Эхо безмолвия

Айгуль надела на палец перстень, который хорошо знала, и вышла из юрты. Стон вырвался из ее груди. Чтобы никто не смог наблюдать за ней, она, беспрерывно целуя перстень, ушла в степь. Там у нее вырвался радостный крик: «Он оставил перстень мне на память! Выходит, я для него хоть немного, но что-то значила!» «Видимо, это украшение – извинение за расставание, если учитывать его воспитанность и доброту. Ведь у него, кроме этого перстня, ничего не было. Все подарки он давно раздал аульным, – подумала Айгуль. И тут она вспомнила собственные слова, сказанные Людвигу о перстне, как о магическом талисмане. «Скорее всего, он оставил этот перстень мне в качестве пожеланий счастья», – подумала она. Вдруг ее осенило, как Людвиг говорил, что этот родовой перстень передается из поколения в поколение. «Значит, он оставил мне весьма ценную для него вещь! Знал бы он, что я ношу под сердцем его дитя, – мелькнуло у нее в сознании. – Ему, родившемуся дитя, я и передам перстень в свое время. Как хорошо, что я всегда могу выйти в просторную степь, чтобы высказать природе сполна, что у меня накопилось на душе, – и хорошее, и плохое!» – подумала Айгуль, возвращаясь в аул.

Мать, обратив внимание на то, что дочь не ест мяса, и вместе с тем периодически молча улыбается, спросила: «В чем причина такой радости?» Тут Айгуль не выдержала и призналась матери, что ждет ребенка. Та, конечно, была в ужасе, начала причитать и корить дочь: «Какой позор нашему дому!» Затем стала предлагать разные варианты прерывания беременности с помощью повитухи или знахарки. Айгуль напрочь отвергла все предложения, сказав: «Я лучше умру, чем лишусь ребенка!»

«До чего же сильная и независимая моя дочь!» – подумала с некоторым удивлением и удовлетворением мать. По сути, именно сияющий вид дочери придал силы и уверенности матери. Отец тоже заметил настроение дочери, ошибочно приняв это за новую влюбленность. Когда жена поделилась с ним, Ахмет пришел в ярость, обругав жену за то, что недосмотрела за дочерью, но с Айгуль не стал даже разговаривать. Ахмет имел привычку, прежде чем гневаться и кричать на дочерей, призывать вначале разум, уходя в размышления. Он думал: «Вот как, оказывается, далеко зашли отношения Айгуль и Людвига. Как же это могло случиться? Больше всего я доверял своей не по годам умной старшей дочери. Она у меня была как правая рука, и надо же, что именно она совершила такую роковую ошибку…»

Однако ругать Айгуль он не стал, понимая, что ей и так тяжело. Ахмет стал искать выход из ситуации – как спасти судьбу любимой дочери. Отдавать беременную дочь согласно колыбельному сговору за сына своего друга он уже не мог. Да и друг его не вспоминал об уговоре, так как сын его вырос никчемным и болезненным, лишенным смекалки и рассудительности.

Наконец, он принял решение отдать дочь замуж, пока люди не распознали ее положение, за одного мужчину из рода төленгұт, в котором было перемешано много этносов. Звали его Ерлан, он был старше Айгуль на восемь с небольшим лет. Корни его, говорили, восходят к хакасам. Некоторые знали, что он бесплоден, две его жены, потребовав развода, ушли одна за другой и вышли замуж.

Ерлан страдал от этого. Казахи таких мужчин называли құ бас, т. е. бесплодный и одинокий. Ему не позволялось сидеть со сверстниками на собраниях, праздниках, его место было ниже других… В традиции казахов было продумано много разных мелочей для унижения достоинства таких мужчин.

Ахмет решение-то принял, но тут же подумал: «Сколько разговоров и пересудов возникнет у родственников. Все будут удивлены: как можно было очаровательную, умную и бойкую Айгуль отдать за простого, неименитого и нечистокровного казаха?! В чем причина такой поспешности?»

С другой стороны, если родичи распознают, что Айгуль в положении вне брака, некоторые из них, приверженцы старых традиций и строгой морали, потребуют, чтобы дочери отрезали косы – вещественный знак ее позора. Сможет ли сама Айгуль и родители пережить такое?

С тяжелыми мыслями и ничего не придумав, Ахмет отправил к Ерлану посыльного. Через день тот приехал. Он был на вид абсолютно нормальный мужчина, никто даже не заподозрил бы о его изъяне. Ахмет, ничего не утаивая, рассказал всю правду, как есть, и обозначил проблему: «Ерлан, мне бы хотелось все обставить таким образом, чтобы мы не могли бы отказать тебе в выдаче дочери. Иначе пойдут пересуды и сплетни среди родственников, что скажется на репутации младших дочерей. Да и мне хотелось бы доживать свою старость в уважении», – сказал Ахмет.

