Страница 5 из 14
Это была повинность поставлять лошадей, транспортные средства вообще татарским послам и чиновникам. Под «ямом», как пишет Б. Д. Греков, могла пониматься и дань, собираемая с населения для организации ямской гоньбы. На противоположном от Шуйского городка берегу Сухоны («ходучая сторона») располагалась ямская слобода, от куда шла «Мольская дорога», ставшая частью системы ямской гоньбы в сторону Тотьмы и Устюга. Название некоторых тотемских слободок Сухонского левобережья свидетельствует об их включённости в эту систему. Например, Коченская слободка, «что был ям Коченга на р. Сухоне», располагалась на её левой стороне. К югу от Вологды функционировали два яма – Обнорский и Комельский; на окраинах города – Кирилловская и Московская ямские слободы. И хотя приведённые факты относятся к XVI–XVII вв., допустимо предположение об отголосках каких-то устроительно-транспортных мероприятий татар здесь в более ранний период.
В вологодских и устюжских актах XV–XVII вв. широко отражена имеющая ордынское происхождение номенклатура транспортных налогов и повинностей – «ям», ямские деньги, ямское дело, ямщина. К ним, вероятно, близка по значению пошлина «повёрстное», упомянутая в одной прилуцкой грамоте 1541 г. С ликвидацией зависимости Руси от Орды эти поборы были включены в общерусскую систему налогообложения. К ордынской системе налоговых сборов восходила и посошная служба, организуемая по сохам, то есть путём взимания платежей или определённого количества человек с сохи («посошный корм»). К этому же кругу понятий восходили и сошные книги, сотные грамоты.
К налогообложению Устюжской земли в ордынское время могут иметь отношение упоминания о бегоулях. Этимологически это слово связывается с тюркским словом «букаулы» – интенданты, отвечавшие за снабжение крупных армейских подразделений в Орде XIV–XV вв. В источниках XVI–XVII вв. данный термин обозначал агентов низового звена наместничьей системы кормлений. В словарях он переводится как «пристав», а у М. Фасмера указан ещё как дворцовый чин (из чагатайского языка). Наиболее ранняя документальная фиксация бегоулей относится к Ярославлю и отражена в жалованной оброчно-несудимой и проезжей грамоте кн. Фёдора Ростиславича Чёрного Спасо-Ярославскому монастырю конца XIII в., текст которой оказался воспроизведённым в грамоте его внука кн. Василия Ярославича Грозные Очи 1320-х гг.
Слово это фигурирует также в актовых источниках и делопроизводственной документации Устюга и Устюжской земли XVI–XVII вв. В указной грамоте Ростовского архиепископа Никандра устюжанам 1554 г. на построение каменного Успенского собора бегоули названы среди других должностных лиц и социальных категорий населения, наряду с детьми боярскими, гостями, торговыми людьми, земскими целовальниками, священниками, дьяконами градскими, посадскими, становыми и окологородними людьми. В соседнем с Устюгом Сольвычегодске до сих пор существует местная фамилия Бегоулевых. Обозначаемые этим словом должностные лица, наряду со старостами, ведали сбором с населения каких-то старинных кормовых поборов («бегоулева издержка»). В Устюге бегоули подчинялись волостелям, тиунам и наместникам, а в Соли Вычегодской – великокняжеским (дворцовым) посельским. Вероятно, бегоули раскладывали кормовые поборы среди податного населения – городского и сельского («…что не розрубят бегоули старины» – так говорится в актах Великоустюжского Михайло-Архангельского монастыря).
Бегоулям могли быть пожалованы и небольшие земельные владения. Деревня с названием Бегоулевская упоминается при отводе владычных земель в Комарицком стане Устюжского уезда (в районе р. Евды) от великокняжеских в сотной из писцовых книг Ю. И. Самсонова-Александрова на вотчину Ростовского архиепископа 1556–1557 г. Отвод середины XVI в. воспроизводил более старый отвод, зафиксированный в писцовых книгах А. Карамышева 1521/22 г. Не исключено, что дер. Бегоулевская существовала здесь и в XV в. В писцовых книгах XVI в. выявлена дер. Бегоулевская и в Закоторосльском стане Ярославского уезда.
