоты. Молокосос на передовом танке не удержался и, резко дернув машину, в безлюдной рощице раздавил гусеницами врага, возившегося у стоящего на обочине мотоцикла.
Полезно иногда подумать! Впереди ехала захваченная трофеем полуторка, в кабине – двое переодетых в трофейные тряпки русских из Прибалтики. Со строгим приказом улыбаться, орать и махать руками в случае соприкосновения с противником. При проверке оказалось, что чертовы болваны – как деревянные куклы и вблизи, их "радость" лучше не разглядывать, но в сумерках и в кабине – сойдет и такое безобразие.
Следом ползли оба танка, на башни которых был наброшен брезент, смазывающий очертания брони, за ними – входя в ударную группу, пер бронетранспортер, в который Скромник с разрешения гауптштурмфюрера посадил ударную группу из 6 стрелков – обоих грузин, на погонах которых алели канты штурмовой артиллерии, пару русских – из кавалерийского подразделения, судя по золотому канту, одного – с васильковым, санитара, как оказалось, и черного сапера.
Замыкали пикап и кюбельваген, в которых свалено было самое ценное добро и для охраны находилось по паре самых небоеспособных, в том числе и появившийся раненый.
Пленных русских допросить не удалось – водителя слишком силно стукнули по голове и до отъезда он так в сознание и не пришел, хотя ему терли уши, кололи ножами и поливали, правда экономно, холодной водой. А пехотный капитан, хоть и был пьян, как сапожник, но, поняв куда попал, вдруг рванулся и почти откусил зубами нос самому близко сидевшему хохотуну. Добился своего, подлец, сгоряча убили его в свалке. Нос примотали бинтом обратно, но это уже стал не полноценный воин.