Эхо безмолвия

В таком состоянии – бледным и с глазами, полными недоуменья и ужаса, увидела его Айгуль. Она быстро подошла к нему. «Что с вами, вам плохо? Что случилось?» – заботливо стала расспрашивать его она. Людвиг без слов указал на внутрь юрты. «Что такого там может быть? Давайте зайдем туда!» Он не мог двигаться, но, не желая показаться Айгуль трусом, последовал за ней. Каково же было его удивление, когда он понял, что это наряженная деревянная болванка – тұл имитировала покойного Камбара. Перед этой болванкой на коленях расположились его жены и запели вновь траурную песню, восхваляя его заслуги перед народом, семьей и сетуя на свою несчастную судьбу.

– Так должно продолжаться вплоть до годовщины. Таков обычай, – сказала Айгуль. – К концу года мужчины будут сваливать тұл, переламывать копье под отчаянное сопротивление и рыдания жен, детей. На этом будет закончен траур, и жены выйдут замуж за его младшего брата Бахыта. Пойдемте, я провожу вас, – сказала Айгуль и повела его к жилищу.

– У меня еще кружится голова, – сказал Людвиг.

– Ничего, все пройдет.

– Подышать бы свежим воздухом, тогда, может быть, и полегчало-бы, – ответил он.

– Если хотите, мы можем погулять за аулом, полюбуемся на звезды, – предложила Айгуль.

– А как же ваши родители, что они скажут?

– Они уехали в гости в другой аул, а сестренок я уложила спать.

– Я буду рад, – ответил Людвиг.

Вскоре они оказались одни за аулом. «Пойдемте к холму», – предложила девушка. Пока они шли, наступил вечер. «Боже, какая красота!» – глядя на закат, сказала Айгуль. «Какая же она поэтичная», – подумал он.

– У вас такая же красивая природа? – спросила она.

– Конечно, только у нас гораздо больше зелени, деревьев, лесов. – Айгуль, объясните, почему при перекочевке в начале семейного каравана везут купольный свод шаңырақ?

– С удовольствием расскажу. У нас, у казахов қара шаңрақ родителей – самая важная часть юрты, она передается из поколения в поколение. В наших мыслях шанрак связывается с родом, духами предков по мужской линии. Даже маленькая юрта с қара шаңрақ, который по обычаю достается младшему сыну, считается самым большим и почетным домом – үлкен үй. Если умирал последний человек из рода, шаңрақ оставляли на его могиле, что означало прекращение рода. Поэтому при перекочевке эту часть юрты везут впереди всего.

«Как толково она объясняет, до чего же она умна!» – с восхищением отметил он про себя. – Какой необычный узор на вашем перстне! – отметила Айгуль.

– Это наша фамильная монограмма, можно сказать родовой знак. Из сплетения начальных букв имени и фамилии моего деда Артура Вебера образован этот узор. Мой дед передал моему отцу, а он перед смертью – мне. Я же должен передать своему сыну. Таким образом, этот перстень должен передаваться из рода в род по линии нашего рода, – закончил Людвиг.

– Как это интересно, когда конкретный предмет может связывать предков и потомков в единую цепочку. Этот перстень, можно сказать, магический талисман вашего рода. Почему он такой крупный? – спросила девушка.

– Дело в том, что в нем можно было хранить… – и на этих словах оборвалась фраза Людвига из-за неожиданно промчавшегося почти рядом всадника.

– Не случилось ли чего-нибудь?! – спросил обеспокоенный Людвиг.

– Нет, все в порядке. Если бы это был человек с плохой вестью, он бы уже издали громким возгласом или плачем дал бы знать. Скорее всего, это просто лихой наездник. Смотрите, звезды высыпали! – сказала Айгуль.

– Хочешь, я тебе расскажу о звездах? – спросил Людвиг.

– Конечно, хочу, мне никто об этом никогда не рассказывал. Мне интересно знать о звездной белой полосе, у нас ее называют Птичья дорога (Құс жол). А как у вас называется?

– У нас это длинное скопление именуют как Млечный путь. Название связано с мифом древних греков, где сказано, что эта звездная полоса образовалась из-за разлитого в небе материнского молока богини Геры, которая кормила грудью своего сына Геркулеса. И мы, и вы – азиаты – связываем эту полосу с важными понятиями.

