Луноликий Берия

Демократы в сети напакостят, Берия дня два репу чешет, пингует супостатов. Это вам не комсомольский "Бумбараш" с оскаленным Чебурашкой на домашней странице! Но в делах ретивы были. Чуть было Церетелевский памятник Петру Первому не взорвали -- благо контакты под водой разошлись. Мало того, что взорвать не сумели, так ещё бравировать принялись на левых форумах. Школота!

***

Между тем Интернет расширялся и усложнялся. Как я ни пытался поспеть за нововведениями, времени катастрофически не хватало. Тут, как назло, либералы озверели: застращали весь политический бомонд загадочными люстрациями. В Большом театре листовками публику забросали, подмётные электронные письма в органы власти скинули, и всё схожего содержания: дескать, люстрируем тебя, власть постылая... Я только в те дни понял принципиальную разницу между словами поллюция и люстрация.

Власть взревела! Царь Борис стукнул кулаком -- достать и наказать. Я -- к Берии! Берия -- к компу! К вечеру пришёл с повинной -- Не могу мол мерзавцев отследить. Умные, гниды, "факов" на них не хватает! Это не коммунистов на чистую воду выводить. Нужны специалисты!

"Что делать?" -- спрашиваю. А Луноликий отвечает: "Есть у меня тут с пяток компьютерных гуру, давай их и нагрузим". Пришлось идти на поклон, а что делать, если в родной Конторе Интернет считался забавой для прыщавых пубертатов.

Среди компьютерных гуру Луноликий слыл за своего. Впрочем и я уже нет-нет, да пару слов в разговор мог вставить. Разные эти гуру были: брюнеты и блондины, худые и толстые. Один вообще на осьминога был похож: глаза красные, весь белый, аж прозрачный. Сидит в полутьме, через жабьи зрачки на тебя глядит, а сам одной рукой по клавиатуре бегает. Потом -- скользнёт по монитору и выдает: "А что это, уважаемый ГэЭн (мои инициалы, они же -- кличка) твой отпрыск в Штатах делает?" Я -- в шоке! Вот это класс! Это ж немыслимая прозорливость, помноженная на мастерство! Благо, что в те годы Родной Конторе было глубоко фиолетово, где прожигают юность дети её сотрудников от многочисленных браков.

Спрут для демонстрации реноме либерала битый час уходил от прямого ответа, однако ж, сжалившись, процедил: "Ищите концы в молодёжном "Яблоке"". Звучало это как ворожба гадалки: "Думай на рыжего али на рябого...", но нам и малой подсказки хватило. Возможно Спрут пожалел о сказанном, но финальный звон стаканов освободил его от позднего раскаяния а нас -- от позора в расследовании дела. К утру на моём столе были списки, пароли и даже явки.

К сожалению, моё увлечение компьютерным ремеслом заканчивалось, как правило, сплошными неприятностями. Есть в одном старом анекдоте забавная такая фраза "Сёма, сынок, а ну, виними из попы пальчик и дай дяде здрасьте!" Применительно ко мне это звучало несколько иначе: "Герман Николаевич, вылезьте немедленно из Интернета и доложите обстановку!" -- такую фразу я слышал через день, когда снимал трубку "домофона" (прямой телефон начальника Управления). Смягчению неприязни начальства к моему хобби не помогало ничего: ни раскрытие фигурантов дел, ни активные он-лайн мероприятия, предотвращающие самые смелые замыслы упертых революционеров. А что поделать, всякий новатор обязан пройти тернии, прежде чем... угодить в отстойник небытия. В наших реалиях такой печальный исход -- единственный из возможных. Хорошо, что со мной всегда был верный Берия, который после работы мог утешить доброй ореховой настойкой, или пенным пивом из китайского термоса.

Когда кто-то заводит новых друзей, как правило этот кто-то непременно желает их познакомить. Я не был исключением. Настал день, когда я повел соседа Борьку на встречу с Луноликим Берией.

