Перехламок (ЛП)

— Мы… — мое первое слово больше походило на хриплое кваканье. — Мы посмотрим, когда будет вода. А пока что у нас есть дела касательно фонарей. Вечеринки в темноте — это не так весело.

Эта фраза звучала глупо, но сработала, как я и хотел: не спровоцировала Стальноголовых и дала Разжигателям возможность уйти, не потеряв достоинство. Иначе, чтобы сохранить его, им пришлось устроить стрельбу. Бандиты и их плевучая раздутая гордость. Стальноголовые заухали и заржали со стены, стреляя в воздух, в то время как Разжигатели отступили, опустили пушки и снова подобрали Нардо.

Лицо картежника. Лицо картежника. Уходя прочь, я пытался превратить их слова в бессмысленный шум в своей голове. Я не давал себе размышлять о так называемых городских стражниках, которые сидели тут и смотрели, как одна стая за другой разоряет комнату Нардо в поисках воды и избивает его, потому что воды там не было. Моя рука лежала на маленьком стаббере, но этот тупоносый ствол годился лишь для стрельбы в упор, и пуля осталась только одна. Какой в этом смысл?

Я шел медленно, сгорбив плечи, как будто по-прежнему ожидал голиафскую пулю в спину, и Нардо с Разжигателями исчезли впереди на темной улице. Брат Хетч шел рядом со мной и молчал, но излучал удовлетворение, как будто что-то доказал.

Спросите меня, был ли я когда-либо рад присутствию боевика из дома Кавдор до или после Суши, и я скажу вам правду, то есть «нет». Но я солгу, если скажу, что брат Хетч не оказался полезен дважды за время пути до Греймплаца. Первый раз, когда мы, задержав дыхание, переходили по маленькой гати через пересохшую речку, и нам преградили путь трое подонков. Самый крупный успел проговорить «у вас есть вода, мы видели, что…», прежде чем Хетч вскинул ствол огнемета, и все трое дали стрекача. Хетч плеснул им вслед пламенем, но вряд ли это заставило бы их развить еще большую скорость.

Второй раз был, когда маленький лохматый ублюдок впустил нас в Оружейную и вызверился на меня. Он наполовину выплюнул оскорбление, не сильно отличавшееся от того, что нам орали Стальноголовые на выходе из Шарлатауна, когда Хетч шагнул сквозь дверь позади меня, развернул паренька спиной и прижал его мордой к стене.

— Видишь? Из организма выходит яд, — сказал он мне, показывая все еще шипящим дулом огнемета на болячку сзади на шее парня. — Несомненно, это проявляется в его действиях. Ты, человечек, должен постараться этому способствовать. Бичевание и пост очистят тебя еще быстрее, пока это, — он щипнул мальца за шкирку, и тот завопил, — не вытечет досуха, и твой дух воспарит. Ты, возможно, будешь готов надеть маску раньше, чем этот фонарщик, если будешь прилежен.

Паренек завопил, призывая Товика, и задергался. Когда Хетч отпустил его, он едва не свалился. А когда снова пришел в равновесие, первым ему на глаза попался я, и он бросил на меня убийственный взгляд, прежде чем ускакать через всю комнату и исчезнуть. Ничег не говоря, Товик отвел меня за стойку к своему верстаку и разложил оружие. Я пытался не смеяться — я видел, какое у Товика кислое лицо, и знал, что для него это все серьезно. Пришел тут фонарщик с одним из Разжигателей Фолька, а тот взъерошил его помощника. Но каждый раз, когда я пытался подавить ухмылку, в голове опять прокручивались сдавленные вопли мальца («Ааааак! Аааууук!»), и я едва не начинал хихикать. Так бывает после того, как тебя потаскали по дерьму — видишь что-нибудь такое и срываешься.

Хетч не стал следовать за ними. Закинув за плечо огнемет, он рыскал по магазину, время от времени выражая свое мнение по поводу товара посредством громкого фырканья. Товик хмуро глядел на мои вещи и работал в молчании, разбирая их, чистя и заряжая. Я умел чинить оружие, как и большинство жителей города, но учитывая то, через что прошли пушки за последнюю пару светофаз, себе я в этом деле не доверял. Просто компетентности тут недостаточно, и раз уж мне все равно сюда надо, чего бы не попросить эксперта. Щелчки и лязг его инструментов вселяли уверенность.

— Ты можешь говорить, когда босс рядом? — через некоторое время спросил Товик. Его голос звучал плоско и тихо, и я постарался говорить так же.