– Боже, какой вы умный, как много знаете! – с восхищением отметила Айгуль.

Людвиг улыбнулся ее словам. Продолжая рассказывать, он вдруг непроизвольно обнял ее за плечи и был поражен, что она не отстранилась от него. Айгуль давно ждала от него решительных шагов. Общаясь с ним, она настолько сблизилась с ним духовно, а главное, смогла понять его большой и необычный мир, который ей казался сказочным. Она полюбила его, сама не ожидая этого.

Ей было все равно, что будет с ней завтра и что скажут родители, родственники, аульчане. Быть с ним и прикасаться к нему было все равно, что слиться с целым мирозданием, остальное казалось не существенным.

Разум Людвига отказывался слушать предупреждения внутреннего голоса. Это был не только могучий зов плоти, это было сверхромантическое чувство. Ее свежесть, духовная чистота, порывистость не оставили ни одного шанса сопротивляться могучему притяжению. Все смешалось и закружилось в водовороте любви: звезды, запах травы, степной воздух. Людвиг со всей нерастраченной страстью осыпал поцелуями ее губы, глаза, атласную ароматную кожу, гладил ее роскошные смоляные волосы, а затем напел проникновенную мелодию. «Сколько спокойствия и степного раздолья в этой музыке…» – прошептала, засыпая, Айгуль.

Проснулись они от утреннего солнца. «Надо быстрее идти домой», – сказала, несколько смущаясь, Айгуль. Она была та же, но в ней появилась какая-то робость. Он был ее первой любовью. «Что он обо мне думает?» – с некоторой тревогой размышляла девушка.

«Может быть, она жалеет о нашей близости?» – думал Людвиг, почувствовав мощный прилив энергии. Он своим сознанием устремился к делам, не догадываясь, что теперь он, как мужчина, должен взять на себя ответственность за нее и решить их совместную судьбу.

Прошло три дня. Осмысление времени и жизненных событий у мужчин и женщин происходит абсолютно по-разному. Айгуль не выходила из дома. Для нее эти три дня растянулись на три года. В сознании уже в тысячный раз прокручивалось все до мелочей: та ночь и та умиротворенная мелодия, напетая Людвигом. Она испытывала то полное счастье, то острое отчаяние от того, что он не ищет с ней встречи. Если раньше она могла запросто прийти к нему сама, то теперь ждала первого шага от него. «Если я ему нужна, он пришлет кого-либо из детей» – думала Айгуль. Ей даже в голову не пришло винить Людвига в чем-либо.

«Я сама, только сама виновна в том, что произошло той ночью», – размышляла Айгуль. Если раньше у нее было к нему девичье романтическое чувство, то теперь она любила его со всей земной страстью. Ей казалось, что она уже прожила свое, отпущенное судьбой на каждого человека счастье. Что же еще нужно? Она не жалела ни о чем, хотя знала, какие тяготы ожидают ее в жизни. Ощущение того, что она была близка с любимым человеком, утонченным и благородным, каким она его воспринимала, перекрывало с избытком все предстоящие ей трудности. Умом Айгуль понимала, что ей никак нельзя претендовать на роль его жены, однако чувства, целиком властвуя над ней, стремительно направляли ее сознание к нему с его необъятным миром.

Людвиг же в эти три дня был занят осмыслением новости, доставленной тем самым всадником, галопом промчавшимся мимо них там, в степи. Этот гонец сообщил, что со дня на день возвращается экспедиционный отряд за ним, Людвигом. Он стал упаковывать свои вещи, постоянно думая о том, что надо поговорить с Айгуль. Он стал взвешивать реальные шансы вероятностной будущей совместной жизни в Австрии. Он понимал, что общество, в котором он постоянно вращается, могло не принять Айгуль. Скорее посчитают ее дикаркой, не знающей ни языка, ни светских манер, и это было так…

В то время когда Людвиг весь был в раздумьях, мать Айгуль получила известие о неожиданной смерти годовалого ребенка – внука своей сестры, что жила в другом ауле. Она сразу же стала собираться в дорогу, предупредив Айгуль, что та, как старшая дочь, должна ее сопровождать. По традиции, когда умирали малые дети, выражать соболезнование можно было без мужчин, лишь одним женщинам. Тем более что Ахмет должен был участвовать в сорокадневных поминках бая Камбара. Через час женщины спешно сели на коней и отъехали.