Перехламок (ЛП)

И в то время, как Стальноголовые, которые по идее были в страже, смотрели и смеялись. Это лучше. Можно сердиться на кого-то, кто не я.

— Почему они ушли? — спросил я.

— Почему? — мягко переспросил Товик. — У них не осталось воды. Стальноголовые собрали дань.

— Насколько большую дань? — я боялся ответа на этот вопрос.

— Судя по тому, что я слышал, Кэсс, существует дань для привратников, которую Стальноголовые забрали себе. Потом есть стандартная водяная дань Перехламка, традиционная, которую отцы города ввели с дюжину светофаз тому назад, если ты помнишь, — в голосе Товика впервые проявились эмоции. — И, видимо, Проклятье сказало, что они привезли воду на продажу, поэтому был еще торговый налог, который они взяли водой. Возможно, была еще парочка других налогов. Меня там не было, я сам не слышал.

Но я-то был. Я помнил, как Стальноголовые кричали и улюлюкали, стаскивая бочки с водой с повозок Проклятья. Я помнил руку Сафины на пистолете и незнакомую мне женщину, которую пришлось удерживать Шелк, чтобы она не ринулась на них.

— Драка была?

Товик пожал плечами.

— Может быть. Знаешь, с этими слухами не поймешь. А ты разве там не был?

— Я…

Был, подумал я, но ушел. У меня очень хорошо получается уходить.

— Товик, я не знаю, что с ними произошло после того, как они меня вернули. Они стали драться со Стальноголовыми?

Он не ответил. Вместо этого он положил двухцветник на ту же верхнюю полку, что лазпистолет, потом взял пистолет и протянул его мне.

— В долг больше не делаю, Кэсс. Полная плата за чистку. Если хочешь зарядиться, за зарядку возьму полжетона. С двухцветником то же. Боеприпасы тоже подорожали. Де… восемь за обойму. Без торга, и если ты сможешь найти в Перехламке цены лучше, тогда удачи.

Его голос звучал жестко.

— Восемь? — возмутился я. — И ты собирался сказать «десять», не так ли? За рожок к автогану? Ты что, пули жемчужными спорами набиваешь?

Мой голос стал громче, и Хетч подошел на шаг-два ближе.

— А что в долг не работаешь, мог бы и раньше сказать, пока я не притащил сюда свои чертовы пушки и попал впросак. Похоже, гильдейские кредиты, которые вываливались у меня из жопы, выпали куда-то туда, где я, черт возьми, никак не могу их найти.

— Фонарщикам платят очень хорошо, как всем известно, — спокойно ответил Товик. — Но раз уж так, можешь забрать свой пистолет, а вон тот маленький стаббер, что у тебя на поясе, я заберу как часть оплаты. А в качестве залога за остальную плату, пожалуй, возьму двухцветник. Я уверен, что отцы города зарядят тебе лазер. Увидимся, когда будут жетоны.

Его взгляд все говорил сам. Мне захотелось снова рассказать ему все с начала. Я фонарщик. Я поддерживаю освещение, чтобы людям было видно. Вот и вся моя работа, ничего больше. Как так получилось, что я оказался во всем этом замешан? От моей работы всем только польза, почему этого никто не видит?

Но у меня не было ничего, чего я уже не сказал. Под глазами Товика залегли тени, но выражение морщинистого лица не менялось.

Я спускался по лестнице, следуя за лязгом бионической ноги Хетча, когда лохматый паренек схватил меня за плечо, так же, как я хватал Разжигателя рядом с жилищем Нардо. Я не повернулся, тогда он наклонился вперед и зашипел у меня над ухом. Я чувствовал кислую вонь от того, что он дышал мне в висок.

— Ты знаешь про Гарча и его воду, по лицу вижу, — он довольно втянул в себя воздух. — Всем об этом скажу. Скажу, что ты знаешь кое-что про, э, Гарча, и, короче, сделаю, чтобы так…

Я попытался скинуть его руку, но он продолжал ее сжимать и ухмылялся. Поэтому я развернулся, посмотрел в его лицо, завешенное коричневыми волосами, аккуратно приложил ладонь к его носу и с силой толкнул назад. Прежде чем он успел собраться и что-нибудь прокричать вслед, я уже спустился по кривой лестнице и ушел.

— Пустите его внутрь.

