Киев для романтиков

Разговор в постели:

– Ты Дмитрий?

– Нет, я – Лжедмитрий.

С 1641 г. замком владел Адам Кисель. Он, являясь православным, старался уравнять права украинцев с католиками, что, к сожалению, ему не удалось. Нам постоянно говорили, что замок, несмотря на защиту оставшегося верным королю воеводы Киселя, был сожжен в 1651 г. казаками Богдана Хмельницкого. По свидетельству главного специалиста по Замковой горе Сергея Климовского, замок простоял еще несколько десятилетий, но так как он потерял свое стратегическое значение, то в конце концов обезлюдел. А его деревянные конструкции сгнили или были растащены. Сооружение сохранилось лишь на рисунках, которые можно увидеть в музеях, а гора опустела, там разбили огороды и баштаны. С 1816 г. тут было кладбище для жителей Подола, Гончаров и Кожемяк. Через полстолетия гору отдали Флоровскому монастырю, который соорудил церковь и окружил свою территорию каменной стеной. Здесь хоронили насельниц обители. А гора получила новое название – Флоровская.

У меня давно создалось впечатление, что Старокиевская гора не исчерпала до конца свой дарованный историей статус, потому что сначала разрушения Батыя и потом запустение… Впоследствии административное правление перешло на Замковую гору, в Литовский замок, где проводились робкие попытки взять власть, обрести силу, но… Киев перестал быть «матерью городов», и был скорее торжищем, факторией, чем центром абсолютной власти. Поэтому новое особое значение приобретает Замковая гора с крутыми склонами и окружающими ее узкими оврагами, по которым не было возможности подкатить стенобитные устройства. И ничего, что замок был деревянным, а не каменным, он и так был неприступным, да и кто затащит тяжелый строительный материал на его отвесные склоны.

У литовских феодалов были иные интересы и задачи. Во-первых, они не испытали влияния культуры Византии и не особенно пытались духовно подавить русичей. К тому же, более ощущая потребность в землях и подданных, они старались их оградить от внешних грабителей и налетчиков, повсеместно воздвигая замки и крепости. И по сей день нас удивляют твердыни, поставленные литовцами Кариатовичами в Мукачеве и Каменце-Подольском. Крепостное укрепление на Замковой горе, простоявшее почти три столетия и не выполнявшее угнетающую и подавляющую функцию, было всего лишь резиденцией наместника, следившего за порядком в подведомственном ему крае и оберегавшего его жителей. Уже тогда сложилось гармоничное единение литовцев и киевских русов, о котором старались не упоминать ни российские, ни советские историки. Хотя, если вспомнить, что в ХVI в. при князьях Олельковичах и при Константине Острожском были попытки усилить власть феодалов, сделать ее независимой. Ранее Олельковичи за это поплатились головами. А вот Острожский… да кто мог ему перечить, если киевский воевода был самым богатым и влиятельным в стране. Еще один пример отсутствия особого властного значения Литовского замка – киевляне не пустили воеводу Гаштольда, поставленного Великим князем Литовским Казимиром в 1470 г. Но, тем не менее, гора не получила имени ни польского феодала, ни литовского воеводы, ни даже «ревнителя православия» Острожского, а почему-то остался в памяти народа Адам Кисель. Именно тот, которого не любил Корнейчук, уважал Сенкевич и чтил Кулиш. Волынский владелец имений долгое время был киевским воеводой и старался оставить Киев под польской короной.

Замок – это не только укрепление, это прежде всего возможность отпереть его, проникнув в город, овладеть его душой, то есть его обитателями. Поэтому замок должен возвышаться над строениями не обязательно физически, а скорее духовно – над людьми, их представлениями, жизнью, бытом. Так, например, в романе Ф. Кафки замок – это власть подавляющая, и в этом преобладает символика автора. Даже место перед «донжоном», там, где «карали на горло», носило скорее литературный, опереточный характер, как в пьесе «Свіччине весілля» Ивана Кочерги. Замок как символ власти насилия и подавления не характерен для нашего города – в Киеве он главенствовал тогда, когда феодализм был прогрессивным явлением, и замок служил больше щитом, защитой, чем довлеющей над сознанием силой. Тогда была характерна симпатия населения к власти, которая, к сожалению, в последующие столетия потускнела и стала мало заметна! Да и форма нашей Замковой горы более похожа на корабль, который дрейфует среди других гор-льдин, а не айсбергов. Замковая гора не особенно возвышается над городом. Она не самая высокая из семи киевских гор, занимает как бы подчиненное положение, являясь скорее поддержкой, чем подавляя правлением и властью. Через столетия изменилась социальная формация, Киев стал губернским городом Российской империи, поэтому сменила название и гора, став на этот раз Флоровской в честь монастыря, расположенного у ее подножия. Здесь зазвучали молитвы. Но теперь Замковая гора и ее окрестности – одно из самых романтических мест Города, куда в любую погоду стремятся молодые душой! Приглашаю и вас!

