Вкус запретного плода

— Кто у меня?

— Мальчик, — ответил невесть откуда взявшийся Валерьян. Он держал сына на руках и выглядел неимоверно гордым. И тут же над самым Марининым ухом прозвучал восторженный крик Ильи:

— Марина, посмотри! Твой сын родился обрезанным!

Кто-то, кажется Алена, поднес Марине младенца к груди, и он сразу засосал, больно, как бульдог, стиснув Маринин сосок беззубыми челюстями.

— Ты молодец! — сказал Денис. — Не порвалась нигде, и вообще! Но, Господи, сколько же мне еще надо учиться! В жизни не видел, чтобы кто-нибудь так рожал!

Чьи-то сильные руки вынесли Марину из ванны, вытерли и положили на постель. Марина устало закрыла глаза и заснула. Снился ей зеленый цветущий луг и маленький светловолосый мальчик, бегущий по лугу к ней навстречу с громким, ликующим криком: «Мама!»

19

Сергей приехал почти ночью. На пороге он узнал о случившемся, он в три прыжка преодолел лестницу и влетел в Маринину комнату с расширенными от волнения глазами.

— Малыш, как ты там? С тобой все в порядке?

— Более чем!

Марина успела выспаться, и все недавние ужасы подернулись дымкой воспоминаний.

— Знаешь, — сказала она таким тоном, будто это было для нее сейчас самое важное, — у меня больше нет живота!

И она с детской непосредственностью откинула одеяло.

— Немножко еще осталось, — решил подразнить ее Сергей.

— Ну какой ты! А ты уже видел его?

— Нет еще. Когда же?

— Пойди посмотри! Вот он, на столе, в корзинке.

Сергей послушно подошел к столу.

— Ух ты, какой серьезный! Губы толстые, совсем как у тебя!

— А цвет? — вспомнила вдруг Марина. — Какого цвета кожа?

— По-моему, ужас до чего красный. Ты разве не видела?

— Видела, конечно. Дай его сюда, я еще посмотрю.

Сергей осторожно вынул малыша из корзинки и опустил рядом с Мариной на подушку. Марина внимательно пригляделась. Вроде бы он был такого же цвета, как новорожденные Маша или Ксюша, ничуть не темнее. Хотя кто его знает? Впрочем, Марина неожиданно поняла, что ей все равно. Негр, индеец, китаец… Да хоть серо-буро-малиновый! Главное, он был такой родной, что у Марины от одного прикосновения к нему перехватывало дыхание и начинало сладко пощипывать в носу. Сергей смотрел на Марину с малышом на руках и улыбался.

Дверь распахнулась, и в комнату без стука вошел Валерьян.

— Ну что? — спросил он с порога. — Как парня называть будем?

— Да как собирались, Павлом, — не задумываясь, отвечала Марина.

— Павел, стало быть, Валерьянович. — Валерьян хозяйским жестом отобрал малыша у Марины и стал, как минуту назад она, внимательно вглядываться в его черты.

— Сергеевич, — негромко произнес Сергей.

— Что? — Валерьян непонимающе уставился на него.

— Я сказал: Сергеевич. Павел Сергеевич.

— Это еще почему?

— Закон такой есть. Если женщина состоит в браке, то ее ребенку автоматически записывают отчество мужа.

Валерьян молча скрипнул зубами.

— Как ты думаешь, — спросил он, помолчав, оборачиваясь к Марине, — стоит его сегодня купать или лучше погодить?

— Я думаю, нужно подождать до завтра. Не торопись, еще накупаем! Он же еще только родился!

— Твоя правда. Я тут ползунков ему притащил. — Валерьян поднял повыше увесистый пакет. — Денис сказал, лучше с первого дня ползунки надевать. Куда их тебе положить?

— Да клади пока на письменный стол!

— Кх-кх, — громко кашлянул Сергей. Марина с Валерьяном обернулись, и он спросил заботливым тоном: — Малыш, тебе чаю принести? Или ты поесть чего-нибудь хочешь?

— Хочу! — Марина вдруг поняла, насколько она голодна. Еще бы! Со вчерашнего дня ни крошки во рту не было. — Очень хочу! И есть хочу, и чая тоже хочу!

— Так я сейчас принесу! — И Сергей выбежал из комнаты.

— Ты это серьезно? — спросил у Марины Валерьян, едва за Сергеем закрылась дверь. — Ну, в смысле, насчет Сергеевича?