Во время описываемых событий средствам массовой информации еще верили или хотели верить. Просвещенная часть россиян по давней советской привычке пыталась читать между строк, анализируя противоречивые статьи "Московского комсомольца", "Коммерсанта" и "Советской России". Это вам не "Правда" с "Известиями" периода расцвета социализма! При социализме можно было сопоставлять публикации, чтобы следить за фигурантами увлекательной грызни за власть в Политбюро. Из новых СМИ выудить что-либо полезное для ума не представлялось возможным. Свобода -- она такая...

Электронные и бумажные СМИ конца девяностых уже вступили на скользкий путь молодой проститутки, ищущей подходящего сутенера. Общественное сознание погружалось в густой туман домыслов, слухов и дутых сенсаций. Политическая ориентация граждан приобрела религиозный характер. Для кого-то пророком становился Зюганов, кому-то нравились проповеди Жириновского, многие причислили к мессии похожего на микеланджеловского Давида Бориса Немцова, а склонные к либеральному сектанству провозгласили Богоматерью Валерию Новодворскую. Одни лишь алкаши оставались верными первому президенту России, божественное происхождение которого они горячо обсуждали в долгих очередях на пунктах приема стеклотары.

Немудрено, что в ядовитой атмосфере информационных испарений воспаленный человеческий мозг порождал сонм чудовищ. Ни у кого не вызывало сомнений, что адова кухня располагалась на Лубянке. Все, кто просачивался из её массивных дверей, по мнению обывателей, были обязаны иметь рога и копыта, исходить запахом серы и затевать скандалы в общественном транспорте.

Коллективное сознание, подпитываемое прокисшим бульоном газетных публикаций, решительно отказало неприкаянным чекистам в праве иметь непорочные души. А между тем в на "адовой кухне" кипели нешуточные человеческие страсти. Младшие офицеры, верные ленинским заветам, разъезжали на своих "копейках" и "шестерках" по штаб-квартирам коммунистов, расколовшихся как императорский фарфор на сотни осколков. По крупицам несли маленькие тайны, что удавалось выудить в секретных документах. К самому крупному осколку коммунистов -- Геннадию Зюганову, наведывались и более высокие чины, откладывая свои потайные яйца в его корзине, после чего тут же выезжали, чтобы наполнить яйцами лукошки их политических оппонентов. Наиболее богатую чекистскую кладку оставляли в приемных Ходорковского и Гусинского. Оба щедро спонсировали левых, но прежде всего -- своих союзников-либералов.

Лубянская обитель была средоточием и более понятных в миру внутривидовых разборок. Все, от младшего лейтенанта до майора включительно, жили большой корпоративной семьей, своеобразным чекистским братством. Не было среди них противоречий, да и что делить, если даже полковники в свободное от службы время подрабатывали таксистами, несли вахту в ночных клубах или выступали разводящими в многочисленных криминальных разборках. Я тоже в бытность полковником, подрабатывал у соседей ремонтом и делал сносную мебель для их кладовок.

И все же, начиная от полковника и выше, между членами ордена "плаща и кинжала" нарастала отчужденность. В этом постном слое первичных начальников царил дух здорового соперничества и нездорового злопыхательства. Все в точности так, как бывает в любом, даже самом рядовом гражданском учреждении. Но, сравнивая гражданский мир с чекистским, могу ответственно свидетельствовать о более выдержанных взаимоотношениях в коллективах последних.

На гражданке был сплошной курятник: кто занял шесток наверху, -- имел полное право метить помётом нижепримостившихся. Нечто подобное среди военных проявлялось в интервале полковник -- генерал. Но и тут здоровое соперничество сдерживалось понятием офицерской чести. Честь офицера -- это не пустой звук, как бы не пыталась расшалившая общественность загнать ее носителей под нравственный плинтус. В то же время на самом верху между силовыми ведомствами разгорались совсем нешуточные конфликты.