Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 112



Всеобщая подозрительность охватила город до такой степени, что родители боялись появляться на людях со своими детьми, чтобы окружающие не подумали, будто они нарочно демонстрируют покой и благополучие, которых на самом деле нет, поскольку их совесть чем–то замарана.

В городской тюрьме все еще пребывала в истерическом состоянии гувернантка Доббсов Бригитт Ворбус. Ее многократно допрашивал лично комиссар Вутс, добиваясь точного описания человека, похитившего бедную девочку.

— Он был в шляпе? — спрашивал комиссар.

— В канотье! — уже истерически кричала гувернантка.

— Какого цвета были его носки?

— Рыжего!

— Какой был у него голос?

— Женский!

— Вы что, с ума сошли? — спрашивал Вутс. — Быть может, вы еще скажете, что он был не один, а их было двое? Или четверо?

— Одиннадцать! — кричала Бригитт Ворбус. — Как в команде регбистов! А двенадцатый, запасной, сидел на дереве! Что вы от меня хотите? Я не помню, как он выглядел и сколько их было! Ут пора кормить, вы понимаете? Пора кормить! Ищите мою девочку и не терзайте меня!

— Вы уверены, — перебил ее Вутс, — что преступник был в канотье?

— О Боже! — только и могла выкрикнуть гувернантка.

В конце концов окончательно разозлившись, она цала описание человека, укравшего Ут Доббс, составленное из суммированного внешнего вида племянника сенатора Набеля и его суки Блюмы: лысый череп, зеленые глаза, длинные зубы, короткие ноги, плачущий голос и отвислый зад.

Самым удивительным было то, что как в воду она смотрела.

К вечеру Таратура принес Гарду справку, прочитав которую комиссар понял, что конец веревочки, образовавшей сложный и запутанный клубок, он все же ухватил. Оказалось, что у всех ста сорока девяти детей — семидесяти пяти девочек и семидесяти четырех мальчиков, — согласно данным картотек, хранящихся в детских консультациях, была одна группа крови: первая. И одинаковый резус–фактор: отрицательный! Все прочие медицинские данные не поддавались систематизации ввиду полного разнобоя.

Это и был, очевидно, тот самый недостающий роковой признак.

— Завтра же утром вы отправитесь к Пусе, — сказал Гард инспектору Таратуре. — Возьмите документы налогового работника и проверьте доходы фирмы. Действуйте спокойно, вежливо, но предельно внимательно. Заодно прихватите у него десятка полтора фамилий клиентов — на выбор, из реестровой книги — и проверьте, есть ли среди побывавших в парикмахерской и не пропавших — не пропавших! — такие, у которых первая группа крови и отрицательный резус–фактор. Поняли меня?

Таратура кивнул.

— Я буду ждать телефонного звонка. Здесь. Прямо с утра.

— Договорились, шеф, — сказал Таратура.

Рано утром следующего дня маленькая Ут Доббс осторожно вошла в спальню своих родителей. Потрясенный миллионер не поверил своим глазам, а жена его тут же упала в обморок.

Прибывший на место комиссар Вутс мягко допросил Ребенка в присутствии сенатора Доббса и инспектора полиции Моргинса.

— Где ты была?

— У дяди Набеля.

— Что ты там делала?

— Играла с Блюмой.

— А что ты ела?

— Все.

— Кто же тебя кормил?

— Дядя Набель.

— Он не выпускал тебя из комнаты?

— Я сама не хотела.

— Почему?



— Мне надоела Бригиттка.

— Где же ты спала?

— В кресле.

— А чем укрывалась?

— Портьерой.

— Ты сама придумала спрятаться?

— А кто же еще?

Дальнейший допрос девочки был бессмысленным. Срочно вызванный Набель промычал что–то плачущим голосом, потом нежно погладил Ут по головке, а затем показал кулак той стороне здания, где находилась комната гувернантки Бригитт Ворбус. Неожиданно для Вутса и Моргинса он оказался от рождения глухонемым.

Как выяснилось при дополнительной проверке, серый платок, пропитанный фтолметилсупергипритом, из–за которого свалилась с ног гувернантка Ворбус, принадлежал ей самой. Прибирая спальню хозяев, она, по своему обыкновению, хотела воспользоваться чужими дорогими духами, но перепутала флаконы. Зачем, в свою очередь, понадобился фтолметилсупергиприт сенатору Доббсу и его супруге, выяснять никто не решился.

Тут же был дан отбой по всем официальным и неофициальным каналам.