Это был Грюэтт, босс Стальноголовых, которого я последний раз видел во время той позорной встречи у ворот. После разговора с Товиком увидеть его морду в шрамах было как получить пощечину. Он был полон энергии, с яркими глазами, в отличие от измученных жаждой людей, мимо которых мы проходили на улице. Можно было догадаться, куда по крайней мере частично подевался водяной груз Проклятья.

Мы подошли к концу своего долгого извилистого пути через верхнюю часть Перехламка. Я покинул Оружейную, кипя от злости и по-прежнему без рабочего оружия (да еще Товик забрал пистолет), и Хетч отвел меня к бункеру, где был еще один Разжигатель, мне не знакомый. Оба кавдора повели меня прочь, в заиленный и темный окружной туннель Пропащего Круга, с его толпами попрошаек и торговцев всякой всячиной, которые шарахались от бандитов в масках, с громким топотом ломившихся сквозь их ряды. Здесь у нас воды никто не просил. Мы вышли из туннеля почти под дорогой Высокородных, перед тем местом, где она загибается и выходит к нижним, подземным уровням питейных нор Греймплаца. Разжигатели повели меня вверх по одной из маленьких крутых расщелин, что соединяют Круг с основным уровнем Перехламка. Она была настолько узкая, что им пришлось помогать друг другу — младший Разжигатель поддерживал бак огнемета Хетча, чтобы тот нигде не застрял. Это меня несколько успокоило — если бы у этих бандитов возникали проблемы с такими мелочами, это бы значило, что они не смогут управлять нашим городом.

Несколько минут я недоумевал, не возвращаемся ли мы в Шарлатаун, но мы миновали исток Грязноречки через мост, настолько высокий, что ее зловоние там было почти терпимым. Мы достигли подножия Черной Кучи, и я подумал, что, видимо, сейчас пойдем вверх до самой Подзорной трубы, но вместо этого мы остановились у тяжелых электризованных ворот, где ждал Грюэтт. Ни он, ни кавдоры ничего не сказали друг другу. Я стоял между ними, отчаянно желая, чтобы у меня была рабочая ячейка в лазпистолете.

«Пустите его внутрь», вот и все. Раздался визг моторов, и плита ворот со скрежетом поднялась как раз настолько, чтобы я мог проскользнуть внутрь, оставив Грюэтта, Хетча и безымянного кавдора позади.

Я никогда раньше не был в этом садовом комплексе. В таких местах есть свои собственные техники, люди, преданные лично владельцу. Сады сделали Вилферру, прежде растившего слизь, достаточно богатым, чтобы стать отцом города, но лишь малая доля его урожая доходила до простых перехламщиков вроде меня. Я отступил от ворот ровно настолько, чтобы меня не затянуло в суматоху, царившую на дворе, и осмотрелся.

Все знали, что он растит вязальный мох и продает его аптекарям и даже понтовым гильдейским лекарям из верхнего улья. Мне попались на глаза неглубокие ямы, в которых находились койки обслуги. Между ямами и стеной сада располагались круглые домики из сетки, и я недоумевал, зачем они, пока не увидел узловатый ус, торчащий сквозь крышу одного из них. У городских стен с шестичасовой стороны были густые заросли проволочной травы, выращенные из саженцев, и теперь я знал, откуда эти саженцы взялись. И это было далеко не все — весь комплекс представлял собой лабиринт чанов, грядок и ям, в котором Хелико, забурись он сюда, мог бы скрываться целый год. Самая большая и сложная плантация из всего виденного мной на всем поясе ферм вокруг Кишкодера.

И все это место кишело бойцами. Прожекторы, освещавшие сады, бликовали на металлических тату Голиафов и намасленных масках Кавдоров, а еще глубже тот же оранжевый свет отражался от дымчатых очков небольшой горстки бандитов дома Делакью, что сидели на скамье и заряжали автоганы. Там и сям виднелись отдельные наемники, не носившие униформ банд — охотники за головами и стрелки из стоков, привалившиеся к стенам и тихонько попивающие из набедренных фляг. Двое крысокожих следопытов, мужчина и женщина, потягивались в углу, длинные и расслабленные, как отдыхающие змеи.

У меня появилось дурное чувство, что я знаю, к чему все это.

— Господин Кэсс. Синден Кэсс. Да, ты.