Пустоцвет

- Но ты на прошлое его не гляди, - внезапно отозвалась она опять. - И нет, не зря я тебе все это рассказываю. Не зря. Хочу, чтоб знала какой он, что прошел. А будучи зажатым - вряд ли он когда в чем тебе толково сознается, и даже чувства - о них ему очень сложно говорить. Но... прошлое - в прошлом. И оно лишь опыт, мудрость дает ценить то, что ему досталось, что обрел ныне. Не импульсивно ссоры решать, а взвешенно, уступая, прислушиваясь... Ты, главное... доверие его не предай - и он голову на плаху ради тебя сложит.

Слова... каждый звук ее, словно лезвия, кромсают меня. Не видит, не слышит старушка... как рвет мою душу... моим же предательством, которое уже... я против него совершаю, пусть и невольно.

Всхлипнуть, вобрав в себя слезы. Шумный вздох - и решаюсь на самое жуткое:

- А если... - будто скрежет метала, мой голос разрезал тишину едва не визгом. - А если я не смогу никогда... его сделать счастливым?

Враз поежилась я, а по хребту захлестал страх: от ее вероятного порицания... и того, что правду уже от Кости... никогда не будет возможности утаить.

Но это - решение, мое решение, первый шаг на пути к неизбежному разговору, который обязательно должен будет у нас состояться.

Отваживается нарушить безмолвие женщина в ответ. Тяжелое:

- Почему?

Молчу, будто смертник, глотая в последние разы воздух.

Продолжила учтиво та:

- Я же видела... как и ты смотришь на него. Как глаза твои пылают, как отрываться было больно - хотя... дай Бог, у вас еще вся жизнь впереди. Ты на него смотришь точно так же, как и он на тебя: роняя семя надежды и взращивая, как что-то самое ценное, там.

И снова тишина. Снова позорно молчу я, подбирая слова... как будто есть у этой... правды менее сложное, горькое, жуткое звучание:

- А если я не смогу... - расстрельным свистом пуль кромсаю всю себя и будущее свое, наше с ним, с Пахомовым, заодно, - никогда не смогу Вам подарить правнуков? - кровавая эксплозия.

Жуткие, мертвые минуты... ее молчания, ее размышлений, ее... суда.

И наконец-то:

- Что Бог даст, то и будет... И если не чудо - то смирение. И потом... я же говорю, и пусть с Костей мы не одной крови, он - внук мой. Истинный. И он для меня родной. А все те особенности - глупости. Предрассудки. Так и ваших детей любить буду: сами родите, или в детдоме возьмете, судьбу заодно кому-то спасая, - всё равно. Или даже... если вообще ни на что подобное не решитесь. Это - ваша жизнь, ваш выбор. И каков бы он не был - я любить меньше вас не стану. Пока вы счастливы, пока делаете друг друга счастливыми - пока и я радуюсь всему тому. А остальное - как уж есть. Не мне осуждать, порицать или навязывать мнение. У каждого - свой путь. И у каждого - он верен.

- Костя не знает.

Выстрел, разрывая темень.

Обмерла старушка. Казалось, даже забыла как дышать.

Но еще мгновение - и шумное, болью своей пронзающее, сопение. Вздох.

Но не даю сказать, тотчас поспешно перебиваю ее, осмеливаясь:

- Но я ему скажу... обязательно, - немного помедлив. - Но сейчас... я еще не готова. Я... сама для себя... еще не готова... это прямо произнести вслух. Принять... свою участь. Не осуждайте меня, прошу, - отчаянно. - Не со зла я... и не из корысти.

- Я и не осуждаю, - сухое, неизвестное (то ли лживое, то ли щедрое).

- Мы с Костей, - вновь тороплюсь... не знаю зачем, - только недавно вместе. Но я уже успела... сделать ему больно. И мне страшно его потерять, - короткая, болезненная пауза. - Вы говорите... любовь. Но разве можно так полюбить кого-то быстро? По-настоящему...

- А что еще должно произойти? - неожиданно, сдержанно-колко.

