Небытие

Она хотела извиниться перед своей малышкой, для которой и украла сыр. Старуха ополоснулась у ближайшего колодца, гневным рыком отогнав тявкающих собак, пальцами расчесала седые локоны и нацепила на лицо улыбку.

Только ради Дарены.

– Баба! – слишком резвым криком встретила Старуху внучка. – Баба!

– Здесь я, Даренушка моя, здесь, милая моя…

Старуха не договорила. Внучка стояла у ставень и тыкала пальчиком наружу, молвя: «Баба!» И баба появилась. Элиза бросилась к малышке, словно змея, в секунду затянула визжащую Дарену в окно и пропала.

Лишь едва отошедшие от проказ ведьмы селяне проснулись от протяжного воя, схожего с плачем волчицы, потерявшей своих волчат. Не успевшая спасти Дарену, Старуха билась головой об стену и выла, орала, пока её, испачканную в своей же крови из разбитого носа, не оттащили прибежавшие на шум соседи.

***

«…Ты не злись на люд напрасно, без причины не кричи.

Коль не нравится товарищ – постарайся, выдюжи.

Коль покроешь благим матом, Волочайку вспоминай;

Как в часы беды ужасной шлюху бросил родной край!

Не сдалась красна девица, к ведьме ринулась она,

Выкрала заветный свиток, тайну магии прочла.

Собрала она крапивы голой рученькой своей,

Чтобы волку сшить тунику, дабы мужем стал скорей!»

(Народное творчество, отрывок из «Поучительного сказа о доброй Волочаюшке и зачарованном муже-волколаке»).

«Горбатого могила исправит, тебя же я сама убью!»

(Злоба, подслушанные соседями крики).

Измученная, уставшая, промокшая, но счастливая Злоба вышла из болот. Люди оглядывались на неё, пялились на лысину, смеялись, однако девушке было искренне наплевать на их мнение. Она вяло брела к своему дому, а собаки молча косились на неё, боязливо принюхивались к трупному смраду. Оказавшись в избе, Злоба приказала экономке растопить баню, пошатываясь, поднялась на второй этаж, в спальню, и тут же перестала быть счастливой.

Муж лежал в кровати с пухленькой красавицей, некогда гулявшей возле их дома с беременной подругой.

Блуд зевнул, как сытый кот, приоткрыл один глаз. Крякнул от неожиданности, подпрыгнул, сверкнув наготой. Любовница обиженно замычала, потеряв источник тепла, тоже раскрыла глаза и побледнела.

Тот вечер Блуд, красавица и обычные прохожие запомнили надолго. В результате небольших телодвижений и криков под стать четвёртой октавы либо чистый альт, Злоба одарила соперницу фингалами под оба глаза, а мужа напугала так, что тот выбил ставни и выпрыгнул из окна, ибо девушка оккупировала выход. После этого мужчина чуть меньше двух дней сидел под крыльцом, как провинившаяся собака, пытающаяся таким вот способом извиниться перед хозяином.

Сказать, что соседи привыкли к таким зрелищам, значит, молвить правду. Они знали Злобу, когда та ещё ходила в девках и, как дочь именитого боярина, крутила непозволительные романы с обычным крестьянином. Они знали и подросшую красавицу, недолго оплакивавшую смерть родителей, вышедшую за муж за трудолюбивого простака, на которого никогда нельзя было долго злиться. Поэтому соседи не постеснялись подкормить глупца, дабы совсем не истощал.

К вечеру второго дня жена впустила мужа в дом. Макушка девушки уже успела обрасти острой щетиной, а сама Злоба была подозрительно доброй, не терзала мужа, в порыве грусти переспавшего с первой встречной.

Той ночью, как ни странно, они занялись сексом. Злоба настойчиво хотела доказать Блуду, что лучше её нет никого! И у неё это получилось аж два раза.

– Ох, Блуд… Ох.. АЙ!

– Что?! Что такое?

– Комар цапнул прямо в зад, но я не об этом. Мне надо с тобой…

– В зад? Вот подлец! Где он? Замри. Кажется, я нашёл его.

– Ой! Не шлёпайся, Блуд! Хах-а… ну, убери свои руки, Блуд. Блуд! Мне надо с тобой серьёзно поговорить.

Девушка нахмурилась, скривила губы. По-детски обиженное лицо совершенно не подходило той ситуации, в которой Злоба находилась, ибо Блуд, нависнув над ней, самозабвенно мял грудь жены, словно упругое тесто для пирога.

– Блуд, проведай Элизу и вымолви у неё прощение. Пожалуйста.

Азарт исчез. Мужчина, цокнув, отстранился от жены. Лёг рядом набок, чтобы видеть её лицо, направленное на плафон, украшенный орнаментом цветочных узоров, красных и чёрных.

– А тебе не показалось?

Девушка закусила губу, гневно покраснев. Вздохнула, выдохнула, вздохнула, выдохнула. Успокоилась.

– Нет, не показалось. На моей голове снова растут волосы – чем не доказательство правды?

– Она могла обмануть: «Отпущу её, покамест других не приведёт, а там всех сцапаю!». Элиза стала мавкой. Покуда нам знать, о чём она кумекает? Ты не чуяла подвоха?

– Нет, – поморщилась Злоба. – Кажись, нет. Я нутром чуяла: Элиза не навредит.

– Ага, нутром чуяла, – хохотнул Блуд.

Вены на висках Злобы напряглись, девушка совершила ещё одну процедуру вздохов-выдохов. На этот раз помогло меньше. Муж посмотрел на неё с малой толикой удивления, но без понимания.

– Знаешь, – Злоба тоже легла набок, – между тобой и Элизой есть связь, которую надобно разорвать. Ты не знал, что она была обрюхачена тобой? Я умолчала об этом, однако сейчас скажу: малышка родилась мёртвой.

– Как Элиза?

– Просто мёртвой. Я закопала её, хотя могла съе… – Злоба тряхнула головой, что-то буркнув под нос. – Она закопана на полянке посреди топи, где полно брусники и клюквы.

– Жалко, – неоднозначно сказал Блуд и отвернулся к стене.

Злоба минуту наблюдала за мужем. Разглядывала его тощую, загорелую спину, пытаясь побороть желание столкнуть этого труса с постели.

– Ладно, я сама вымолю прощение за тебя.

Мужчина не ответил. Злоба перевернулась на спину и натянула одеяло, умышленно не пожелав спокойных снов.

***

Она замотала голову платком и для отвлечения внимания сделала огромный акцент на глазах, нещадно выделив их косметикой, привезённой с востока. Учитывая то, что местное женское население не знало других средств, кроме репы, коей натирают щёки, результат должен был быть сногсшибательным.

Однако его никто не мог оценить: слобода разом опустела. Огромное скопление народа нашлось у церкви. Те, кто пришли с желанием действовать – а их было не больше двадцати, – несли с собой мотыги, факела, вилы, серпы и самодельные луки с кривыми стрелами гусиного оперения. Остальные собрались поглазеть и погалдеть.

Отец Ростислав расположился на ступенях, ораторствуя и яростно жестикулируя. К нему липла рыдающая Старуха, согнутая, казалось, в разы постаревшая. Наконец, она отстала и рухнула на колени, взглядом холерика водя по сторонам.

– … и единственный способ – сжечь окаянное тело, взятое Диаволом под контроль, – кричал священнослужитель. – Тогда вернётся спокойствие и исчезнет голод, ведь вы все знаете, что именно мавка потопила наш скот, что именно она заразила муку и зёрна спорыньей. Так отомстим ей, во имя бога!