Заметим также, что ярославский кн. Фёдор Ростиславич (в грамоте которого конца XIII в. впервые встречаются «бегоули») в ряде летописей называется ханским «улусником». Будучи женатым на ханской дочери, он занимал высокое положение чашника при дворе Менгу-Тимура. В ряде волостей вологодского Заозерья, представлявших собой северную окраину Ярославского княжества, в XVII в. были церкви во имя Фёдора и его детей Давыда и Константина, канонизированных в 1460-х гг. Подобные храмоименования отражали почитание ярославских князей на Вологодчине. В источниках отмечается благочестие кн. Фёдора и его ордынской жены Анны, принявшей православие. Не исключено, что кн. Фёдор в конце XIII в. контролировал обширную территорию Вологодского Заозерья с санкции (по ярлыку? – М. Ч.) своего тестя. Поскольку отмеченные храмоименования не обнаружены в тех приходах, применительно к которым в XVII–XIX вв. известно их определение как улусцев, это указывает на различное происхождение данных явлений (и по времени, и по причинам). Помимо ярославских и устюжских документов, употребление термина «бегоули» косвенно устанавливается и для Устьянских волостей (1539/40 г.).
Одна из дочерей Ивана Калиты, Евдокия (ум. 1342), была замужем за внуком кн. Фёдора, великим ярославским князем Василием Давыдовичем Грозные Очи (ум. 1345), а в селе Заднем, центре заозёрских владений ярославских князей, в позднейших писцовых и переписных книгах отмечена церковь во имя «матери Евдокеи». Основана она могла быть дочерью Калиты как ктиторский храм в честь своей соименной святой великомученицы. Приведенный ряд фактов отражает в том числе и усиление позиций Московского великого княжества в данной части севера. Достигнуто оно было не только через династический брак, но и, по-видимому, при непосредственной поддержке Орды. Расширение территории, подведомственной Калите как ставленнику Узбека, сулило вместе с тем увеличение ордынского выхода. Возможно, происходило это в хронологических рамках 1339 (момента купли Белоозера) и 1345 гг. (смерти его зятя, ярославского кн. Василия Давыдовича). Спустя почти столетие после Калиты включённость Заозерья в ярославскую «часть» ордынского выхода («и во все пошлины в ординские проторы по старине…») фиксируется в докончании Василия II и удельного кн. Михаила Андреевича Белозерского (июнь 1447 г.). Вскоре в докончании Василия II с кн. Иваном Андреевичем Можайским (сентябрь 1447 г.) ордынский выход был уже переадресован с Ярославля в казну великого князя.
В связи с уплатой полагающейся с данного княжества части «выхода» составлялись специальные податные грамоты (или списки), называемые дефтери («…А имати ти у мене выход по старым дефтерем по крестному целованию»). На основе дефтерей великий князь мог дать освобождение от уплаты выхода на несколько лет удельному князю с его территории. Дефтери как разновидность актов фигурируют в духовных грамотах великих князей среди других важнейших документов их казны (архива) – ярлыков и договоров. «Дефтерь» определяется также как перечень налоговых поступлений с областей и городов. А. Н. Насонов отмечает, что на основании дефтерей вёлся счёт населения по домам или семействам по «тьмам» (темам), а к 1360 г. относится известие о 15 «темах», входивших в великое Владимирское княжество.
О привлечении местного населения к ордынской по происхождению повинности ямщине (в денежной форме – по 4 алт. с сохи – или непосредственно в виде проезжей службы с сохи) можно найти позднейшее свидетельство в жалованной грамоте одного из последних представителей старшей ветви ярославских князей, служилого кн. Василия Даниловича Пенкова Сямженскому Евфимьеву монастырю 1526 г., трактуемое С. М. Каштановым как совершенно оригинальное. Здесь уместно привести и мнение Б. Д. Грекова, основанное на первом ханском ярлыке митрополиту Кириллу (1267) о том, что первоначально ям являлся видом дани, а затем стал натуральной повинностью – поставлять лошадей и подводы татарским послам и чиновникам.