Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 8



- Я не представляю себе женщину, которой могло бы понравиться это чудовище, - язвительно возразила Аделаида Петровна.

- И напрасно! И напрасно! - Витольд снова закашлялся. - Это очень даже возможно!..

- Любовь зла, полюбишь и козла, - вставил Соснин-Чусовской, а Витольд, отхлебнув ещё чая, горячо продолжал: - Уродство вызывает куда больший интерес, чем красота, а от интереса до увлечения - всего полшага! Я думаю, что Виктор Гюго был неправ, представив своего Квазимодо несчастным изгоем: если мы когда-нибудь поставим "Собор Парижской Богоматери", Квазимодо будет у нас счастливым любовником, за которым десятками увиваются женщины. Роль Квазимодо сыграл бы Арнольд...

- Спасибо, - со смехом поклонился он. - Я не знал, что так страшен.

- Мы бы сделали тебя очень страшным, но и привлекательным одновременно, - таким привлекательным, что Эсмеральда тут же увлеклась бы тобою, забыв красавчика Феба, а завистник Клод Фролло завидовал бы не Фебу, а тебе, и был бы комическим персонажем - эдаким высокоумным моралистом, не понимающим жизни и потому вызывающим смех. Всё это стало бы у нас комедией, а не трагедией, - ну, или трагикомедией, в крайнем случае...

Но мы отвлеклись, мы отвлеклись! - спохватился Витольд. - Ты спрашивала, за что Пебатма полюбила Шабаку и почему она стала его женой? - взглянул он на Наденьку. - Самым простым было бы объяснение, что её выдали замуж, не спрашивая, любит она его, или нет. Но мы не пойдём по этому лёгкому пути, - мы попробуем показать подлинную любовную драму. Будем считать, что Пебатма сама хотела выйти за него, она любила его, потому что тогда, ещё до того как он стал фараоном, он был отважным, великодушным, добрым, умным. Но вот прошло немного времени, - ведь ты совсем не старая, ты ещё молода, - а он так изменился, что ты с трудом узнаёшь его, и эти перемены, увы, не в лучшую сторону. Ситуация, в общем, банальная, но здесь речь идёт о судьбах тысяч и тысяч людей, зависящих от царя, - и твоя любовная драма вырастает до вселенских масштабов. Ты часть большой политической игры, как и все, кто окружает царя.

- Тогда позвольте и мне задать вопрос, - сказала Аделаида Петровна. - Мы с Каштой, отцом Шабаки, появляемся в одном только первом акте - даём родительское благословение и напутствия Шабаке, когда он отправляется в Египет, - и на этом исчезаем. Я не понимаю нашу роль в большой политической игре.

- Опомнись, Калхата, мы создали его! - толкнул её Соснин-Чусовской. - Как ты могла забыть эту страстную ночь?..

Все рассмеялись, но Аделаида Петровна поджала губы и сухо заметила:

- Мне не до шуток. Я хочу разобраться в пьесе, я привыкла серьёзно относиться к своему делу.

- А он прав, - кивнул Витольд на Соснина. - Ваша роль огромна, вы действительно создали Шабаку: вы породили его и воспитали таким, каков он есть. Смейтесь, сколько хотите, обвините меня в банальности, скажите, что я упрощаю, но за всех злодеев, тиранов, деспотов, жестоких завоевателей отвечают их родители: я бы вызвал отца и мать Атиллы или Чингисхана на суд истории точно так же, как родителей хулиганов вызывают в школу к директору. Как вы могли допустить такое? Почему у вас выросли такие дети? Отчего вы не привили им хорошие качества, а опасные наклонности не смогли перенаправить на что-то безобидное - ведь даже в былые времена такое было возможно. А в наше время, между прочим, это совсем просто - из любого потенциального деспота можно сделать мирного сочинителя комиксов.

- Но не у всех злодеев было родительское воспитание, были и такие, кто потерял родителей в раннем детстве, - улыбнулся Арнольд. - Тот же Чингисхан рано лишился отца.

- Значит, мать виновата, что плохо его воспитала, а не будь матери, вина легла бы на тех, кто был с ним, - за каждым злодеем стоит длинная вереница лиц, так или иначе виноватых за его злодейства, - не сдавался Витольд. - Вот вы, к примеру, - обратился он к Биткову и Бурову, - один из вас верховный жрец, другой - главный министр. Как вы понимаете свою сверхзадачу, в чём сверхидея ваших ролей?

