Пустоцвет

Колкие мгновения тишины, его немой мольбы - и поспешно, лихорадочно закивала я головой.

- Я не знаю... почему он так поступил, - шепчу невнятно. - Да, ненавидел меня... Хотя, скорее, просто раздражала... бесила. Но... не думаю, что уж так сильно я ему дорогу перешла. Чтоб вот так... сначала согласиться так просто на мое участие в операции, а затем - прийти... и хладнокровно застрелить. Я не понимаю... И даже если Роман догадался... не думаю, не могли... нельзя так! - отчаянно, горько (невольно закатила глаза под лоб, давясь очередным приливом шальных соленых потоков).

- Что за Роман? - поспешно вклинивается, перебивает мою тираду.

- Начальник операции, - сглотнуть и тотчас невольно прокашляться. Шумный вздох. - Казанцев, майор, из соседнего подразделения, - немного помолчав, решаюсь добавить, открыть всю правду. - Но он... и есть тот самый осведомитель, что инфу на тебя искал. Я, правда, уверила его в том, что ты не знаешь, кем я нынче работаю. И что разошлись... врагами, и отомстить хотела. Но...

Вдруг рассмеялся добро так, снисходительно, будто над наивной дурочкой потешаясь:

- Хорошо, зай. Я все узнаю. Если на что интересное наткнусь - сообщу. Но ты нос не высовывай. С родителями - даже и мысли не допускай связываться. Я присмотрю за ними, чтобы им ничего не угрожало... и вообще, по мере возможности, надо, чтоб они ни о чем не узнали.

- Но они будут переживать, что я исчезла, станут искать.

- Я придумаю, как их успокоить, - тихо, мерно, будто убаюкивая.

- Инна! - словно осенило меня.

- Что Инна?

- Подруга моя. Можно обыграть, будто я к ней поехала. Что она рассталась со своим очередным парнем... ну и мы... - пристыжено ухмыльнулась я, пряча взгляд.

- Че, в запой ушли? - ржет неожиданно, еще сильнее сжав меня в своих объятиях.

Захохотала, не сдержалась и я, усовещено:

- Нет, но... так... немного поквасить, а потом моральная поддержка - и пошло поехало. Я отзвонюсь - и объясню.

- Не надо, - вдруг резко, перебивая. - Ни звонить, ни писать, ни как-либо еще себя выдавать. Для своих ты должна быть заложником. Понимаешь? Пусть так все и остается. А что с твоими родителями делать, дабы... на нервах ничего плохого не натворили, я придумаю. Но это... сейчас не главное. Сиди тихо, не высовывайся. Дождись меня - и тогда уж никому не придется ни о чем переживать. Не наломай дров, я тебя умоляю. Хорошо? Ли-из... - отчаянно протянул, будто взывая к остаткам мудрости внутри меня, пристально всматриваясь мне в очи.

Стыдливо рассмеялась я. Чувствую, как уже краснею, будто ребенок под напором мягкого порицания, заботливого воспитания своего опекуна.

- Постараюсь.

Заржал:

- И чего только тебя твой батя... или в милиции научили? "Так точно. Разрешите приступить к исполнению", а не... "постараюсь" - гогочет.

Захохотала и я, совсем уже запылав от обескураживания:

- Может, тебе еще и честь отдать?

- О, да-а, - внезапно двусмысленно, пошло как-то протянул, и тотчас приблизился к моему уху. Едва не касаясь меня губами, обдал дыханием, разливая перезвон шепота (отчего враз истомлено зажмурила я веки): - Я только за... И я уже давно готов.

- Дурак ты!.. - пристыжено рассмеялась я.

- Почему же сразу дурак?.. - хохочет тихо, сдержано. А затем и вовсе приблизился своими губами к моим. Дразнит, манит теплом, жаром своим, но сам не на что не решается.

- Но не здесь же, - смущенно рычу, а сама уже изнемогаю от жажды под его палящим солнцем. Молчит, дразнит, своим безучастием ломая, кромсая меня, будто мачете рубя. Отчаянно борюсь: - А вдруг она зайдет?

- Не зайдет, - поспешно, радостно отозвался. - Она же не маленькая, и не глупая... Догадается... почему мы так долго консервацию выбираем.

Смеюсь пристыжено.

А Пахомов мой... дыханием так и ласкает меня, будто поцелуями. Вот-вот не выдержу - и малодушно застону под этим жутким, сводящим с ума, напором.

