Страница 10 из 17
Если ребенок не издавал при рождении ни звука, то громко стучали по казану или по другому металлическому предмету. Когда в семье все дети умирали, то муж разрубал пуповину на пороге. Могли также имитировать продажу родившегося ребенка за мешок кизяка. При этом «продавец» находился внутри помещения, а «покупатель» – снаружи, так старались запутать нечистую силу, чтобы сохранить жизнь ребенку [Ерназаров, 2003, с. 90, 91]. Иногда действовали иначе: в дом приходил шаман и говорил: «Вы украли моего ребенка, отдайте его», и, несмотря на сопротивление родителей, забирал малыша. Через некоторое время родители шли к нему и якобы покупали у него своего ребенка. Знахарь отдавал младенца не через дверь, а из-под боковой части юрты (кереге), и ребенок считался купленным. Есть и другие хитрости. К примеру, чтобы такой ребенок долго жил, его «проводят» между ног семи бабушек [Кенжеахметулы, 2004].
В былые времена послед сразу зарывали в землю, а пуповину вешали в юрте, пока у младенца не отпадет ее остаток, после чего всё это закапывали. Ребенка мыли на второй день. В случае рождения ребенка в «рубашке» послед нужно было вымыть, высушить и. завязав в узел, хранить, чтобы малыш не болел и не стал калекой. У казахов Южного Алтая послед закапывали в отдаленном, ритуально «чистом» месте [Коновалов, 1986, с. 103].
У казахов, как и у каракалпаков, в случае смерти детей послед с семью черными камешками заворачивали в белую кошму и подвешивали к шаныраку [Шаханова, 1999, с. 19, 22, 23]. «Бывали случаи, когда новорожденные умирали один за другим, а родители старели бездетными. Тогда очередного младенца проносили под подолом нескольких старушек, что прожили долгую жизнь. Таких детей нарекали Ушкемпир, Торткемпир» [Оспан, 2005, с. 30, 31].
Если в семье было много детей, то послед давали бездетной женщине, которая должна посидеть на нем и вернуть с подарком (ақтық). Бывали случаи, когда бездетные женщины старались украсть послед. Такие же приемы контактно-имитативной или инициальной магии применяли для стимулирования детородности бездетные женщины-турчанки, хотя роженица старалась воспрепятствовать этому, боясь навредить своим детям [Серебрякова, 1980, с. 167]. В Южном Таджикистане [Мадамиджанова, 1995, с. 113] бесплодная женщина-арабка готовила кавордок из украденного ею последа и съедала его, она могла наступить на послед роженицы, после чего бесплодие должно было перейти к последней. Бездетная женщина выпрашивала у многодетной матери что-нибудь из ее вещей, но та, как правило, отказывала.
Присутствующие в помещении женщины, посмотрев в сторону новорожденного (если это был мальчик), плевали на пол со словами: «Фу, дряной мальчик», что делалось во избежание сглаза [Кустанаев, 1894, с. 167].
Согласно традиционному представлению казахов, характер ребенка наследуется от повитухи (кiндiк шеше), которая обязательно получала кіндік кесер (подарок). В дальнейшем кіндік шеше считается второй матерью ребенка, она могла прийти в семью, где растет ребенок, и даже попросить любую вещь, и ей не отказывали. Вместе с тем, она должна была помогать ребенку по мере возможности.
Как только женщина разрешится от бремени, режут самку белой овцы (қалжа кой), чтобы женщина была плодовитой, а роды проходили у нее благополучно в дальнейшем. В прошлом за байской женой ухаживали после родов 40 дней, а жена бедняка вставала через сутки или на третий день.
В наши дни в сельской местности роженице в первые три дня дают специальное блюдо қалжа (разведенный курт с горячим растопленным курдючным жиром) либо горячее молоко с разбавленной в нем мукой, прожаренной на курдючном жире, бульон, жареное просо (тары) и чай с молоком. Считается, что это способствует сохранности зубов и придает силы. Родные, близкие и просто знакомые приносили в дом қалжа, проявляя заботу и внимание к молодой матери.
