Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 14

Обратившись теперь к Вологде, напомним её сопредельное положение между Новгородом и великим Владимирским княжеством. С 1264 г. она последовательно фигурирует в докончаниях республики с князьями в составе новгородских волостей. Одновременно князья неуклонно стремятся закрепить своё влияние в Вологодской «волости». Определённую роль в проникновении сюда их власти сыграла военная помощь татар. В 1273 г. в летописях отмечены нападения великого владимирского кн. Василия Ярославича с великим владимирским баскаком Амраганом на Торжок и тверского кн. Святослава Ярославича с «царёвыми татарами» на ряд других новгородских волостей – Бежицы, Волок и Вологду. Так в ней могла возникнуть княжеская часть, противостоящая новгородской. Политическая подоплёка событий 1273 г. была проанализирована А. Н. Насоновым. Она заключалась в том, что новгородцы не хотели признать великим князем ставленника Орды Василия Ярославича, и тогда военные акции княжеской власти против Новгорода были проведены с участием «царёвых татар», то есть с санкции тогдашнего правителя (царя) Орды Менгу-Тимура. Ещё одним средством давления на Новгород была задержка его купцов («гостебников») и отнятие их товаров в Низовской земле.

В связи со сказанным на память приходит такой урбоним старой Вологды, как Числиха. Топографически Числиха, ныне практически совпадающая с центром Вологды в районе «Старого рынка», по отношению к городу XIII в. находилась ниже по течению реки, за пределами новгородской крепости. Правда, этот урбоним (по аналогии с улусами и бегоулями) фигурирует в поздних источниках (обывательских книгах конца XVIII в.), но все же наводит на предположение об опорном пункте и агентах ордынской налоговой системы (численниках) здесь. «Численные люди» на Руси XIV–XV вв. (наряду с делюями и ордынцами как принадлежащими числовому делению на десятки, сотни и тысячи) специализировались на обслуживании ордынских послов, других видах особой службы, доставляли дань в Орду. Не исключено, что после отвоевания князьями у Новгорода в 1273 г. с помощью татар части города здесь в 1275 г. была проведена татарская перепись и население «положено в число», то есть учтено как налогооблагаемое, а ещё подлежащее набору в военные подразделения (десятки, сотни, тысячи), возможно, для поддержания местного порядка. Такие меры стали реакцией татарских властей на стихийные городские движения начала 1260-х гг., в том числе и в Устюге. Числихой указанное место могло быть также названо в силу поселения на нём «численных» (описанных татарами) людей либо самих численников – переписчиков-налоговиков.

О проведении переписей в Вологде и уезде с целью взимания ордынского выхода известно лишь во второй половине XV в., когда существовало Вологодское удельное княжество Андрея Васильевича Меньшого. Необходимость фиксации налогообложения «по сохам и людям» отражена в завещании Василия II 1461 г.: «…как мои дети почнут жити по своим уделом и поимут писцов да уделы писцы их опишут по крестному целованию, да по тому писму обложат по сохам и по людем, да по тому окладу моя княгиня и мои дети и в выход учнут давати сыну моему Ивану со своих уделов». Не случайно в вологодских актах того времени упоминаются люди чёрные, тяглые, письменные, данные. Заслуживает внимания гипотеза С. М. Каштанова о сохе в Вологодском Заозерье во второй четверти XVI в. как податном округе из 100 дворов. Не исключено, что такой же она была и в более раннее время.

На общерусском уровне ответственным за ордынский выход с Вологодского удела был вел. кн. Иван III, и, судя по духовной кн. Андрея Меньшого, к моменту его смерти в 1481 г. с Вологды накопился большой долг в 30 тыс. руб. перед великокняжеской казной. «…Что за меня, – писал кн. Андрей в завещании, обращаясь к старшему брату, – в Орды давал и в Казань и в Городок царевичю и что есмы у него себе имал». Поскольку кн. Андрей Вологодский реально управлял своим уделом с 1467 г., то в течение 15 лет до кончины ему следовало бы уплачивать по 2 тыс. в год со всех его частей (не только с Вологды с 14 волостями, но и Тарусы, а также некоторых подмосковных волостей и сёл – Раменейцо, Тайнинского, Ясенева, Шарапова). Цифра эта представляется чрезмерно завышенной: обычно с уделов младших князей оклад выхода составлял 150–159 руб. К тому же из общей суммы, указанной в завещании, в 30 тыс. следует вычесть личный долг кн. Андрея старшему брату, размер которого конкретно не отмечен. Одним словом, краткость известия ду ховной не позволяет более подробно рассчитать размеры ордынского выхода с Вологодского удела кн. Андрея, а также – в «адрес» каждого из трёх получателей (Большой Орды, Казанского ханства и Касимова).