— Валечка! — Марина тяжело вздохнула. — Я еще об этом не думала! Но мне кажется, это совершенно не важно! Неужели ты думаешь, что я или кто-нибудь сможет когда-нибудь забыть, что это твой сын?

— Верно. — Взгляд Валерьяна смягчился. — Мальчик, значит! Знаешь, я думал, если родится девочка, назовем ее Викой. Ну а раз мальчик, тогда конечно. — Он немного помолчал. — Марина, а помнишь, как ты ко мне пришла, чтобы рассказать, что… ну, что ты ждешь от меня ребенка?

— Разумеется, помню! Ты меня так странно встретил!

— У меня тогда Вика жила. Бабушка на неделю к родственникам укатила, вот я Вику на это время в бабкину комнату и поселил. Я ее в очередной раз из больницы вызволил, ей надо было где-нибудь дух перевести. В Крольчатник ей тогда не хотелось…

Она только уснула, а тут ты звонишь. Я думал, что она спит. А когда ты ушла, Вика выглянула из комнаты и говорит: «Ох, Валька, Валька, прозеваешь ты свое счастье!»

— А ты что?

— Я прозевал. Пойду, вон Серега по лестнице поднимается, слышишь, тарелки со стаканами на подносе дребезжат.

Валерьян коснулся губами Марининого лба, положил рядом с ней на подушку ребенка и вышел. Выходя, он распахнул дверь для возвращающегося Сергея и чуть придержал ее, чтобы тому легче было пройти с подносом.

На третий день у Марины пришло молоко, и она в первый раз рискнула приложить к груди Ксюшу; с тех пор Марина кормила их двоих, точно у нее была двойня. Размерами дети почти не отличались. «Это потому что Пашка у тебя такой большой, — объяснил Марине Денис. — Весов у нас нет, но на вид в нем килограмма четыре, не меньше». Но, если присмотреться, становилось видно, насколько Ксюша старше. Она уже держала головку, следила за всеми взглядом, улыбалась Марине.

Марина выносила их гулять в сад в двух плетеных корзинках. Она ставила корзинки так, чтобы услышать, если кто-нибудь закричит, а сама шла на конюшню, упражняться в верховой езде.

У конюшни было весело, ребятня с визгом объезжала родившегося под Новый год жеребенка. Жеребенок, казалось, получал от этой возни не меньшее удовольствие, чем мальчишки. Особенно лихими наездниками были Ольгины рыжики. Порой им удавалось по целых три минуты удержаться на жеребячьей спине. Они и на взрослых лошадях скакали уже прилично, хотя в июне им должно было исполниться только семь лет!

Джейн лошадей побаивалась. Как положено благовоспитанной девочке, она рвала для них травку, относила ее в конюшню, просовывала сквозь решетки в денники, но Джейн старалась держаться подальше от выпущенных погулять лошадей. То ли дело голуби! Девочка частенько ходила на чердак их кормить и чистить, научилась громко свистеть в два пальца. Стоя на коньке крыши, Джейн свистела изо всех сил, размахивая шестом, но голуби не воспринимали ее всерьез. Сделав не спеша круг над ее головой, они опускались Джейн на плечи, на голову, самые сообразительные тыкались клювом в карман, выискивая пшено и крошки. На фоне неба тоненькая фигурка девочки, вся облепленная голубями, казалась причудливым флюгером.

Однажды ранним летним утром, поручив малышей заботам Маши, Марина скакала по лесу на широкой, как диван, спине добродушной кобылы Зорьки. Скакать было легко и весело, дул легкий утренний ветерок. Он ерошил Маринины волосы, забирался прохладными пальцами под тонкую ситцевую ткань блузки, касался Марининой тяжелой от молока груди. Мириады прозрачных брильянтиков утренней росы, щедро усыпавшие траву, переливались на солнце всеми цветами радуги.

Марина ехала по широкой, хорошо утоптанной тропинке, по обеим сторонам высились старые, столетние наверное, дубы. Их толстые корявые стволы причудливо изгибались и издалека казались людьми, застывшими в странных позах.

Марина откинулась в седле, расслабившись и отпустив поводья. Она собиралась скакать так еще долго! Но человек, как известно, предполагает… Из-под кустов под копыта Зорьки выскочил заяц. Зорька шарахнулась к ближайшему дубу, и Марина шмякнулась башкой о толстую суковатую ветку. В голове у нее помутилось, перед глазами закружились широкие зеленые листья вперемежку с зелеными кругами, потом стало темно. Очнувшись, Марина обнаружила, что сидит на траве под дубом. Зорька мирно паслась в отдалении, зайца нигде не было видно.