В прошлом у казахов, каракалпаков [Этнографические очерки, 1969, с. 215] и других тюркских народов к только что родившей дочери обязательно приезжала родная мать и привозила колыбель со всеми принадлежностями для первого внука. В дальнейшем она дарила внукам только постельные принадлежности и одежду. Бабушка привозила также қоржын, где были сливочное масло (қарын май), жент, ит койлек («собачья рубашка») с длинными рукавами. Оставаясь в доме зятя, она помогала дочери ухаживать за младенцем. В сельской местности эта традиция жива до сих пор.
Казахи считают, что каждый ребенок при рождении забирает у матери один зуб. Выпадение зубов у беременной женщины, называемое шілде қаққан, объяснялось отсутствием в былые времена соответствующего ухода за зубами во время беременности и после родов. Выпадение зубов объясняли также нарушением беременной запрета отгонять собак словом «кет» («уходи»).
Сообщая отцу о рождении дочери, казахи говорили: «Қырық жеті туды» («Сорок семь родилось»), намекая на богатый калым, который он получит в будущем [Малицкий, 2011, с. 325].
Статус невестки-матери
Если молодую невестку называли келін или келіншек, то невестка-мать удостаивалась уже более почетного обращения – әйел. После рождения ребенка в связи с переменой статуса невестки менялись ее облик и костюм. В торжественной обстановке ей надевали кимешек (в южных областях, как уже упоминалось, такое действие производилось сразу после свадьбы). Замужней женщине-матери было неприлично одеваться, как девушке, это считалось легкомыслием. Замужняя женщина могла надеть синее, зеленое, коричневое или цветное платье, а красное платье, предназначенное для молодых, было по этикету для нее неприемлемым; в сельской местности это имеет место и в настоящее время. Эти же установки распространялись в прошлом и на головной убор: так, яркий разноцветный платок могла носить невестка до появления первого ребенка.
Уважение женщины в семье соотносилось с количеством рожденных ею сыновей. Женщин от 30 до 50 лет, родивших много детей (более семи), называли сары қарын («многодетная мать»), а почтенная женщина старше 50 лет, имеющая взрослых сыновей, удостаивалась статуса бәйбіше, хотя в прежние времена так называли первую, старшую, жену.
Бесплодная женщина пребывала в униженном положении. Муж в этом случае имел право взять в дом вторую жену и, убедившись, что первая жена никогда не родит ребенка, забрать у нее имущество, скот и передать всё это другой жене, ставшей матерью, а униженную жену подселить для присмотра в юрту к одной из своих старших жен [Стасевич, 2007, с. 204]. При этом первая (бесплодная) и вторая жены были дружны между собой, поскольку бесплодная должна была всячески угождать второй жене, осознавая свою вину.
Если бесплодным был мужчина, то его жена решалась родить детей от другого мужчины, лишь бы не быть бездетной. В связи с этим, приведем пословицу, бытовавшую в подроде қанай (село Чубартау Абайского района Восточно-Казахстанской (быв. Семипалатинской) области): «Ойнас қылда ұл тап» («Роди детей хоть от блуда»). Бесплодный муж закрывал на это глаза, поскольку традиционное общество отрицательно относилось к бездетным мужчинам.
Этикет супругов
Женщина в фертильном возрасте всегда была уважаема. Отметим еще раз, что в особом почете была многодетная мать, имеющая много сыновей. Если были одни дочери (это расценивалось негативно), то муж брал новую жену. Несмотря на многоженство, у казахских мужчин отсутствовали сексуальные извращения [Малицкий, 2011, с.?].
У хакасов была пословица: «У вырастившего скот сыт желудок, у вырастившего детей сыта душа». Женщине, родившей и вырастившей девять сыновей, даже разрешалось ездить верхом на освященной шаманом лошади (ызых) [ИЭХ, 2004, с. 23].
Муж ценил в жене внешнюю привлекательность, ее покорность, трудолюбие, ум. Проявление лидерских качеств со стороны жены было недопустимо. Она могла лишь исподволь давать мужу советы, а в случае успеха – хвалить его. В народе говорят: чем чаще жена хвалит мужа, тем быстрее он станет богатым и значимым. Несчастьем для мужчины была сварливая, скандальная жена, которую он терпел, если у него не было средств взять в дом вторую жену.