Не обещай ничего

– Знаю. Все сделаю. – Я открыл холодильник. – У тебя есть вода в бутылках, подать Итану на завтрак?

– Ха! – возмущенно фыркнул отец. Можно было предвидеть его реакцию и не соваться со своими вопросами. – Вода в бутылках – самое большое в мире жульничество. Вполне подходит и та, что течет из крана. Наша водопроводная в полном порядке, уж я-то это знаю точно. За воду в бутылках платят одни простофили. Еще немного, и вас заставят покупать воздух. Помнишь время, когда не платили за телевидение? Ставишь антенну и смотришь за так. А теперь изволь раскошеливаться за кабельное. Это такой способ наживы: заставлять людей выкладывать денежки за то, чем они раньше пользовались даром.

Мать пропустила ворчание отца мимо ушей.

– Марла слишком много времени проводит дома одна, ей надо почаще выходить, отвлекать мысли от того, что случилось с…

– Мама, я же сказал, что все сделаю.

– Я хочу сказать, – в ее голосе впервые появились резкие нотки, – что нам всем нужно напрячься и постараться ей помочь.

– Прошло десять месяцев, Арлин, – буркнул отец, не отрывая глаз от экрана. – Пора приходить в себя.

– Будто это так просто, Дон, – вздохнула мать. – Переступила и пошла дальше. У тебя на все один рецепт: проехали.

– Если хочешь знать мое мнение – у нее не все ладно с головой. – Отец поднял на нее взгляд. – Кофе еще остался?

– Я только что сказала, что заварила целый кофейник. Кто же из вас не слушает? – Мать, как будто что-то вспомнив, повернулась ко мне: – Когда приедешь к ней, не забудь себя назвать. Ей так будет легче.

– Я помню, мама.

– Я вижу, хлопья у тебя проскочили на ура, – сказал я сыну, когда мы сели в машину.

Итан едва плелся за мной, нарочно спотыкаясь – все еще надеялся, что я поверю, будто он болен. Поэтому я решил подвезти его до школы, а не заставлять топать пешком.

– Вроде бы.

– Что-то не так?

– Все так.

– С учителями нет проблем?

– Нет.

– С друзьями?

– У меня нет друзей. – Он произнес это, не глядя на меня.

– Знаю, чтобы освоиться в новой школе, требуется время. Но разве не осталось ребят, с которыми ты был знаком до того, как мы уехали в Бостон?

– Большинство из них в другом классе, – ответил сын. И продолжал с оттенком осуждения в голосе: – Если бы мы не уезжали в Бостон, я, наверное, учился бы с ними в одном классе. – Он поднял на меня глаза. – Мы можем вернуться обратно?

Его вопрос меня удивил. Он снова хочет оказаться в ситуации, когда я не смогу проводить с ним вечера? Когда он почти не встречается с бабушкой и дедушкой?

– Вряд ли.

Молчание. И через несколько секунд еще один вопрос:

– Когда у нас будет свой дом?

– Мне надо сначала найти работу, малыш.

– Я смотрю, папа, ты в совершеннейшей заднице.

Я метнул на него взгляд. Сын не отвел глаз – наверное, хотел проверить, насколько я потрясен.

– Осторожнее, Итан. Приучишься говорить такое при мне, забудешься, и вырвется при бабе. – Бабушку и дедушку сын всегда называл баба и деда.

– Это слова деды. Когда перестали делать газету, после того как мы сюда переехали, он сказал бабе, что ты в совершеннейшей заднице.

– Пусть так, я в заднице. Но не один. Уволили всех. Я подыскиваю себе место. Все равно какое.

В словаре одним из определений слова «стыд» вполне могло бы быть такое: «Обсуждение с девятилетним сыном ситуации с устройством на работу».

– Меня совсем не грело каждый вечер оставаться с миссис Танакой, но когда я ходил в школу в Бостоне, меня никто…

– Что никто?

– Ничего. – Итан несколько секунд помолчал, затем продолжил: – Знаешь коробку со старым барахлом у деды в подвале?

– У него весь подвал завален всякой рухлядью. – Я чуть не добавил: «И ее становится еще больше, когда мой папаша туда спускается».

– Ну, такую коробку из-под обуви, в которой лежат вещи его отца, моего прадедушки? Всякие там медали, нашивки, старые часы и все такое прочее.