Гард еще находился дома, когда ему позвонил Дитрих. Коротко сообщив суть происшедшего, он предупредил Гарда, что сейчас с ним будет говорить генерал Дорон.

— Комиссар? — услышал Гард через секунду. — Дело кончилось фарсом, но я рад такому исходу. Двадцать процентов вашего гонорара будут перечислены вам немедленно. Благодарю за усердие.

И трубка, не дожидаясь гардовского ответа, возвестила об окончании разговора короткими гудками.

“Для кого дело кончилось, — подумал про себя Гард, — а для кого только начинается”.

По дороге в управление Гард купил “Мир пять минут назад”, утренний выпуск, и на первой же полосе прочитал сообщение о том, что никакого рэкетирства в стране нет. “Слухи о нем, — читал Гард, — имевшие целью посеять панику и неразбериху, пущены представителями оппозиционной партии, которая уже начала подготовку к очередным выборам в сенат”.

Удивительно просто решались проблемы в Ньюкомбе!

Таратура позвонил Гарду около десяти утра. Уж лучше бы он не звонил! Да, ему удалось установить несколько адресов детей, имеющих первую группу крови и отрицательный резус, которые побывали в парикмахерской, но до сих пор преспокойно жили в своих домах.

Логическая схема, нарисованная Гардом, давала трещину. Получалось, что все похищенные сто сорок девять детей побывали в парикмахерском салоне “Пуся и К°”, но в нем побывали и тысячи непохищенных! Все сто сорок девять имели первую группу крови и отрицательный резус–фактор, но были дети с такой же кровью, благополучно оставшиеся целыми! Значит, думал Гард, есть еще какой–то дополнительный признак, наличие или отсутствие которого предопределяло хищение. Какой?

Кроме того, Гард никак не мог взять в толк, при чем тут парикмахерская. Ведь там не делают анализа крови. Правда, адреса, фотографии… Но комиссар что–то не слышал, чтобы по фотографии можно было определить резус.

Гард долго сидел в кабинете, потом встал, походил, снова сел и вдруг ринулся к телефону, вспомнив что–то чрезвычайно важное.

— Фред? — сказал он. — Как хорошо, что я застал тебя дома! Слушай, дружище…

— Я уже все знаю, — сказал Честер.

— Ты ничего не знаешь, — перебил Гард. — Сейчас я звоню по другому поводу. Скажи мне, у тебя есть медицинская карточка Майкла? Будь другом, взгляни, какая У него группа крови и резус–фактор… Ну, я потом объясню… Жду.

Пауза. Гард неподвижно, как изваяние, сидел в своем кресле. В пепельнице дымилась сигарета, к самому потолку отправляя синие остатки того, что было ее смыслом.

— Первая! — услышал Гард голос Честера. — Резус отрицательный. А что случилось?

— Слушай, Фреди, там нет поблизости Линды? Хорошо. Так вот, напряги свое внимание… Я не паникер, ты знаешь, но не исключено, что, может быть, мы поставили мальчика под удар. Не перебивай, я знаю, что говорю… Во всяком случае, очень прошу тебя: не отпускай его никуда одного. Присмотри за ним. Кстати, где он сейчас? Дома? Ну и хорошо. Так ты понял меня? Ты хорошо меня понял?

Гард повесил трубку. Потом вдруг громко сказал в пустоту:

— И зачем я взял его в парикмахерскую?

Глава 5

МАЙКЛ

В свои пять лет Майкл был таким сообразительным ребенком, каким его папа, дай Бог, будет лишь в пятьдесят, если, конечно, будет. Когда Линда устраивала Фреду то, что он называл “симфоническим концертом”, Майкл не вмешивался ровно до той поры, пока это было терпимо. В критический момент он неизменно входил в комнату и с невинным видом говорил нечто такое, от чего родители мгновенно забывали друг о друге и начинали заниматься ребенком. Например: “Мама, это хорошо, что у меня появилась сыпь?” — “Что?! — восклицала Линда. — Сыпь?! Где?” Через минуту голый Майкл уже крутился перед родителями, как новый товар в витрине универсального магазина “Клопкин и Штусс”, разочарованно приговаривая: “Неужели мне показалось?” Вновь обретшая счастье и покой Линда шептала Фреду, блестя повлажневшими глазами: “Нам нужно беречь сына, а не сводить мелкие счеты. Ты даешь обещание?” И Честер давал, хотя никогда не мог догадаться, в чем заключается его вина перед супругой и откуда берутся эти мелкие счеты.