Пустоцвет

***

Выбрались на улицу. Переступили порог... А ноги мои - ватные. В голове - колокол погребальную песнь возводит, будто башню... памятник всем моим... надеждам, слепым верованиям... и мечтам.

- Костян, ну ты че? - недовольно завел Николай. - Сколько можно ждать?

- Сколько надо. Этих увезли? - кивнул головой, не заметив, видимо, среди толпы пострадавших.

- Ну да. Жека с Митяем рванули.

- Вы бы еще бригаду отправили, - гневно.

- Ну так, один - баранку крутит, другой - бабенции мозги вправляет.

- В смысле? - оторопел. - Вы че, ох**ли?! - бешено, едва ли не криком.

- Да че ты, Костян? Не о том я! Так, разъяснить... что и кому можно говорить, а что - нельзя. Мы что, по-твоему, совсем конченные? - ошарашено выпучил на него свои зенки.

- Да я уже сам не знаю... - злобно, осипло прорычал, скривившись. - Кто... и на что горазд. Словно с ума все резко посходили.

- Может, место такое? - заржал кто-то из толпы.

- Озабоченное, или проклятое? - сквозь сдержанную улыбку, съязвил другой.

- Эй, - резко перебил речь товарища Коля. - А Цветкова-то твоя... куда это сиганула?

***

Кочками, ухабами... я мчала в никуда. Казалось, земля горела под ногами - и за бесом гонится... "серафим".

"Предатель! Предатель!!! ПРЕДАТЕЛЬ!!!" - грохочет приговор, рычит отвращение. Вот только это мерзкое, скверное, гнилое... существо - и есть я.

- Лиза! Лиза, стой! - колотит гвозди в мой незримый гроб его голос. - ЛИЗА, Б***Ь!

Еще метры, еще шальной бег - не зная устали, не зная реальности ход - и, буквально уже за деревней, около леса нагнал, повалил на землю, сбив с ног наскоком, меня мой дозорный "херувим".

Рычу, рыдаю, рвусь из жгучей хватки прочь. Пытаюсь силой содрать его с меня, вырваться прочь - но не дает. Деспотически удерживает, сжимает, давит собой, являя волю несокрушимую:

- ЛИЗА! Лиза, успокойся! Успокойся, молю!

Еще удар, еще рывок - и сдаюсь, обмираю, тихим воем давясь...

- Что случилось? - испуганный, растерянный взор мне в лицо. - Скажи, прошу!

А я не могу... я сгораю... заживо сгораю под его праведным упованием своей нечестивой фрустрацией.

Учащенное, сбивчивое дыхание. Силой ухватил за подбородок, вынуждает взглянуть в глаза, не дает отворачиваться - тотчас стыдливо зажмурила я веки.

- Прошу... скажи, - болезненно протянул, - что не так? Я что-то не то сделал? Да? Сказал? Или что... ЛИЗА! Или он... - обомлел в мгновение, будто прозрев. - Он все-таки тронул тебя... да? Все-таки сделал что-то? Верно? - вдруг движение. Резвое, борзое... В момент на карачки, а затем и вовсе - выровнялся на ногах. Слегка качнулся, словно пьяный. Шумный выдох, сдирая с лица эмоции. Облизался в зверином оскале. Глаза вспыхнули слепой яростью. Еще мгновение - и бросился, рванул со всех ног прочь, обратно.

...и уже я мчу за ним, изнеможенно воя, крича, взывая к его хоть чему-то внутри человеческому.

- КОСТЯ! КОСТЯ, СТОЙ! - едва не падая, заплетаясь в ногах, я мчала раскаленным, фронтовым полем за своей душой. - КОСТЯ! Это не Он! НЕ ОН СДЕЛАЛ! А Я!.. Я СДЕЛАЛА!..

Еще ход по инерции: бег, шаги... - и обмирает на месте Пахомов, будто вкопанный.

Даже обернуться не хочет - боится.

Подбегаю ближе. Звонкие, тяжелые, болезненные вдохи роняю в тишину (лишь тихий шелест травы, что ласкает ветер).

Решаюсь повторить ужасное:

- Это - я... моя вина.

- В чем? - холодное, мерное, будто скрежет, писк... лобзание лезвия ножа по металлу...

Обхожу его сбоку. Замереть лицом к лицу.

Виновато склоняю голову.

И тихо, будто перед Господом, каюсь в грехе:

- Я... бесплодна.

Осмеливаюсь устремить взгляд в глаза, выискивая истинную реакцию:

Окаменел. Брови выгнулись, глаза округлились. Перехватило дыхание.

