Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 39



Въ полночь моряки увидѣли маякъ родной церкви. Они были противъ Кабаньяля. Ночь благопріятствовала тайной разгрузкѣ. Но ждутъ ли ихъ?

По мѣрѣ приближенія къ сушѣ, Ректоръ утрачивалъ свою изумительную ясность: онъ слишкомъ хорошо зналъ эти мѣста. Если придется тутъ ждать въ бездѣйствіи, то не пройдетъ и двухъ часовъ, какъ «Красотка» силою вѣтра и волнъ будетъ разбита о плотину или выкинута на песокъ противъ Назарета. Вернуться въ море было невозможно: вотъ уже нѣкоторое время, какъ онъ угадалъ по глухому гулу, что въ набитомъ табакомъ трюмѣ появилась течь. Если «Красотку» продержать въ морѣ еще нѣсколько часовъ, то волны разнесутъ ее въ щепки.

Итакъ, необходимо было плыть къ берегу, несмотря на опасность. И «Красотка» полетѣла прямо, уносимая скорѣе волнами, нежели вѣтромъ, къ темному взморью.

Свѣтлая точка блеснула три раза, и Паскуало съ Антоніо вскрикнули отъ восторга: дядя былъ тамъ и ждалъ ихъ! Это былъ условный знакъ. Дядя Марьяно, по обычаю контрабандистовъ, зажегъ послѣдовательно три спички подъ защитою плаща, которымъ его люди загораживали его сзади, чтобы огонь былъ виденъ только съ моря.

«Красотка» распустила всѣ паруса. Это было совсѣмъ безумно. Она то вылетала килемъ изъ воды, то зарывалась носомъ въ волны; она дыбилась, какъ лошадь, закусившая удила, ныряла однимъ бокомъ, подскакивала другимъ. Ревъ моря усиливался съ минуты на минуту, и, наконецъ, съ вершины пѣнистой волны пловцы увидѣли взморье, а на немъ – группу черныхъ фигуръ. И вдругъ лодку встряхнулъ ужасный толчокъ: она остановилась сразу, скрипя, точно раздираемая на части; вѣтеръ растрепалъ парусъ, а вода съ силою хлынула на палубу, опрокидывая людей и унося тюки.

Они сѣли на мель въ нѣсколькихъ аршинахъ отъ земли. Цѣлый муравейникъ тѣней, нѣмыхъ, словно призраки, кинулся на лодку и безмолвно расхваталъ тюки, которые начали переходить изъ рукъ въ руки по цѣпи изъ людей, тянувшейся до берега.

– Дядя! дядя! – кричалъ Ректоръ, прыгая въ воду, которая была ему лишь по грудь.

– Я здѣсь, – отвѣтилъ голосъ со взморья, – Молчи! и надо спѣшить…

Зрѣлище получилось необычайное. Mope peвѣло во мракѣ; прибрежный тростникъ гнулся подъ налетами бури; волны надвигались, точно собираясь поглотить сушу; тѣмъ не менѣе, стая черныхъ дьяволовъ, нѣмыхъ и неутомимыхъ, тащила тюки изъ полуразвалившейся лодки или вылавливала ихъ изъ пѣнистой воды и переправляла на берегъ, откуда они тутъ же исчезали, причемъ время отъ времени, въ минуты затишья, слышался скрипъ отъѣзжавшихъ телѣгъ.

Ректоръ увидѣлъ дядю Марьяно, который, въ своихъ громадныхъ морскихъ сапогахъ, ходилъ туда и сюда, отдавая приказанія голосомъ твердымъ и повелительнымъ и держа въ рукѣ револьверъ. «Бояться нечего: таможенные ближайшаго поста уже «подмазаны» и дали бы знать, если бы нагрянуло начальство. Вотъ за кѣмъ надобенъ глазъ да глазъ: за безмолвными разгрузчиками, ребятами, проворными на руку, готовыми воспользоваться суетней и убѣжденными въ справедливости пословицы: Кто у вора украдетъ… Но нѣтъ!.. Онъ не дастся въ просакъ, чортъ возьми! Первому же, кто припрячетъ тюкъ, будетъ посланъ гостинецъ!»

Все миновало, какъ сонъ. He успѣлъ еще Ректоръ оправиться отъ сотрясенія, испытаннаго вмѣстѣ съ лодкою, не успѣла еще затихнуть у него боль отъ ушибовъ, какъ уже уѣхала послѣдняя телѣга. Разгрузчики попрежнему, не говоря ни слова, разсѣялись по разнымъ направленіямъ.

He пропало ни одного тюка: даже застрявшіе въ трюмѣ были вытащены изъ разломанной лодки.

Антоніо и остальной экипажъ тоже ушли, унося парусъ и кое-что годное съ лодки. Юнгу выловили въ ту минуту, какъ онъ собирался тонуть: онъ упалъ въ море, когда лодка наткнулась на мель.



Очутившись наединѣ съ дядею Марьяно, Ректоръ обнялъ его. – Ахъ, дядя, дядя! Надо сознаться: приходилось не сладко! Но, слава Богу, все кончилось хорошо. Счеты сведемъ какъ можно скорѣе, а теперь пойду спать съ моей Долоресъ: мои труды того стоютъ!

