Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 24



Замковая гора имеет несколько названий, на каждом из которых остановимся подробнее. Так, Киселевка получила свое название от воеводы Адама Киселя, который имел резиденцию в Киевском замке и в неблагодарной людской памяти, к сожалению, остался лишь в названии горы. Фроловской гора стала из-за нахождения у подножия старинного женского монастыря Фрола и Савла. О нем позже. Существует мнение, что это летописная Хоревица и название горе досталось от улицы Хоривой. Распространенное наименование горы – Замковая, от бывшего здесь до конца ХVІІ в. Литовского замка. Но археологические раскопки свидетельствуют, что поселения были здесь еще до V в. На Киевских горах найдены следы трипольской культуры конца III тыс. до н. э.

Существует предположение, что до того, как легендарный князь Кий построил на Старокиевской горе свой городок-крепость, положивший начало городу Киеву, его резиденция его была на Замковой горе. В IХ – Х вв. тут было укрепление. Давнее название горы не дошло до наших дней, поэтому условно ее называют Киевица. Можно подняться по лестнице возле дома № 22-б и побродить по горе, где со времен сожжения замка практически ничего не строили. Давайте, романтики, призовем немного воображения и окунемся в бурный XIV в., когда начали возводить первые башни. Киев тогда входил в состав Литовского княжества. Замок в 1482 г. был взят и сожжен ханом Менгли-Гиреем, а живший там воевода Иван Ходкевич уведен в плен, где и скончался. Новый замок был вскоре построен на месте старого «добродеревцями з верху» – жителями Киевского Полесья, слывшими хорошими плотниками. Замок занимал всю вершину горы Киселевки, его стены были срублены из прочного дерева и укреплены столбами. Разделялся он на 133 участка, или «городни». Каждая волость или отдельное лицо, строящее городню, имело право к ее внутренней стороне пристроить постройку для хранения своих пожитков и для собственного проживания во время осады. Над стенами возвышались 15 боевых четырехъярусных шестиугольных башен. Они имели три этажа и на каждом бойницы. В двух башнях находились въездные ворота, северные против Щековицы назывались Воеводина брама, а противоположные, главные ворота – Драбская брама. Драбантами (от нем. Trabant) называли охранников вельмож. Площадка перед этими воротами имела лобное место, где «карали на горло» – так называли усекновение головы. На одной из башен помещались большие часы, которыми гордились горожане. Для наблюдения за ними и для починки было назначено довольно большое жалованье – 15 коп грошей и 5 локтей французского сукна. Его получал один из замковых пушкарей, умеющий обращаться с механизмом. Во внутреннем дворе замка теснились многочисленные постройки: здесь был дом воеводы, ротмистра, командовавшего гарнизоном, 30 казарм, «шпихлер», где хранили порох, ядра, пули, свинец… Главное место занимала «шопа» – место хранения крепостной артиллерии, состоявшей (1545 г.) из 17 пушек и 100 гаковниц. В замке было три церкви, в том числе Св. Николая, и католическая часовня. Особо знатные лица могли иметь свое жилище.