- Что? - сухо, да так... будто звук - не звук, и слова - не слова.

Отваживаюсь повторно выстрелить:

- Я - бесплодна.

Мурашки побежали по моему телу...

Казалось, в этот момент... и я наконец-то, всецело осознала все то, что со мной совсем недавно произошло. То... какое ярмо теперь весит на моей шее. Я - признала его. Наконец-то признала... и приняла.

Сверлит, колит, отчаянно пронзает меня взглядом - немо моля, упрашивая опровергнуть, признаться, что шучу, что вру... что в конце концов просто сошла с ума, рехнулась, помешалась, тронулась рассудком...

- Это я тебя предала... - давлюсь горем. Прикусила губы до крови - вот только... болью физической терзания души уже не унять. - Прости меня... - и снова спрятать взор, грешником склоняясь. - Прости...

Отворачиваюсь: не могу, не могу я больше все это выдерживать.

Но едва захотела сделать шаг прочь - как тотчас ухватил, сжал в своих стальных объятиях. И все попытки убежать, улизнуть, растаять - стали тщетными.

- Ты че, Лиз? Че ты несешь?

Кривлюсь, прячу глаза от инквизитора.

- Прости меня...

- КАКОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО? - гневное, дерзкое, с укором. - Лиза, ты че?

С напором.

Враз ухватил, утопил мое лицо в своих ладонях и вынуждает посмотреть ему в глаза.

Не сразу, но все же... отваживаюсь - поддаюсь.

- Не смей так говорить! - грубо-сладкое. Приказное.

А я не могу, давлюсь слезами, горечью и страхом. Давлюсь безысходностью:

- Я никогда... не смогу родить тебе ребенка. Даже если очень... этого хочу.

Резво сжал, обнял за плечи, крепко притиснул к себе - невольно уткнулась носом ему в шею. Бархатом шепота по ранам моим открытым души на ухо:

- Зая... Ну что ты? - горько, с отчаянием, будто лезвия глотая.

- Я не просто за него замуж собиралась... - выпаливаю, будто ядро из пушки в хлипкую лодку. - Я была беременна от него. О, Боже... как же я этого не хотела! Если бы ты только знал... Нет, не самого ребенка, а то... что он от него. И пусть давно уже вместе. И пусть будущего своего не видела без него - привычка, мать ее; страх перемен. Но семья, дети... И куда? В эти наши... на грани безумия скандалы? Разборки? В уже... ненависть? А дальше что? ВОТ ЧТО?.. И для чего?.. Но аборт?.. Нет. Однозначно нет. Что уж есть... Сказала ему - он на дыбы, фыркать, орать. Слово по слову - и опять... целый скандал. Нервотрепка. Пару дней даже не разговаривали. Но устаканилось. Как всегда - слезы, вопли, плевки в душу... но ради "общего блага", ради совести и "правильного" поведения - как общество учит, как мораль наставляет, как мудрецы свет несут: стерпится, слюбится; каждый знал, чем рисковал и в какие лапти лез. А не хватило смелости и ума сказать вовремя "нет" - так и прыгай в петлю, да определяй колебанием табурета неизбежный исход. Замуж позвал - согласилась: приняла его это "щедрое одолжение". И понеслись - еще стремительней с горки. Больше не было для него преград, опасностей. Не на крючке - а в кабале. На шее - камень... и ход один - прямиком на дно. Что творить стал! Жуть просто... еще не муж, а уже на развод не раз подать хотелось. Жили мы отдельно, в его квартире. Родителям никогда ничего про это не рассказывала - да и оно им не надо: не поймут, осудят - и его, и меня. А я терпела, как послушная овца - все терпела. Гулял с друзьями почти до утра, в телефоне временами - странные "смс", номера неизвестные... Черти что творил, черти что!

Крики не стихали в доме - я на изводе, на исходе. Жить не хотелось. А он - давил... еще сильнее и сильнее, вовсе ничего и никого не щадя. И постоянно врал: во всем... и всегда - ВРАЛ. Да как искусно! Хотя... все равно в итоге... правда всплывала и кромсала меня, хуже всякого палача. И однажды всё так закрутилось, так закружилось - нахлынуло всё на меня: обида, злость, отчаяние, ярость... Он гатил - и я не отставала. Изничтожали словами друг друга, как могли... Как самые последние враги, твари. Хлопнул дверью - ушел. А легче мне не стало - поползла я, помню, спиною скользя... по холодному полотну - и прям на пол. Внизу живота - огонь. Пламя адское. Ноет, тянет, болит... А кричать - и того нет сил, только глухие, желчные рыдания... остаточный зной былой беспощадной войны.