Онъ ушелъ въ Кабаньяль, не удостоивъ ни однимъ взглядомъ несчастную «Красотку», которая, въ плѣну у взморья, хлопала по грунту кормовою частью киля, принимая удары волнъ, чувствуя при каждомъ напорѣ, что тѣло ея расползается и внутренности уносятся водою, умирая безъ славы, въ ночи, послѣ долгой трудовой жизни, какъ старая лошадь, брошенная на краю дороги и долго побѣлѣвшими костями своими привлекающая вороньи стаи.

VII

Изъ прибыли съ экспедиціи на долю Паскуало пришлось двѣнадцать тысячъ реаловъ, которые дядя Марьяно вручилъ ему нѣсколько дней спустя. Но мужъ Долоресъ выигралъ еще больше: уваженіе дяди, который, радуясь, что получилъ свою долю, безо всякаго риска, смотрѣлъ теперь на него, какъ на человѣка добродѣтельнаго; да и горячія похвалы береговыхъ жителей, узнавшихъ о его предпріятіи. Выходъ изъ Колумбретъ былъ сочтенъ замѣчательной штукой: таможенная шлюпка чуть не затонула, а на островѣ стражники ничего не нашли.

Ректоръ былъ какъ бы отуманенъ своей удачей. Эти двѣнадцать тысячъ реаловъ вмѣстѣ съ сбереженіями, которыя собирались по копейкѣ и хранились въ мѣстѣ, извѣстномъ лишь ему и Долоресъ, составляли кругленькую сумму, съ которой порядочный человѣкъ могъ предпринять кое-что.

И это кое-что, какъ всѣмъ хорошо было извѣстно, могло имѣть отношеніе лишь къ морю: вѣдь Ректоръ былъ характеромъ не въ дядю, чтобы сидѣть на сушѣ и, ничего не дѣлая, наживаться отъ чужой нужды. Что касается контрабанды, о ней нечего было и думать: оно хорошо одинъ разъ, какъ игра, всегда благопріятствующая новичкамъ; но не слѣдуетъ искушать дьявола. Для такого человѣка, какъ онъ, самымъ лучшимъ занятіемъ было рыболовство, но при условіи обладанія собственнымъ инвентаремъ, чтобы не дать обирать себя судохозяевамъ, которые сидятъ по домамъ и забираютъ себѣ львииую долю.

Ворочаясь подъ одѣяломъ и безпокоя Долоресъ безпрестанными обращеніями къ ней, онъ даже ночью то и дѣло возвращался къ этимъ разсужденіямъ и, въ концѣ концовъ, рѣшилъ удотребить свой капиталъ на постройку лодки, но не какой-нибудь, а, по возможности, самой лучшей изо всѣхъ, плавающихъ передъ Бычьимъ Дворомъ. «Давно пора, Господь свидѣтель! Его больше не увидятъ матросомъ или шкиперомъ на жалованьѣ; онъ будетъ судохозяиномъ и, въ знакъ своего достоинства, поставитъ у дверей своего дома самую высокую мачту, какую только можно отыскать, чтобы сушить на ея верхушкѣ свои сѣти.

Пусть знаетъ весь честной народъ, что Ректоръ строитъ лодку! Если красавица Долоресъ, разбогатѣвши, придетъ еще на рыбный рынокъ, то будетъ продавать тамъ собственную рыбу»… И женщины квартала обсуждали эту новость: а, когда шли къ каналу у Газа, то заходили къ навѣсамъ конопатчиковъ и съ завистью смотрѣли на Ректора. Послѣдній, покусывая сигаретку, находился тамъ съ утра до вечера, наблюдая за плотниками, которые пилили и строгали для новаго судна желтые свѣжіе брусья, полные смолы, одни прямые и крупные, другіе – гнутые и тонкіе. Работа шла спокойно. Ни торопливости, ни промаховъ: дѣло было не къ спѣху. Единственно, чего желалъ Паскуало, это, – чтобы его лодка была лучшею въ Кабаньялѣ.

Въ то время, какъ онъ тѣломъ и душой ушелъ въ постройку этой барки, Антоніо жилъ припѣваючи, благодаря деньгамъ, которыя получилъ отъ Ректора за путешествіе въ Алжиръ.

Впрочемъ, въ старую лачугу, гдѣ онъ жилъ съ Росаріей и гдѣ постоянно происходили ссоры и раздавались грубости и удары, счастливый исходъ этого путешествія не внесъ ни малѣйшаго достатка. Бѣдная женщина по-прежнему носила каждое утро свою ношу рыбы въ Валенсію, часто даже въ Торренто или въ Бетеро, всегда пѣшкомъ, ради экономіи; а когда время было неблагопріятно для продажи, она проводила дни въ своей дырѣ, наединѣ со своимъ горемъ и бѣдностью. Зато ея милый Антоніо ходилъ гоголемъ больше прежняго: щеголялъ въ новомъ платьѣ, всегда съ пригоршнею дуро въ карманѣ, и все время торчалъ въ кофейнѣ, если только не уходилъ съ товарищами въ городъ, чтобы рискнуть нѣсколькими песетами въ игорномъ притонѣ или затѣять ссору въ рыбацкомъ кварталѣ. Тѣмъ не менѣе, при встрѣчахъ съ дядей, чтобы не утратить своего права быть назойливымъ, онъ напоминалъ ему о той маленькой должности на работахъ въ портѣ, которой домогался, когда былъ бѣденъ.