– Да, я помню коробку, о которой ты говоришь. И что с ней такое?

– Как ты считаешь, деда ее каждый день проверяет?

Я подрулил к тротуару за полквартала до школы.

– Черт возьми, ты о чем?

– Не важно. – Сын потупился. – Не имеет значения. – Не сказав «до свидания», он с трудом вылез из машины и походкой зомби поплелся к школе.

Марла Пикенс жила в маленьком одноэтажном доме на Черри-стрит. Насколько я знал, он был собственностью ее родителей – тети Агнессы и ее мужа Джилла. Они отдавали деньги за ипотеку, а Марла настояла, что будет из своих средств платить налог на недвижимость и за коммунальные услуги. Связав свою жизнь с газетами, я до сих пор отдавал дань правде и точности, поэтому был весьма невысокого мнения об источнике ее теперешнего дохода. Ее наняла какая-то интернет-фирма писать фальшивые онлайн-отзывы. Некоторые компании стремятся восстановить репутацию или продвинуть себя в сети, обращаются к услугам конторок, у которых есть сотни фрилансеров, пишущих фальшивые хвалебные реляции.

Марла как-то показала мне один такой – отзыв о кровельной компании из города Остин, штат Техас. «На наш дом упало дерево и пробило в крыше большую дыру. Рабочие из кровельной компании “Марчелино” приехали в течение часа, отверстие залатали, восстановили кровлю, и все за очень разумные деньги. По моему мнению, компания заслуживает самой высокой оценки».

Марла ни разу не была в Остине, не знает ни единой живой души из кровельной компании «Марчелино» и никогда не нанимала себе подрядчиков для выполнения каких-либо работ.

– Скажи, нормально? – рассмеялась она. – Все равно, что писать очень, очень короткие рассказы.

В тот раз у меня не хватило сил с ней поспорить.

Я не стал пересекать город по прямой, а, свернув на окружную, проехал под тенью водонапорной башни – десятиэтажного сооружения на опорах, напоминавшего инопланетную космическую базу.

Повернул у дома Марлы на подъездную дорожку и остановился рядом с ее ржавым, выцветшим красным «мустангом» середины девяностых годов. Открыл заднюю дверцу своей «мазды» и взял два пакета с мамиными замороженными обедами. Проделывая это, почувствовал легкое смущение: Марла могла обидеться на то, что тетка считает ее неспособной даже приготовить себе поесть. Ладно, не все ли равно, раз матери этого хочется?

Шагая по дорожке, я заметил, что сквозь трещины в камне пробиваются трава и сорняки. Поднялся на три ступени к двери и, перехватив пакеты в левую руку, постучал в нее кулаком. И в этот момент в глаза мне бросилось пятно на дверной раме. Весь дом требовал окраски или хотя бы хорошей мойки под давлением, так что это пятно было вовсе не исключением. Оно находилось на высоте плеч и напоминало отпечаток ладони. Но что-то привлекло мое внимание. Похоже на размазанную кровь. Словно кто-то прихлопнул самого большого на свете комара.

Я осторожно дотронулся до него указательным пальцем – поверхность оказалась сухой.

Марла не отвечала секунд десять, и я постучал опять. Еще через пять секунд повернул дверную ручку.

Дверь оказалась не заперта.

Я открыл ее пошире, чтобы можно было войти, и крикнул:

– Марла, это я, твой кузен Дэвид!

Никакого ответа.

– Марла, тетя Арлин попросила меня кое-что тебе завезти. Домашнее чили и что-то там еще. Марла, ты где?

Я вошел в центральное помещение дома в форме буквы L. Первая половина представляла собой обветшалую гостиную со старым диваном, парой выцветших кресел, плоским телевизором и журнальным столиком, на котором стоял ноутбук, работавший в спящем режиме. Марла, видимо, включила его, чтобы написать приятные слова в адрес сантехников из Поукипси. Вторая часть дома направо за углом была кухней. Слева по коридору находились две спальни и ванная.

Закрывая за собой дверь, я заметил за ней складную детскую коляску.

– Что за дьявольщина? – вырвалось у меня.

В этот момент в глубине коридора послышался звук. Вроде мяуканья. Какой-то булькающий.