Замужем за Буддой

Та расхохоталась, как сумасшедшая.

— Милочка, не волнуйтесь, — успокоила она меня. — Я могу работать с любой кожей, если она принадлежит человеку.

Наташа считала меня умной и милой. Манерами она порой напоминала хозяйку борделя: низкий, гортанный смех, хрипловатый голос и пропахшие табачным дымом пальцы.

Примерно через полчаса я почувствовала сильный запах табака. Это Наташа бесшумно, как кошка, проскользнула в кабинет. Она зажгла лампу прямо над моей головой и на ощупь определила, достаточно ли хорошо впиталась коллагеновая маска.

— Ну, как самочувствие? — спросила она, осторожно снимая с лица застывшую тонким слоем маску.

— Просто прекрасно, — ответила я тихо.

По совету одного из прежних косметологов, приступая к косметической процедуре, я старалась настроиться на позитивный лад — это позволяло достичь максимального эффекта, кожа лучше поглощала питательные вещества. Недавно у меня в углу рта вскочил небольшой прыщик, и меня это беспокоило. Это было связано с менструальным циклом, и Наташа посоветовала приходить на процедуры в середине цикла, до овуляции, чтобы при следующей менструации из тела выводились все накопившиеся за это время токсины.

Мне это понравилось. Мне нравились все способы выведения токсинов из организма, хотя многие из них на поверку оказывались обычной новомодной брехней. Одно из преимуществ дезинтоксикации в том, что в организме освобождается место для новой порции отравы.

Перед самым уходом я договорилась с Наташей, что на следующей неделе приду на депиляцию воском.

Мы с Сиэр были просто маниакально увлечены депиляцией — темный пушистый треугольник внизу живота не давал нам покоя. Я приводила себя в порядок примерно раз в десять дней, а Сиэр — каждую неделю. Правда, депиляцию она делала не в салоне красоты, а дома. Она терпеть не могла обнажаться при посторонних. И даже любовью с мужчинами всегда занималась в полной темноте: при потушенном свете и плотно задернутых шторах.

При виде собственного тела Сиэр испытывала радость и отвращение одновременно, а на стыке этих двух крайностей рождалась любовь, которая была сродни упрямству. Ей приходилось прилагать больше усилий, чтобы заботиться о своем теле, чем остальным людям. И эта неусыпная забота, с одной стороны, давала ей иллюзию защищенности, а с другой — порождала чувство вины.

Ее тело, словно зеркало, отражало не только ее отношение к окружающему миру, но и взгляд на самое себя. В каком-то смысле женское начало было выражено у нее значительно сильнее, чем у большинства представительниц слабого пола. В ней невинность сочеталась с борьбой страстей, а страхи и предубеждения уживались с неуверенностью в собственных силах и в безопасности окружающего мира. Именно поэтому я была так привязана к Сиэр.

Если она страдала, мне тоже было несладко. Если ее глаза с жадностью нацеливались на мужчину или какую-то вещь, эта алчность заражала и меня.

Нас связывало необъяснимое чувство. Так было не всегда. Только после операции по смене пола, когда в Китае Сиэр в одночасье стала мишенью для нападок и насмешек, объектом хулы и поклонения, я поняла, как на самом деле к ней отношусь.

Вспомнив Сиэр, я затосковала по Шанхаю, затерянному где-то на другой стороне земли. Там сейчас уже ночь, все спят. На набережной, словно вечный огонь, горят фонари, а разбросанные по всему городу тихие кривые переулочки и аллеи окутаны зыбким лунным светом.

Проходя мимо магазина «Барнс энд Ноубл», я решила заглянуть туда. Сначала зашла в туалет на первом этаже, потом выбрала несколько журналов на стойке, поднялась на второй этаж, где всегда аппетитно пахло кофе, и заказала ромашковый чай с медом. Усевшись за столик, принялась рассеянно листать журналы. Что мне нравится в «Барнс энд Ноубл», так это возможность бесплатно пользоваться туалетом и сидеть за столиком в кафе сколько душе угодно. По слухам, это кафе служило излюбленным местом встреч некоторых жителей Нью-Йорка.