— Он мне не босс. Телохранитель. Представитель стражи. Стоуп…

— Стоуп — придурок с грибком внутрях, и все это знают. Он лично пропустил этих ублюдков в ворота.

— Знаю, знаю, я обоих уже навидался, поверь мне. Просто будь поосторожнее. Разжигатели у Стоупа в друзьях ходят.

Товик скорчил гримасу, по-прежнему не поднимая головы.

— Этот городишко всегда был не из лучших, Кэсс, но такого раньше не было. Что дальше-то будет? Ты, наверное, знаешь.

Вот оно опять.

— Да ни плевка я не знаю, Товик.

Я вдруг осознал, что прилагаю усилие, чтобы не заговорить громче шепота. Внезапно стало важно объяснить это хоть кому-то — кому угодно. Товика я уважал.

— Половина плевучего города, похоже, думает, что фонарщики — это почти то же, что отцы города, Товик. И это чертовски как далеко от правды, но всем все равно. Я раньше думал, людям нравится, что мы тут есть, но теперь каждый третий тут ведет себя так, будто это я, лично, пришел и забрал у него воду.

На другой стороне помещения Хетч поднял голову от барабана с намотанными на него стабберными лентами и уставился на меня. Он не мог расслышать слова, но тон уловил верно.

— Меня все время таскают туда-сюда, орут на меня, нападают на меня ради моего водяного пайка — который я зарабатываю, Товик, я честно зарабатываю его у города — и мной помыкают… — я бросил взгляд на Хетча, — …плевучие стражники-бандиты, которых какой-то съехавший с катушек идиот решил пустить в город. Это когда меня не выпихивают из города крысам и падалюгам на съедение, — я ткнул ему под нос свои ладони, покрытые коростами и царапинами. — И люди ведут себя так, будто я какой-то соучастник, который помогает устроить все это дерьмо всем назло. А я только пытаюсь делать работу, за которую мне платят. Это все, и только. Просто моя работа.

Товик не переставал работать. Его пальцы двигались так же гладко, как жвалы паука расчленяют крысу или летучую мышь, как Сафина сжимает оружие, как мои собственные пальцы, когда в них инструменты, и перед ними лежит провод или лампа. Он положил мой лазпистолет, чистый и блестящий от масла, на полку над верстаком и потянулся за двухцветником.

— Так что насчет конвоя Гарча? — спросил он. Я на миг замолк, сбитый с толку, в то время как Товик, не поднимая головы, продолжал работать. — Это тоже из тех вещей, о которых ты ничего не слышал? Хочешь сказать, отцы не просили тебя смотреть по сторонам?

Так что, естественно, мне пришлось уставиться себе на ноги, оперевшись на верстак, и проглотить каждое слово своей длинной речи. На вкус было как горький пепел. Я подумал о том, как стоял в бункере и пытался отвечать на вопросы отцов, пока чуть не упал. Подумал о том, как Йонни мялся и ругался, пока наконец не сказал, что может доверить мне новость о том, что Гарч все-таки не привезет никакой воды. Эти мысли кололись. Правда ли я был тем, кем меня считал Товик?

Где-то в затылке раздался голосок: «с Перехламком покончено. Пора сваливать. Все бросить и просто уйти прочь».

— Сколько людей ждет Гарча? — спросил я и тут же пожалел об этом.

— А кто не ждет? — ровным голосом ответил Товик. — Когда он вернется из Крюка, у ворот будет много народу. Толкуют даже о том, чтобы снарядить второй караван, а охранниками нанять Берсерков, за воду и гильдейские жетоны.

У меня расширились глаза. Берсерки редко контактировали с окружающими, почти так же, как Проклятье.

Я тут же позабыл про караван Гарча.

— Караваны. Есть же вода в Сияющих Обвалах. Кто ее покупает? Ну то есть… — я осекся и замедлился. — Оттуда в прошлую светофазу приехало Проклятье.

От этого он, наконец, поднял взгляд.

— В прошлую? Тебя слишком много били по голове, Кэсс, бери все две светофазы назад. Они ушли обратно на дорогу по меньшей мере двадцать часов назад.

Мне понадобилось больше времени, чтобы отоспаться, чем я думал. Гораздо больше. Я подумал про Нардо, который лежал в своей комнате, оставленный на милость любого, кто решил бы вломиться к нему следующим, в то время как я валялся в пьяном ступоре с его водяным пайком.