Страница 112 из 112
— Сэр, надеюсь, я сохраню свои зубы в целости и сохранности?
— В сохранности — да, в целости — сомневаюсь, — странно ответил дантист.
— Как это понять?
— Один наверняка вскоре придется удалять… Между прочим, все зубы, которые я удаляю, я храню. У меня, с вашего позволения, музей. Музей зубов. Удивительная коллекция! Не угодно ли взглянуть? Так сказать, попробовать на зуб? Ха–ха–ха!
— Увольте, сэр! Откровенно признаться, я в детстве вел дневник, как, вероятно, все пишущие люди, и недавно, наткнувшись на него, обнаружил такую, представьте, запись: “У меня заболел зуб, и я пошел к врачу его вырывать. И вдруг зуб говорит мне по дороге…”
— Зуб? Говорит?! Весьма остроумно. Ну, так что он вам говорит?
— Он и говорит: “Ты меня не вырывай, а непременно вылечи, потому что после твоей смерти от тебя останусь только я!”
— Ха–ха–ха! Превосходно, господин Честер!.. Ваш зуб станет украшением моей коллекции!
— Только после моей смерти! Долго еще?
— Все, я кончаю, еще минуточку… А насчет зуба не беспокойтесь, такой умный зуб я как–нибудь вылечу.
— Уф! Я вам искренне признателен… Дэвид, я как–то должен?..
— Глупости, ни в коем случае! У нас совсем иные отношения. Позвольте откланяться, сэр, я благодарю вас за помощь, оказанную моему другу. Что касается наших с вами забот, то ждите моего звонка и ни о чем дурном не думайте. До встречи.
— До встречи, господин Гард. Всего доброго, господин Честер.
— Ну, как тебе сэр Фердинанд? — осведомился Гард уже в машине.
— Вполне квалифицированный дантист и, кажется, достойный джентльмен. Однако я хотел бы знать, зачем ты все же привел меня к нему? Мои зубы действительно были “поводом для знакомства” — да?
— Ты прав, Фред. Но попробуй угадать.
— Кто же он? Ты так хитро улыбаешься, что можно подумать, твой дантист по меньшей мере Папа Римский!
— Скажу, скажу. Только без лишних эмоций, Фред, потому что я за рулем, и мы можем во что–нибудь врезаться. Договорились?
— Не тяни, Дэвид!
— Это… Фредерик Грель! Не понял? Клиент Рольфа Бейли! Последний, оставшийся в живых!
— Гангстер?! Не может быть!
— Да. Он. Я все же нашел его, а теперь берегу, как очень нравственная девица может беречь свою невинность, если до свадьбы остается три дня! Он — мое единственное пока и реальное доказательство!
— Что же ты задумал?
— Ничего нового. Продолжаю борьбу.
— Но ведь надо еще уговорить этого Фердинанда… то есть Фредерика! Или ты уже уговорил его?
— Для успешной борьбы, Фред, мне нужно перо! Что ты на это скажешь? Я могу на тебя рассчитывать?
— Опыт показывает, к сожалению, что не очень.
— Благодарю за откровенность… Но хоть молчать ты будешь?
— Дэвид!
— Что — Дэвид? В этом мире все продается и покупается, Фред, все молчащее говорит, а все говорящее способно умолкнуть. Ты не лучше других. Подожди… Что там кричит газетчик на перекрестке?
Гард притормозил машину, и к ней тотчас устремился газетчик–араб, одетый в оранжевый, как у дорожника, жилет.
— Сенсационное убийство Христофора Гауснера! Глава мафии прикончен лазером! Катастрофа при перевозке диоксина…
Гард выхватил газету.
— Дорон? — шепотом спросил Честер.
— Судя по почерку — он!
Некоторое время они ехали в задумчивом молчании. Со страницы упавшей на колени газеты на них безмолвно смотрело такое знакомое, такое памятное лицо Христофора Гауснера, просто старого человека, просто дядюшки, каким его знала Дина Ланн.
— Ныне и присно, и во веки веков… — скомкав газету, тихо проговорил Честер.
— Не передумал? — резко спросил Гард.
— Ах, Дэвид! Ради чего все? И Дорон умрет, и его место займет другой генерал, и все будет крутиться по–прежнему, пока стоит этот мир…
— Но каждый должен возделывать свой сад, как сказал один старый мудрый философ.
— Вот и я его буду возделывать… У меня сын. Сын, понимаешь?! Кстати, знаешь, как я его назвал?
— Как?
— Дэв. Двойным именем: Марк—Дэвид. Марк — отец Линды…
— Счастья ему… Мне проще, у меня нет сына. Ну, вот уже и твой дом, твоя Линда, твоя семья…
— Прощай, Дэв. И спасибо!
— Прощай, Фред. Береги сына.
“Мерседес” медленно тронулся с места, кровавый свет задних огней машины еще долго стоял перед глазами Честера. Под конец он расплылся.
“Я плачу?” — спросил себя Честер. Заморосил дождь. Фред поднял воротник, постоял немного, затем тихо вошел в светлый и теплый подъезд своего дома.