Ерлан, подумав, сказал: «Уважаемый мырза Ахмет, спасибо вам за правдивость и честность. Я не могу скрыть свою радость от возможности стать равным в обществе. В ответ на ваши печальные сомнения могу сказать, что есть один выход!»

И он подробно изложил свой план, который Ахмет одобрил. Через десять дней жители аула стали свидетелями, как Ерлан принес убитую птицу фламинго, на которую была надета мужская рубашка красного цвета, а на шее был повязан также красный шарф. Все были в недоумении. Ерлан же, подойдя к юрте Ахмета, громко во всеуслышание заявил: «Уважаемый мырза Ахмет, я принес вам фламинго и требую взамен отдать свою дочь Айгуль, которую я безмерно люблю!»

Выйдя из юрты, покрасневший Ахмет молчал, не зная, что ответить. Тогда Ерлан продолжил: «По закону моих предков-хакасов вы не имеете права отказать в моей просьбе. В противном случае птица фламинго накажет вас, и ваша дочь непременно умрет в ближайшее время!» – «Я согласен! Я не могу рисковать любимой дочерью», – сказал Ахмет.

На этом и закончилось представление. Через три дня сыграли скромную свадьбу, учитывая щекотливое положение обеих сторон, и любимая дочь уехала к мужу.

Айгуль привыкала к новому дому. Всегда бойкая и смелая, теперь она стала тихой и настороженной. Она думала: «Как же мне быть, как угодить мужу, что взял меня такую? Неужели такое бывает, когда один обманул, а другой приголубил?»

Так она проходила долгие восемь месяцев. Наконец, когда стали приближаться роды, Ерлан пригласил повитуху – кіндік кесер (отрезающая пуповину) и отправил человека с вестью к матери жены, которая не замедлила вовремя прибыть с колыбелью. Повитуха стала совершать магические обряды[14] для облегчения родов, обратилась с просьбой о помощи к Биби Фатиме – богине плодородия, покровителей детей и домашнего очага. Женщина принимала роды со словами: «Не моя рука, а рука Умай, Биби Фатимы». В это время мать Айгуль поставила варить мясо со словами: «Қара қазан бұрун туа ма, қара айел тез туа ма» («Что раньше произойдет: сварится мясо или разрешится женщина?»)[15]. Наращивать количественно и качественно другие магические приемы не пришлось, поскольку Айгуль, к всеобщей радости, наконец-то разрешилась. Каково же было удивление, когда родилась двойня.

«Нужна еще одна колыбель!» – воскликнула повитуха. Опытная повитуха мальчику пуповину обрезала ножом, а девочке – ножницами.

Ерлан, следуя традициям, также совершил определенную обрядность с пуповинами детей[16]. Счастливый отец вручил повитухе ценный подарок и стал с радостью любоваться детьми. Через несколько дней родители разглядели, что дети беленькие с синими глазами. Правда, волосы у них были черные, как у матери. Дочь назвали Катипой, а сына – Алиханом. Айгуль была очень счастлива. Она с улыбкой наблюдала за спящими детьми, находя в них знакомые и любимые черты: изящные носики, красиво очерченные губы. В качестве колыбельной она все время напевала детям мелодию, подаренную когда-то возлюбленным. Именно так она осмысливала эту прекрасную музыку – как подарок, которым можно обогревать свою душу. Она размышляла: «У меня от него остались дети, перстень и мелодия». Однажды в промежуточном состоянии между сном и явью она вдруг увидела, как Людвиг нагибается над колыбелью детей и целует их в щечки.

14

Магические обряды, совершаемые для облегчения родов, заключались в том, что открывали все емкости (сундуки, лари, шкафы), развязывали все тюки, узлы, вскрывали баранью брюшину (қарын), где хранилось сливочное масло, затем расплетали косы роженицы и снимали с нее все ювелирные украшения. Более того, разрывали подол женщин, находившихся в помещении.

15

Таким образом, согласно обычаю жарысқазан вызывали на соревнование роженицу и котел, что должно было магическим образом ускорить благополучный исход родов.

16

Обычно пуповину мальчика, завязанную в тряпочку, привязывали к гриве лошади с целью стимулировать в будущем у ребенка способность разводить скот. Пуповину девочки клали в сундук, чтобы она стала искусной мастерицей.