- Ну, тогда... расстроится, что еда остынет, - догораю я в полной капитуляции.

- Ли-из, - опечалено, болезненно протянул, переменившись в голосе. - Ну, какая еда? - горестно. - Я не знаю, когда тебя следующий раз увижу... а ты "еда"...

Вмиг разыгралась, взвыла внутри меня буря, кромсая отчаянием:

- Так не уезжай. Пожалуйста... - жалобно, взмолилась я; короткая пауза, - или давай... за границу уедем. Бросим всё...

- Ты серьезно? - полосонул резкостью, взрываясь в удивлении.

Распахнула веки я: глаза в глаза.

- Да... - тихо, неуверенно, но упрашивая. - Сам же говоришь, что... черти что творится. И Серега... Всё это ляжет на тебя. Ладно, заложница - я всё объясню, исправлю. Но майор милиции! Костя! Что нам будет за это?.. - растеряно; жгучая пауза. Добиваю: - Давай уедем, пожалуйста...

- Я разрулю, - приговором. Черствое, жесткое. Уверенное. - Ладно, - шумный вздох, - еда, так еда, - внезапно, огорошивая меня еще больше, произвел очередной словесный выстрел.

Бойко схватил с полки первую попавшуюся банку - разворот и, вцепившись в мое запястье свободной рукой, будто кандалами, потащил меня за собой на выход.

- Ко-остя! - жалобно, отчаянно, сгорая от боли, заныла, завыла я, окончательно осознавая всю обреченность, ужас ситуации.

Но не отреагировал. Ничего не сказал. Даже не замедлил ход.

И снова деспотичное... беспрекословное веление.

***

- А чего только огурчики? - всполошилась старушка. Взволнованный взгляд то на Костю, то на меня. - Там помидорки хорошие есть. В этом году закрывала. Не нашел, что ли? - отчаянно.

- Да всё хорошо, - невольно дрогнул его голос, повышая тон, но тут же осекся. - Нормально. Так съедим. Да и... времени в обрез. Сейчас товарищи приедут - и мне уезжать будет пора.

Шумно вздохнула Анна Федосеевна, печаль исказила ее уста, но ничего не ответила. Лишь расстроено опустила голову, продолжив насыпать в тарелку картошку.

- Сковороду с плиты сними, пожалуйста, - словно очнулась, тотчас подвела очи и уставилась она на Пахомова. - И подставку там, около грубы найди.

- Давайте я, - поспешно вмешалась, сорвалась на ноги я и бросилась в указанном направлении...

Ели молча, не смотря даже друг на друга. Лишь только томные, тяжелые вздохи... нарушали болезненную тишину.

***

Прошло не больше часа, как вдруг под воротами кто-то издал короткий гудок.

Живо среагировал Пахомов (отрываясь от просмотра телевизора): обуться, набросить на плечи куртку. Взгляд через плечо на меня, моющую посуду:

- Из дома не выходить. Если что - сам позову.

Только за порог. Как тотчас бросаюсь за ним:

- Костя! - отчаянно.

- Да? - обмер, недовольно скривившись.

Секунды сомнений - и отваживаюсь:

- Ты же придешь проститься? - испуганно.

Удивленно вздернул бровями:

- Я с тобой не собираюсь прощаться.

- Ты понял, о чем я! - гневно, болезненно, торопливо.

Скривился:

- Да. Зайду...

***

- Че, Харлей? Вляпался? - слышен смех во дворе. В ленивом свете фонаря, да и так - голос знакомый узнаю: Шевелёв. Дружески похлопал по плечу моего Костю. - "А почему со мной такого не бывает?! Головой надо думать, а не *опой!" - паясничая, шутливо перекривил своего товарища тот.

- Иди на**р, - рассмеялся пристыжено Пахомов и вырвался из его хватки. - Думай давай лучше, че делать будем, как дер*мо это разгребать.

- Да че тут думать? Колька и Женек присмотрят. А тех - за я*ца да в тиски - быстро запоют. Главное, что засветились - и вы живы остались. Остальное порешаем...

- Порешать, то порешаем! - раздраженное, едва ли не криком. - Только весь гнойник надо там выковырять... а то, едва расслабимся, в спину засадят.

- Ну, это да. Че там Цветкова?

- Да держится...

- Ну, она хоть не за них?

- Шутишь? - удивленно, с укором.