Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 56 из 65



— Запрашивал, — кивнул Гуппенкотен. — Там написано, что командировка Вахману оформлена на основании телефонограммы из Берлина. Но телефонограммы в штабе Баха нет, поскольку она поступила из штаба начальника СД и полиции Вайсрутении. А вот что действительно загадка: в указанном штабе тоже нет ни малейших следов телефонограммы о вызове гауптштурмфюрера Вахмана в Берлин.

— Не мог же Вахман сам себе выписать командировку! — раздраженно воскликнул Мюллер. — Куда он должен был прибыть в Берлине?

— К начальнику РСХА, — ответил Гуппенкотен.

— Эти функции рейхсфюрер после гибели Гейдриха возложил на себя, но я сомневаюсь, что такое распоряжение исходило лично от рейхсфюрера, — заметил Мюллер. — Может, оно исходило от СС-группенфюрера Кальтенбрун- нера? Ведь именно Кальтенбруннер осуществляет общее руководство айнзатцгруппами на Востоке. Хоть это руководство и носит символический характер, но…

— Я запрашивал штаб Кальтенбруннера, но получил ответ, что о вызове Вахмана, как и вообще о существовании такого гауптштурмфюрера, в штабе ничего неизвестно. И посоветовали обратиться непосредственно в управления РСХА: начальники управлений вполне могли инициировать запрос от имени начальника РСХА.

— Я начальник управления РСХА, и ничего об этом не знаю, хотя гестапо знает все. Чушь какая — то! — раздраженно прокомментировал Мюллер.

— Это не чушь, группенфюрер, это ключ, — ответил Гуппенкотен.

— Выражайся яснее! — потребовал Мюллер.

— Штраух, едва речь зашла о Герлиаке, тут же сказал, что по поводу Герлиака проводилось расследование судом СС. Я обратился в суд СС, поговорил с судьей Шарфе и выяснил любопытную вещь. Суд СС действительно проводил расследование по рапорту Герлиака на командира зон- деркоманды гауптштурмфюрера Гилле. Герлиак обвинил Гилле в превышении служебных полномочий и действиях, несовместимых с честью офицера СС. Однако позже кто — то, видимо начальники Гилле, надоумил его написать рапорт на Герлиака, что тот якобы вмешивался в проведение акций зондеркомандой и чинил всяческие препятствия. Судья Шарфе провел расследование, и обвинения в адрес Герлиака оказались, мягко говоря, притянутыми за уши. А вот обвинения в адрес Гилле подтвердились. Но тут, по словам Шарфе, сложилась ситуация, грозившая парализовать деятельность служб и подразделений СД в Вайсрутении: Гилле взяли под защиту начальник СД и полиции Остланда обергруппенфюрер Еккельн, начальник айнзатцгруппы А оберфюрер Пифрадер и подчиненный им вышеупомянутый начальник СД и полиции Минска оберштурмбаннфюрер Штраух. Однако Герлиака решительно поддержал его непосредственный начальник полицайфюрер «Руссланд — Митте» обергруппенфюрер фон дем Бах. Чтобы предотвратить склоку среди высших руководителей СС, СД и полиции на Востоке, судья Шарфе, с одобрения рейхсфюрера, закрыл дело.

— И что из этого следует? Вывод? — потребовал Мюллер.

— Вывод прост: кому — то из наших начальников в Берлине нужна голова Герлиака.

Мюллер побарабанил пальцами по обложке дела и спросил в упор:

— Кальтенбруннер? Олендорф? Шелленберг? Или кто- то повыше? Хм… Чем же Герлиак мог этому «кому — то» насолить?

— Обычно больше всего не любят тех, кто слишком много знает, — многозначительно заметил Гуппенкотен. — Герлиак работает в СД давно, а в полиции — и того дольше. До того, как он возглавил боевое спецподразделение СД, он долгое время работал под личным руководством Гейдриха. Познание усугубляет скорбь!

— Надеюсь, ты не написал такой вывод в этом деле? — похлопал рукой по папке Мюллер.

— Хотелось бы, но не так поймут, — улыбнулся Гуппенкотен. — А написал я, что оснований для поддержания обвинений, высказанных в рапорте гауптштурмфюрера Вахмана в ацрес своего командира штандартенфюрера Герлиака не обнаружено. В связи с чем, а также в связи с гибелью обвинителя дело рекомендуется закрыть.