Ещё один топоним старой Вологды – Кайсаров ручей – свидетельствует о тюркской по происхождению фамилии Кайсаровых. Ранее всего она фигурирует в 1499 г. и связывается специалистами с Василием Михайловичем Кайсар-Комаком. Комак в данном случае объясняется как искажённое конак-кунак (гость). Возможно, такой термин отражал не только пребывание группы знатных татарских пленников из Казани, но и их торговую деятельность в Вологде. Топографически Кайсаров ручей находился недалеко от Ленивой площадки – наиболее древней торговой площади Вологды. Торговый облик города был отмечен уже в Повести о чудесах Герасима и кратком летописце под 1147 г., а купцы стали основной облагаемой категорией городского населения при установлении ордынской дани. «Тамга» – так назывался введённый татарами налог для городов, и фиксируется он во множестве последующих актов по Вологде и уезду XV–XVII вв. Однако в последующем составе служилых землевладельцев Вологодского уезда Кайсаровы неизвестны: скорее всего, не со служилым землевладением надо связывать гипотетического «Кайсара» на Вологде в XV–XVI вв.





Не случайно упоминание Вологды в исторической песне о Щелкане, обобщённо отразившей события антиордынского восстания в Твери против баскака Чол-хана (Щелкана, Шевкала) в 1327 г. В этой песне говорится, что

Под Озвяком Товруловичем в песне понимается ордынский хан Узбек (1313–1342), при котором Орда стала мусульманским государством и сильнейшей военной державой Восточной Европы. Им был установлен жёсткий контроль над государственной территорией Владимирского великого княжества, отсюда и мотив раздачи городов на Руси своим сторонникам, хотя он был распространён и в более раннее время (например, в былинах о кн. Владимире). И если концовка песни (гибель Щелкана) указывает на время её появления не позднее 1327 г., поскольку ничего не говорится о наказании Твери за восстание (Федорчуковой рати с кн. Ив. Калитой в 1328 г.), то приведённый фрагмент мог возникнуть уже в ходе дальнейшего бытования песни. По мнению Л. В. Черепнина, в ней смутно отразились события не только Тверского восстания 1327 г., но и нашествия эмира Едигея на Русь с 4 царевичами и многими военачальниками в 1408 г. Среди них были князь Тегриберды, он же Ериклибердей (Гордей) и Алтамырь (Ахромей). Гордея и царевича Булата Едигей посылал к тверскому кн. Ивану Михайловичу с требованием явиться с войском под Москву. После рейда одного из темников по нижегородским землям в 1408 г. тот намеревался пойти далее на Кострому и Вологду, однако тревожные вести о «замятне» в самой Орде заставили татар повернуть восвояси.

Сведения о военных нападениях татар на Костромской и Вологодский края можно найти и в житийной литературе. В 1429 г. был татарский набег на ярославские, галицкие, костромские земли и Вологодское Заозерье. В житии Александра Куштского говорится о чудесном спасении от татарского разорения основанного им недалеко от устья р. Кубены Успенского монастыря. После гибели в борьбе с татарами представителя младшей ветви Ярославского дома кн. Дмитрия Васильевича Заозерского в память о нём его вдова Мария пожаловала ряд земель Александро-Куштскому монастырю. Сочетание трёх городов – Вологды, Костромы и Плёса – в песне о Щелкане как датирующий признак не позволяет отнести данный фрагмент ко времени ранее конца XIV – начала XV в. (Плёс возник лишь со второй половины XIV в., а Вологда с Костромой впервые вместе фигурируют в уставной Двинской грамоте 1397/98 г.). Определение городов «стольными», хотя в XIV–XV вв. самостоятельных княжеских столов они не имели, указывает лишь на их общую принадлежность к великому Владимирскому княжеству.