- Показать влияние Шабаки на нас? Показать, как мы на него влияем? - сказали Битков и Буров.

- Нет, ни в коем случае, это скучно и неинтересно, - просипел Витольд, окончательно теряя голос. - Помните, короля играет его свита, поэтому ваша задача - подчеркнуть, каков есть царь. Вы должны рассказать о нём больше, чем он сам о себе.

- Попробуем! На репетициях отработаем! - ответили Битков и Буров.



- Да, на репетициях, - согласился Витольд. - На сегодня всё.

Первый акт

- Никаких пирамид, никаких сфинксов, никаких статуй у нас не будет! Нет, нет, нет, не будет! - говорил Витольд перед началом репетиции, нервно расхаживая по сцене. Он вообще редко сидел в зале, предпочитая смотреть игру актёров с близкого расстояния. - Зачем нам этот антураж, мы, что, туристическое бюро? У нас нет такой цели - рассказать о Египте, его истории, культуре и обычаях!.. Никаких исторических нарядов тоже не будет, все актёры будут одеты в современные костюмы; поймите, мы играем пьесу о вечных человеческих страстях и пороках!

- Зачем же тогда в начале пьесы Кашта и Калхата рассуждают о египетских богах и сравнивают Амона и Атона? - ядовито поинтересовалась Аделаида Петровна. - Кашта говорит: "О, сколь велик Амон! Он бог темноты, основы основ, которая занимает большую часть Вселенной, но он и бог животворного света, сияющего во тьме. Амон соединяет в себе всё, он - начало и конец мира!". А я, Калхата, спрашиваю: "Но как же Атон, бог солнца и тепла, не он ли важнее для нас, чем великий, но далёкий Амон...". Ну и так далее... Зачем автор это написал?

- Авторы - все сумасшедшие в той или иной степени, - благодушно заметил Соснин-Чусовской. - Разве нормальный человек станет писать пьесы и вообще заниматься литературой? Нормальные люди живут в реальном мире, а воображаемом мире живут только сумасшедшие. А чего ты хочешь от сумасшедшего, мало ли чего ему в голову придёт? Фрейда надо читать, голубушка.

- Я читала Фрейда, - недовольно возразила Аделаида Петровна. - А ещё Юнга и Фуко.

- О, да ты образованнейшая женщина! Мы будем к тебе на консультации ходить, - актёры ведь тоже не от мира сего, - весело заявил Соснин-Чусовской. - Ты поможешь мне вылечиться?

- Тебе уже ничто не поможет, - отрезала Аделаида Петровна.

- Значит, я умру на сцене: славная смерть для трагика! Я так сыграю, что зрители будут рыдать и проводят меня в последний путь аплодисментами, - он простёр руки к пустому залу.

- Какой ты трагик, ты комедиант, - Аделаида Петровна отвернулась от него.

- Трагик - амплуа, комик - призвание, - не унимался Соснин-Чусовской. - Не делайте из амплуа приговора, говорил Станиславский.

- Стоп, стоп, стоп! Остановитесь! - захлопал в ладоши Витольд. - Вернёмся к пьесе. Смотрите, далее Кашта рассказывает, что недавно было время, когда бог Амон был отвергнут и храмы его запустели. Богоборцы пытались ввести новую веру, и создать новую жреческую касту. Но что из этого вышло? Устои пошатнулись, традиции нарушились, народ одичал. Только восстановление старой религии способно спасти страну, только так возродится былое могущество Египта... Здесь мы снова приходим к тому, о чём говорили на читке, - Шабаке нужна сверхидея для того чтобы стать фараоном, и Кашта преподносит ему эту сверхидею. Он сам царь, он знает, что без этого править нельзя... А где Шабака? - спохватился Витольд. - Где Арнольд?

- А его опять нет. Он в сериале про вампиров снимается, - сообщила Аделаида Петровна.

- Я ему покажу вампиров! Он из меня и так всю кровь высосал! - закричал Витольд. - Что же делать, - сказал он через мгновение уже спокойнее, - давайте пока пройдём эту сцену без него... Кашта и Калхата, вы будете стоять здесь, когда занавес откроется. Хотя почему стоять? Нет, вы будете сидеть, сидеть на креслах, вполоборота друг к другу. Свет мы направим так, что вы будто парите над землёй: для вас всё земное уже позади, - вы небожители, наделённые высшей мудростью. Я хочу весь спектакль поставить на игре света и тени, они будут дополнять сценическое действие.