Много примет связано с Андреевским спуском – можно подержаться за «Нос», есть такой на доме № 34, посидеть рядом с М. А. Булгаковым на скамейке, потереть детали памятника, прикрепить пожелание на решетку веранды дома или выпить чашечку кофе в «Подвір’ї». Но вот беда: «Решетка желаний» давно уже в Музее одной улицы, «Нос» украли, а в «Подвір’ї» – плохой кофе, и, чтобы улучшить его реализацию, придумали такой ход.

С гребня Флоровской возвышенности хорошо просматривается Урочище Гончары-Кожемяки. Осмотр этих живописных мест нужно начать с одного из престижных и фешенебельных отелей «Андреевский». Это яркий пример, как из старого строения можно сделать что-то путное. Из того поселения, состоящего из 2-3-этажных домов, сохранилось только несколько, и то чисто случайно. Разрушительный «вихрь чиновничества» снес все эти запущенные старые дома без удобств. Почти два десятилетия эта густонаселенная местность выглядела так, словно по ней прошла орда Батыя или молодая черновецкая рать. Теперь наконец-то построен элитный район, состоящий из коттеджей и особняков, которые можно наблюдать издали. Комплекс «Гончары-Кожемяки» – ничего общего с архитектурой Старого Киева не имеет, зато видим там переизбыток псевдоисторических деталей и повышенной этажности. К тому же зачем-то вырыты бомбоубежища. Не для того ли, чтобы держать в этих подвалах непокорных дам или должников-кавалеров? Общественность дождалась застройки этой исторической местности, прославленной трудом летописных кожемяк и гончаров и упоминаемой не только в летописях, но и в былинах и сказаниях. Например, в Кожемяках, где жили ремесленники, сохранилась легенда о Никите Кожемяке, который в поединке победил змея-людоеда и спас киевлян от гибели. Под этим чудищем авторы этих легенд имели в виду кочевников, которые уж очень досаждали нашим далеким предкам. Рядом еще две местности – Гончары и Дегтяры. Первые поселения, получившие эти названия и сохранившиеся до сих пор, возникли на заре истории Киева. Там жили ремесленники, в средневековье объединившиеся в «цехи». Их мастерские активно работали до конца ХІХ в., а одна из них продержалась на Подоле вплоть до 1926 г. Для их деятельности были все условия: местоположение, сырье и вода – тут еще не так давно нес свои воды Кияновский ручей, впадавший в реку Глыбочицу. Он был настолько полноводным и глубоким, что возникло предположение – название города пошло от него. В Дегтярах осталась небольшая усадьба, где почти всю жизнь прожил известный живописец Григорий Светлицкий. В десятилетие его смерти, в 1958 г. был открыт музей, в 1972-м – памятник. Со смертью наследников музей считается ликвидированным.

В противоположном углу исторической местности находится Крестовоздвиженская церковь, построенная в 1814 г. в стиле классицизма. (Ранее здесь стояла деревянная церковь, которая была построена попечением цеха кожемяк, что входили в Киевское братство.) Прекрасные росписи в ней сделал Светлицкий, хотя в дальнейшем она была испорчена последующими реставрациями. Особенно знаменательно то, что тут крестили Михаила Булгакова. Только патрулирование киевской молодежи, «стоявшей насмерть» в 1990-х, помогло спасти дом № 10 на Воздвиженской, где родился Михаил Булгаков. Но, увы! Дом этот покамест стоит не отмеченный никакими знаками, ожидая дальнейшей участи. Боюсь, что в заповедной зоне нуворишей его могут снести. (Пока писалась книга, дом, в котором издал свой первый крик ВЕЛИКИЙ МАСТЕР, разрушен и заменен непонятной кирпичной коробкой! И вам, мои современники, не стыдно?!)