- Не знаю, - растерянно. - Узнать... получше друг друга.

- Ты же чувствуешь его, уже. Суть, нутро... Тянет к нему, верно? Любовь тянет... первородная, слепая, интуитивная... Словно дитя, что только что покинуло матери лоно. А дальше - ты Костика лучше узнаешь... И как ребенок мир познает - так и ваша Любовь будет расти. Мудреть. Набирается опыта: то ли доброго, счастливого, то ли горького, болезненного. И один путь приведет к глубокой, как некоторые ее называют, "настоящей любви": к уважению, терпению, снисхождению, щедрости и теплу. А другой - к гибели: к боли, обидам, к презрению, раздражению, брезгливости и злости. К ненависти приведет. И если что и будет вас держать вместе... то не чувства, а привычка - гнилая, пустая, коварная обманщица, дающая как силы верующим, праведникам, так и кару - отступникам. Так что всё в ваших руках: вы это ваше дитя, эту вашу... "уже любовь", в ласке и нежности воспитаете, взрастив целое дерево; или же ваш росток завянет, а на душе вновь раскинется пустошь.

Немного помолчав:

- А горе твое... ваше... наше... - не помеха всему тому. Если с мудростью и терпением подойти. Всё преодолимо. Главное, что вы друг у друга есть, и помыслы ваши - чисты. А вот... молчание, умалчивание, как и ложь - до добра... не доведет. Никогда. Это - яд. И он - травит. Наступит момент, тайны, как гнойник, вскроются - но уже будет поздно что-то менять... И придется, как гангрену, - жестко и беспощадно... напрочь отсекать. Так что... не стоит этого всего ждать, до такого запускать. Общая жизнь - общие тайны. Общие беды. Общие радости. Общее... всё. Я понимаю... и не осуждаю тебя. Нет. Понимаю... страх, боль. Но с каждой минутой - время уходит: чувства ваши растут, и момент, когда ложь или жуткие тайны - еще не трагедия... тоже убегает.

- Но Он же далеко... - с горечью тяну я.

- А сейчас и не надо ему это знать, голову забивать. Сейчас поважнее другое будет: как обезопасить тебя, как сделать так, чтоб ты смогла вернуться туда, где и он обитает, в его мир. Но как только... буря утихнет, но еще даже не запоют на рассвете петухи, сознайся. Не стоит его бояться. Не глупый Костя. И не глухой. Ты дорога ему - а значит, примет тебя такую, какая есть, со всеми оговорками, но только при этом в довесок искреннюю и настоящую. И да, он тебя любит.

Глава 23. Долг и честь

***

Старая черешня за моим окном:

веха нашей жизни, что пошла на слом.

Повидала много ты на своём веку,

Испытала радость, знала и тоску.

Мать моя родная жизнь тебе дала.

Вот уж сорок вёсен ты моя сестра.

Боже мой, как долго мы с тобой живём:

Целая эпоха ссохлась за окном...

Ты немой свидетель моих грёз и бед.

Ты была зелёной - был и я не сед.

Под окном чернеешь, как немой упрёк,

Жизни моей грешной праведный урок.

Ты была девчонкой, когда я пришёл.

Ты была в расцвете. Я же - как сокОл:

Несколько за тридцать... И упущен шанс...

С той весны "Сомнение" - стал родным романс.

Уезжал надОлго я в дальние края.

Ты выросла в красавицу, хорошая моя.

Жизнь под вечер клонится - тянет на покой,

цветом в мае встретила, милою сестрой.

Но года коварные убыстряют ход .

Третье поколение кружит хоровод.

Нет уж нашей матушки, да и сам я дед.

От тебя, красавица, тени чёрной след.

Под дождём осенним ты стоишь нагой,

с высохшими ветками, с мертвою душой.

Ворон заблудившийся дремлет на суку.

Навевают сумерки скуку и тоску.

Сколь проплыло вёсен на твоём веку,

песен сколько спето на твоём слуху.

Свадьбы и рожденья, смерти и вражда...

Всё ты повидала, с нами всё прошла.

А теперь, ненужная, портишь вид двора...