Панцигер ранее написал примерно то же самое, так что дело можно было смело закрывать.

— Хорошо! — подытожил Мюллер, бегло пролистав дело и убедившись, что все нужные бумаги аккуратно подшиты. Он закрыл папку и написал на обложке красным карандашом резолюцию: «Дело закрыть. Передать в архив. Хранить до особого распоряжения».

Рудаков выполнил мое указание четко: через два часа было готово снаряжение и документы для Земелина.



— Мы его плохо подготовили, — счел необходимым высказаться Рудаков.

— Чем больше он проторчит здесь, тем меньше у него шансов на успешное возвращение, — раздраженно отозвался я. — Его не надо внедрять: он пользуется абсолютным доверием Федорцова и Коровина. Единственное, что ему придется объяснить: где он болтался все это время. Летом он просто сказал бы, что ночевал в лесу. А сейчас, глубокой осенью, такой номер не пройдет. Вот почему надо торопиться, каждый день дорог!

— Логично! — согласился Рудаков.

— Сажай Земелина в мою машину, за рулем должен быть Махер. Все!

Рудаков ушел, я достал из стола флягу с коньяком и свой драгоценный сувенир, память о прежних временах: бесшумный пистолет уникальной конструкции. Он был снабжен винтовочным затвором и магазином в рукоятке на восемь патронов «Веблей» английского производства. Выдвинутый назад затвор компенсировал вес массивного глушителя и прекрасно лежал в руке. Винтовочный затвор и отсутствие автоматики обеспечивали готовность к бою и полную бесшумность выстрела- при нажатии на спусковой крючок раздавался лишь еле слышный щелчок бойка. Я передернул рукоятку затвора: пистолет готов к бою. Я одел на плечо под китель специальную кобуру, разместил там пистолет и проверил, как он извлекается. Все нормально: надо только расстегнуть три верхние пуговицы кителя. Я глотнул коньяка из фляги и вышел во двор, где меня уже ждал мой автомобиль с прогретым двигателем.

— Я высажу вас возле моста, дальше пойдете пешком. Доберешься до Порозова, найдешь связного. Дом под красной крышей, увидишь сразу. Хозяина зовут Тимофей Лукич. Человек надежный, через него несколько групп окруженцев прошло, так что у партизан на полном доверии. Скажешь, что от дяди Василя из Бреста, он и впустит. Снабдит тебя документами для проезда по железной дороге, переправит в Волковыск. Оттуда доберешься поездом до Минска. По командировочному листу отправишься из Минска в Барановичи. А там уйдешь в лес. Твоя цель: найти отряд Коровина. Будут проверять, где был, то ссылайся на Тимофея Лукича: дескать нашли в лесу партизаны и привели к нему.

— А поверят? — усомнился Земелин. — Начнут ловить на мелочах… Федорцов это дело любит!

— Ловить могут, а вот проверить не смогут, — возразил я. — Все замыкай на Тимофея Лукича: он любую проверку выдержит.

Махер остановился возле поворота к мостика через небольшую речушку, впадающую в крохотное озеро. Уже рассвело и вокруг были хорошо видны детали пейзажа, невзирая на утренний туман.

Мы с Земелиным вышли из машины и пешком дошли до мостика.

— Если задержат полицейские, то требуй, чтобы доставили в СД, а там просто назовешь мое имя «Герлиак». Вот и все. Удачи!

Я крепко пожал руку Земелину, и тот пошел по мостику в сторону Порозово. Меня вдруг пронзило чувство сожаления: нет, не потому, что предстояло умереть человеку, а потому, что мне предстояло потерять перспективного агента, действительно способного внедриться в разведгруппу НКВД.

Но он знает о Сибирцеве — Райхеле, и уже поэтому его опасно оставлять в живых.

Я достал свой бесшумный пистолет и негромко позвал:

— Земелин!

Он остановился и обернулся. Наверное, он ждал последнего отеческого напутствия… или теплых слов… Он остановился и обернулся. И я с десяти метров, словно в тире, влепил Земелину пулю точно в лоб. Механизм сработал безукоризненно: я услышал лишь негромкий хлопок. Земелин покачнулся, перевалился через жалобно скрипнувшие поручни моста и с громким всплеском ушел под воду.

Я спрятал пистолет и проводил взглядом его медленно уплывавшее тело. Жаль, что пришлось пожертвовать отличным агентом ради гарантий безопасности. И тут меня словно ударило!