В журналах всегда публикуют рекламу фильмов и компакт-дисков. А я обычно внимательнее просматриваю книжный раздел рекламной рубрики. Как-то раз мой отец, профессор, преподаватель истории, в телефонном разговоре со мной поинтересовался, какие книги сейчас популярны в Америке. У меня как раз оказался под рукой один модный журнал.

Я открыла его и озвучила примерно такой книжный рейтинг: «Как обворожить мужчину — верный, проверенный способ», «Почему мужчины не умеют слушать, а женщины не разбираются в картах: почему мы такие разные и что с этим делать» и еще «Как бороться с привидениями».

После того как я прочитала эти названия, на том конце провода воцарилась тишина. Затем, очевидно, после глубокого и основательного раздумья, отец со вздохом произнес:

— Если судить по этому списку, возможно, у твоей книги есть шанс произвести фурор, в Америке.

Право же, иногда мой отец бывает очень мил.

Когда я вышла из магазина, на улице уже стемнело. По дороге я взглянула на дисплей мобильника и обнаружила сообщение от Мудзу: «Сегодня задержусь на работе допоздна. Не хочешь зайти ко мне завтра? Не забудь захватить свой увлажняющий лосьон, крем для век и раствор для дезинфекции контактных линз. Скучаю».

Завтра вечером? А у меня как раз лекция о Пекинской опере в университете. Приехал певец из Пекина, который сначала прочтет лекцию, а затем исполнит несколько арий. Спустя несколько дней он даст концерт в Линкольн-центре{57}.

Я позвонила Мудзу на сотовый, но никто не ответил, и меня перевели в режим голосовой почты. Я оставила сообщение, что завтрашний вечер мне подходит, но что я буду поздно.

Когда раздался звонок мобильного телефона, я подумала, что это Мудзу. Но звонила Сиэр.

— Привет, дорогая! — сказала я, взглянув на часы. В Шанхае было шесть часов утра, рановато для телефонных звонков.

— Как поживаешь? — слышно было неважно.

По шуму в трубке я поняла, что Сиэр звонит из ночного клуба.

— Чем занимаешься? Можешь разговаривать? — спросила она, хихикая. Судя по голосу, она изрядно выпила.

— Ну конечно. Ты где?

— Я у «Манди», — ответила Сиэр.

Это был одиозный клуб в полуподвале, на весь Шанхай славившийся крутой и оглушительной музыкой, дешевым алкоголем и циничными завсегдатаями. Посетители обычно съезжались туда не раньше трех часов утра, а к пяти или шести там уже было полным-полно народу. К десяти самых выносливых, тех, кому удалось дотянуть до такого позднего часа, начинали выпроваживать. Они, пошатываясь, с неохотой вылезали на белый свет и разбредались в разные стороны, исчезая, как лопающиеся мыльные пузыри.

— Ты что, всю ночь не ложилась? — страшно удивившись, спросила я.

Сиэр всегда спала не меньше десяти часов в сутки. По ее убеждению, сон помогал сохранить красоту. Он был для нее чем-то вроде религии.

— Мне не спится, — проговорила она неожиданно плаксивым тоном, и в трубке послышались всхлипывания.

— Да что случилось-то? — спросила я, теряясь в догадках. Я заткнула второе ухо пальцем — мимо с воем сирен промчалась полицейская машина.

— Меня никто не любит, — она еще раз всхлипнула и горько вздохнула.

— Я тебя люблю, — выпалила я, перебив ее, словно боясь, что, не скажи я этого, она тут же бросится с моста в реку. Я никак не могла взять в толк, в какую передрягу она попала на этот раз.

— Фред меня совсем не любит, — и она снова зарыдала. — Он сказал, что сыт по горло моей поддельной женственностью, что ему до смерти надоело заниматься сексом в кромешной темноте, что он устал от… — дальше я ничего не могла разобрать.

— Фред просто придурок! — крикнула я.

Моя подруга безутешно плакала вдали. Казалось, ее пьяным слезам не будет конца. Внезапно я ощутила противный металлический привкус на кончике языка. Женщины, которые так убиваются из-за мужчин, похожи на самодельные бенгальские огни, вспыхивающие от спички и сгорающие синим пламенем. А Сиэр — это просто маленькая горстка пепла.

Я изо всех сил старалась перебороть презрение, которое испытывала в тот момент, и настроить свою вконец расклеившуюся подругу на позитивный лад.