Попытки Москвы взять власть над Киевом начались давным-давно. Особенно запомнился «заговор князей» 1481 г. Его организаторами были внуки киевского князя Владимира Ольгердовича Михаил Олелькович и Федор Иванович Бельский, а также его правнук Иван Юрьевич Ольшанский. Их заговор раскрыт не без помощи киевского воеводы Ивана Ходкевича. Нужно понимать, что в данном случае это был не бунт киевлян, а борьба за передел власти между Гедиминовичами. Бельскому удалось бежать в Москву, а князьям Михаилу и Ивану отрубили голову. «Вина их Богу единому сведуща», – сдержанно, но с проявлением симпатии к заговорщикам, сообщает летописец. И сейчас на Замковой горе можно увидеть крест на том месте, где стояла плаха, на которой их «карали на горло». Это резонансное на то время событие как-то в последнее столетие не вспоминают. И не потому, что незначительное, наоборот, архиважное – не так часто Гедиминовичам отрубали голову. Причины этой попытки взять власть настолько таинственные, что даже М. Грушевский теряется в догадках. Он предполагает, что князья задумали убить Казимира, когда он со своими сыновьями поедет на охоту, но это было своевременно раскрыто. Кое-что находим у В. Антоновича: «Князь Федор Бельский, празднуя свою свадьбу, пригласил на празднество Казимира; здесь во время пира заговорщики должны были овладеть его особою. Случайно, за несколько дней до осуществления, заговор был открыт, слуги Бельского арестованы и под пыткою дали показания, компрометировавшие князей. Узнав об аресте своих слуг, князь Федор Бельский вскочил ночью с постели и полуодетый бросился на коня и ускакал за московский рубеж. Менее счастливы были другие заговорщики: князь Гольшанский и Михаил Олелькович были арестованы и заключены в темницу в киевском замке; над ними произведен суд, вероятно в глубокой тайне, потому что ни одного документа, относящегося к процессу, не сохранилось ни в подлиннике, ни в копии. По приговору суда, утвержденного великим князем, оба подсудимых были приговорены к смертной казни, которая и приведена была в исполнение. В Киеве, на лобном месте, перед воротами киевского литовского замка, 30 августа 1482 года киевляне увидели обезглавленный труп одного из представителей излюбленного ими княжеского рода, которого они призывали, как своего отчича, на княжеский стол своей земли». У трех «князей-заговорщиков», скорее всего, не было никаких планов убийства правителя, а просто произошло кардинальное пресечение литовским князем Казимиром Ягеллончиком попытки привести Киев в состав Московского государства. Ведь через три года Литва отреклась и от своего верного союзника – Великого княжества Тверского, в 1485 г. присоединенного к Москве. Так, на людской крови формировалось Московское княжество.

Стоящий на краю горы крест поставили два десятилетия тому на месте, где рубили головы. В том числе и упомянутых князей. И немало пролито там крови! Об этом рассказывает пьеса Ивана Кочерги «Свiччине весілля». Неподалеку от «лобного места» поставили свое святилище неоязычники, вокруг которого они, а среди них много девушек, проводят свои мистерии, не без эротического насыщения. Все девушки по своей природе – ангелы, но когда им обламывают крылья, то им приходится летать на метле…





На Андреевском спуске у меня часто просят рассказать про какую-нибудь жуткую историю, связанную с Замковой горой. Мне нравится рассказывать следующее: «Однажды двое влюбленных взобрались на самую вершину, и больше их никто не видел». – «И что с ними случилось?!» – «Они спустились… с другой стороны».

Когда купцы проезжали по нашему крутому спуску, то с них брали мыто (налог), а мерой был воз. Поэтому старались его нагрузить с верхом. Если он ломался, когда ехал, или с него что-то падало, то замковые слуги это брали в собственность города. Об этом пишет в путевых заметках Матфей Меховский (нач. XVI в.). Отсюда пошла пословица «Что с воза упало – то пропало». Даже сегодня, когда пожелаешь подняться пешком с Подола, где в средневековье бурлила жизнь и был торговый центр края, то усталость настигнет вас раньше, чем вы доберетесь до Андреевской церкви. Но поток людей, особенно на праздники, снизу не намного меньше, чем сверху.

Наибольший расцвет замка был во времена правления киевского воеводы Константина Острожского. За верность вере предков его в народе называли Ревнителем Православия. Он в Киеве и своем родном Остроге собирал вокруг себя деятелей культуры и науки Украины. У этого богатого вельможи, которому по влиянию и зажиточности уступал сам король Польши, были очень хорошие отношения с соседней православной Москвой. Как-то в 1602 г. к нему на прием напросился московский дворянин, который назвался царевичем Дмитрием, но седой воевода не счел нужным поддержать его устремления на царский трон. Поэтому, когда в 1604 г. с помощью запорожских казаков начался поход на Москву, то отряд царевича-претендента обошел Киев стороной. Хотя немало его обитателей присоединилось к Дмитрию, которого российская историография упорно считала Лжедмитрием.